Пятницкий — страница 17 из 54

я свиданий. Теперь всем готовившимся к голодовке приносили только цветы.

Прокурор дрогнул и распорядился выпустить всех, захваченных на собрании Городского районного комитета (кроме тех же Шавдии и Мовшовича), под надзор до суда.

Еще раз к Пятницкому пришло ни с чем не сравнимое ощущение свободы. Выйдя из тюрьмы, он избегал всю Одессу. Просто так. Все казалось ему внове: и море, бесконечно меняющее краски, и теплый ветер, пахнущий йодом, смолой и рыбой, и помпезная величавость Одесского оперного театра, и даже памятник Ришелье.

Но бездумной радости хватило ровно на один день. А уже на следующий Осип попытался включиться в работу Одесской партийной организации. Действовать приходилось очень осторожно — ведь он был «под надзором», и любой опрометчивый шаг мог привести его обратно в тюрьму, которая порядком ему надоела. В Одесском комитете заправляли «заядлые» меньшевики А. А. Шнеерсон (Фридрих) и Л. Н. Радченко. Что касается членов комитета — большевиков, то они либо находились в тюрьме, либо вынуждены были скрываться. Тем не менее Осип через рабочих-табачников кое-кого разыскал и договорился о проведении собрания членов партии — большевиков. Нашли подходящую квартиру. Собрание состоялось и стало первым этапом объединения большевиков после массовых арестов и репрессий начала 1906 года.

Что касается самого Пятницкого, то он довольно долго раздумывал, как ему быть. Остаться в Одессе и явиться на суд? Он почти не сомневался, что рано или поздно следствие докопается до его настоящего имени, и тогда несколько лет каторги обеспечено. Уехать? Но ведь для группы большевиков, оставшихся в Одессе, дорог каждый человек. Он написал шифрованное письмо Надежде Константиновне Крупской в Петербург с просьбой определить его судьбу. Ответ пришел уже из Москвы, от Гусева. Он предлагал Пятницкому приехать и начать работу в Московском комитете. Правда, еще не было ни московских явок, ни денег, ни даже приличной одежды. Между тем его уже вызвали в военный суд. Оставаться в Одессе и переходить на нелегальное положение не имело смысла. Пятницкий занял несколько рублей, быстро собрался и поехал в свой родной Вилькомир.

Четыре года пролетело с того дня, когда Осип последний раз ночевал в домике на Банной, где умер отец и где все еще жили мать и старшие сестры. Каким же крошечным показался ему теперь Вилькомир после Берлина, Лондона, Лейпцига, Одессы…

Вот и холм с развалинами старинной крепости на плоской вершине. В декабрьские дни прошлого года над руинами взвился красный флаг. Тюрьма, костел, монастырь, базарная площадь, городской сквер — место прогулок и флиртов гимназистов и гимназисток. Все словно бы сместилось, сдвинулось друг к другу, стало ниже, уже, меньше.

Все в Вилькомире осталось по-старому… Все ли? Ведь тогда, в 1902 году, когда Осип прожил несколько дней в семье, ему казалось, что ничто не сможет поколебать устои размеренного и привычного, как родимое пятно, безрадостного, состоявшего из каждодневной борьбы с нуждой бытия уездного городишка. И вот поди ж ты, мощная волна революционного подъема обрушилась в прошлом году и на Вилькомир. Пятницкому рассказывали о дружине вооруженных крестьян человек в 50–60, которая, скрываясь в дремучих лесах Вилькомирского уезда, вела вооруженную борьбу с царскими властями в семи волостях уезда.

В самом Вилькомире, кроме вездесущего бунда, создалась довольно крепкая организация РСДРП, с которой Пятницкий тотчас же установил связь.

В этот свой приезд на родину он услышал имя Винцаса Мицкявичюса-Капсукаса, еще совсем молодого человека, основавшего в 1904 году прогрессивный журнал для молодежи «Драугас» («Товарищ»), издававшийся за границей. Винцас сразу же после вступления в Литовскую социал-демократическую партию начал борьбу против господствующего в ней оппортунизма. А весной 1905 года из социал-демократической группы «Драугас» была образована Литовская социал-демократическая рабочая партия (ЛСДРП), признанным лидером которой стал Винцас Капсукас.

