— Теперь я понимаю, что вы имели в виду, когда сказали, что вас нельзя назвать носителем сана, — задумчиво проговорил Лэниган. Потом ему в голову пришла новая мысль. — Но как же тогда вы держите в узде своих прихожан?
Раввин печально улыбнулся.
— Похоже, это у меня не очень получается.
— Я не это имел в виду. Я говорю не о ваших нынешних затруднениях. Как вам удается уберечь их от греха?
— Вас интересует, как работает система? Полагаю, сообщая каждому чувство ответственности за его действия.
— Свобода воли? У нас это тоже есть.
— Конечно. Только наша свобода воли немного другая. В вашей вере свобода воли сочетается с помощью оступившимся. У вас есть священники, внемлющие исповедям и отпускающие грехи. Вы имеете целый сонм святых, заступников за грешника. Наконец, у вас есть Чистилище, нечто вроде второго шанса. Можно добавить, что к вашим услугам рай и ад, которые помогают исправлять ошибки в земной жизни. У евреев второго шанса нет. Добрые дела мы должны вершить на земле, в этой жизни. А поскольку никто не делит с нами эту ношу и не вступается за нас, мы должны делать все сами.
— Разве евреи не верят в рай и загробную жизнь?
— В общем, нет, — ответил раввин. — Разумеется, наша вера поддавалась внешним влияниям, как и ваша. В нашей истории бывали времена, когда идея загробной жизни пускала корни, но даже тогда мы понимали её по-своему. Загробная жизнь для нас — это земная жизнь наших детей, наше наследие и людская память о нас.
— Стало быть, если в земной жизни человек процветает, богатеет и веселится, но при этом творит зло, оно сходит ему с рук? — подала голос миссис Лэниган.
Раввин повернулся к ней, гадая, не вызван ли её вопрос каким-то личными переживаниями.
— Это спорно, — задумчиво проговорил он. — Неизвестно, может ли хоть что-то сойти с рук мыслящему существу. Тем не менее, всем религиям приходится биться с этой задачкой. Как хорошему человеку воздается за страдания? Какую кару несет процветающий негодяй? Восточные религии предлагают людям переселение душ. Дурной, но процветающий человек заслужил благоденствие тем, что был добродетелен в прошлой жизни, а наказание за грехи понесет в следующей. Христианская церковь предоставляет выбор между раем и адом, — раввин задумался и коротко кивнул. — Оба решения весьма неплохи, надо только уверовать в них. Но мы не можем. Наша точка зрения изложена в книге Иова, вот почему она включена в Библию. Иов испытывает незаслуженные страдания, но нигде нет ни намека на воздаяние в следующей жизни. Мучения добрых людей — одно из житейских испытаний. Хорошего человека огонь обжигает так же безжалостно и жестоко, как мерзавца.
— Тогда зачем стараться быть хорошим? — спросила миссис Лэниган.
— Затем, что добродетель несет в себе воздаяние, а грех — возмездие. Затем, что зло всегда мелко, ничтожно, подло и развратно. В нашей жизни оно представляет ту её часть, которая растрачена зря и безвозвратно испорчена.
Обращаясь к Хью Лэнигану, раввин говорил будничным тоном, но, когда он повернулся к миссис Лэниган, речь его сделалась торжественной, возвышенной, почти как во время проповеди.
Мириам предостерегающе кашлянула и сказала:
— Пора домой, Дэвид.
Раввин взглянул на часы.
— Ой, и впрямь уже поздно. Я не думал, что так увлекусь. Полагаю, всему виной "том коллинз".
— Я рад, что вы увлеклись, рабби, — сказал Лэниган. — Возможно, вам и невдомек, что я интересуюсь религией. Но я не пропускаю ни одной книжки на эту тему, хотя мне редко выдается возможность поговорить о вере. Люди не очень охотно поддерживают такие беседы.
— Быть может, тема утратила свое былое значение, — предположил раввин.
— Что ж, это вполне возможно, рабби. Но сегодняшний вечер я провел прекрасно и надеюсь на его повторение.
Зазвонил телефон. Миссис Лэниган пошла в дом, но тотчас вернулась.
— Это Ибэн, — сообщила она.
Лэниган объяснял гостям, как побыстрее добраться до полицейского гаража. Повернувшись к жене, он сказал:
— Передай ему, что я перезвоню.
— Он не дома, — ответила миссис Лэниган. — Он звонит из автомата.
— Да? Что ж, хорошо, я сейчас.
— Ничего, мы найдем дорогу, — сказал раввин.
Лэниган рассеянно кивнул и поспешил в дом, а раввин спустился с крыльца. Он ощущал смутную тревогу.
18
Наутро арестовали Мелвина Бронштейна. В начале восьмого, когда Бронштейны ещё сидели за завтраком, к ним пришли Ибэн Дженнингс и облаченный в штатское сержант.
— Мелвин Бронштейн? — спросил Дженнингс открывшего дверь мужчину.
— Совершенно верно.
Полицейский показал свой жетон.
— Я лейтенант Дженнингс из управления полиции Барнардз-Кроссинг. У меня есть ордер на ваш арест.
— За что?
— Вас хотят допросить в связи с убийством Элспет Блич.
— Вы обвиняете меня в убийстве?
— Мне приказано доставить вас на допрос, — ответил Дженнингс.
— Кто там, Мел? — крикнула из столовой миссис Бронштейн.
— Минутку, дорогая, — откликнулся Мелвин.
— Придется ей сказать, — участливо проговорил Дженнингс.
— Пойдемте со мной, — вполголоса попросил Бронштейн и повел лейтенанта в столовую.
Миссис Бронштейн испуганно подняла глаза.
— Эти господа — из управления полиции, дорогая, — сказал её муж. Они хотят, чтобы я поехал в участок и ответил на несколько вопросов. — Он сделал глотательное движение. — Все из-за той несчастной девушки, чей труп нашли во дворе храма.
Бледное лицо миссис Бронштейн пошло красными пятнами, но она сохранила спокойствие.
— Тебе что-то известно о её смерти?
— О смерти — ничего, дорогая, — со всей возможной убедительностью ответил Мелвин. — Но о самой девушке я кое-что знаю, и эти господа надеются на мою помощь в расследовании.
— К обеду вернешься? — спросила его жена.
Бронштейн взглянул на полицейских. Дженнингс прокашлялся.
— Я бы не стал рассчитывать на это, мадам.
Миссис Бронштейн уперлась ладонями в край стола и тихонько оттолкнулась. В этот миг полицейские впервые заметили, что она сидит в инвалидной коляске.
— Если ты способен помочь полиции в раскрытии этого ужасного дела, Мел, то, разумеется, обязан сделать все, что в твоих силах.
Бронштейн кивнул.
— Позвони Элу, попроси его связаться с Натом Гринспэном.
— Разумеется.
— Тебя уложить, или ты ещё посидишь?
— Нет, пожалуй, лягу.
Мел наклонился и поднял жену на руки. На несколько мгновений он застыл посреди комнаты. Миссис Бронштейн пристально вгляделась в его глаза.
— Все в порядке, милая, — шепнул он.
— Конечно, — пробормотала она, и Мел вынес её из столовой.
Новости распространяются с быстротой лесного пожара. Раввин вернулся с утренней службы и намеревался сесть за обеденный стол, когда ему позвонил Бен Шварц.
— Это достоверные сведения? — спросил раввин, выслушав его.
— Да, рабби, достовернее некуда. Вероятно, об этом сообщат в следующем выпуске последних известий.
— Вы знаете подробности?
— Нет. Только, что его задержали для допроса, — Шварц помолчал. — Вот что, рабби, не знаю уж, отразится ли это на ваших действиях, но, по-моему, вы должны знать, что он не принадлежал к нашему храму.
— Понятно. Что ж, спасибо.
Он пересказал разговор со Шварцем жене и добавил:
— Похоже, мистер Шварц намекал, что при желании я могу самоустраниться от участия в деле. Во всяком случае, я полагаю, что он имел в виду как раз это, когда сказал, что мистер Бронштейн — не наш прихожанин.
— И ты самоустранишься?
— Мириам!
— Что же ты намерен делать?
— Не знаю. В любом случае я встречусь с ним. Думается, понадобится разрешение властей и адвоката Бронштейна. Но, наверное, гораздо важнее повидать миссис Бронштейн.
— А может, поговорить с Лэниганом?
Раввин покачал головой.
— Что я ему скажу? Мне ничего об этом деле не известно. С Бронштейнами я едва знаком. Нет, надо немедленно позвонить миссис Бронштейн.
Трубку сняла какая-то женщина, которая сказала, что миссис Бронштейн не может подойти к телефону.
— Это раввин Смолл. Спросите её, пожалуйста, не согласится ли она принять меня сегодня в течение дня.
— Не кладите трубку, хорошо?
Через несколько минут женщина вернулась и сообщила раввину, что миссис Бронштейн благодарит за звонок и готова встретиться часа в два-три пополудни.
— Передайте, что я приду в три.
Не успел он повесить трубку, как в дверь позвонили. Явился Хью Лэниган.
— Ехал из храма, решил заглянуть, — объяснил он. — Наконец-то у нас есть что-то определенное. Слышали о Бронштейне?
— Слышал, и мысль о том, что он убийца, представляется мне нелепой.
— Хорошо ли вы знаете его, рабби?
— Совсем не знаю.
— В таком случае, прежде чем вы сделаете поспешный вывод, позвольте кое-что вам рассказать. В тот вечер, когда убили девушку, мистер Бронштейн встречался с ней, и это — не какая-нибудь невероятная ошибка полиции. Он сам признал, что видел девушку, обедал с ней и провел весь вечер в её обществе.
— Как он это признал? Добровольно?
Лэниган усмехнулся.
— Полагаете, мы устроили допрос третьей степени и огрели Бронштейна резиновым шлангом? Уверяю вас, здесь ничего подобного не делают.
— Нет, я думал о бесконечном многочасовом допросе, о невольных обмолвках и оговорках, которые можно раздуть до масштабов признания.
— Все не так, рабби. Прибыв в участок, Бронштейн тотчас сделал заявление. Он мог отказаться говорить и посовещаться с адвокатом, но не сделал этого, а сообщил, что был в ресторане «Прибой», где и познакомился с девушкой. Прежде, по его словам, Бронштейн никогда её не видел. После ужина они поехали в Бостон, сходили в кино, потом перекусили ещё раз. Затем Бронштейн отвез её домой и уехал. Все ясно и по-честному, не правда ли? Но тело девушки было обнаружено утром в пятницу. Сегодня понедельник. Прошло четверо суток. Если он ни в чем не виноват, то почему не пришел