Правда, по некоторым важным программным вопросам — национальному и крестьянскому, руководители этой молодой революционной партии не стояли еще на последовательных марксистских позициях… Они не разделяли ленинскую идею революционной диктатуры пролетариата и крестьянства, а в национальном вопросе были сторонниками федерации. Но сам Капсукас отстаивал и пропагандировал пролетарский интернационализм.

Будучи в Вилькомире, Пятницкий подробно узнал о первом съезде ЛСДРП, состоявшемся в августе 1905 года. Опять-таки благодаря тому, что Капсукас за совершенно правильную позицию по вопросу о вооруженном восстании, съезд единогласно принял резолюцию О вооруженной борьбе против царизма.

Незадолго до декабрьских событий Винцас Капсукас сам ездил за оружием в Германию и по контрабандистским тропам доставил через границу закупленные револьверы новейших систем и боеприпасы. Капсукаса схватили 15 декабря 1905 года на крестьянском митинге в деревне Нартас, недалеко от Мариамполя. Однако в марте 1906 года ему удалось совершить побег из сувалкской тюрьмы и энергично включиться в революционную деятельность, на этот раз уже в рядах СДПЛ.

Мог ли предполагать тогда Осип Пятницкий, что через пятнадцать лет он вместе с Винцасом Мицкявичюсом-Капсукасом окажется в штабе международного коммунистического движения и Капсукас станет его другом и ближайшим соратником по работе в Исполкоме Коминтерна!

Незадолго до приезда Пятницкого в Вилькомир в социал-демократическую партию Литвы вступил и студент Варшавского ветеринарного института Зигмас Алекса-Ангаретис, очень скоро проявивший себе активным борцом против оппортунизма и национализма в рядах СДПЛ.

И ему так же, как и Винцасу, предстояло через полтора десятка лет представлять Коммунистическую партию Литвы в Коминтерне.

Уже звучал молодой голос студента-медика Дерптского университета Каролиса Пожелы, в будущем одного из основателей Компартии Литвы, а во дворе дома, что на углу Ковенской улицы, бегал босоногий рыжеволосый и голубоглазый мальчуган, племянник Пятницкого, которому предстояло еще пройти недолгий, но славный путь от рядового комсомольца до секретаря Компартии Литвы и погибнуть от пуль фашистских оккупантов…

Я имею в виду Иосифа Мескупаса-Адамаса — блестящего конспиратора, как бы принявшего эстафету мужества и умения вести подпольную деятельность из рук своего дяди, секретаря Коминтерна — товарища Пятницкого. Но все это: и возмужание, и героическая гибель руководителя подполья Старика — К. Пожелы, запечатленная навеки в печальных и гневных строфах Саломеи Перис, и первые шаги в революции, сделанные Иосифом-младшим, — дело пока еще далекого и непредугадываемого будущего.

Пока же, вот сейчас, в этот сентябрьский вечер 1906 года, Осип Пятницкий, только что вернувшийся домой с явки, где получил московские адреса и деньги на дорогу, прощается с матерью. Нет, он не может сказать, когда они вновь увидятся. Ведь это зависит не только от его желания. Но, конечно, он еще приедет. И, может быть, тогда над развалинами крепости на холме будет снова развеваться красный флаг и уже никто не посмеет сорвать его оттуда. Ведь вот и наш маленький Вилъкомир широко шагнул в революцию.

ТОРГОВЛЯ СУХИМИ ФРУКТАМИ,ИЛИ ЧТО ЗНАЧИТ «ВСЯ ТЕХНИКА»

Виктор (Таратута) сказал:

— Так вот, Осип, по решению МК в твое ведение передается вся техника. У тебя нет возражений?

Пятницкий несколько раздраженно передернул плечами.

— Странный вопрос. Я выполняю любую работу, если она полезна для партии.

И он взялся за «технику».

Но что же скрывалось под понятием «техника»?

В‘своей книге «Памятные годы» один из известнейших «техников» большевистской партии, Николай Евгеньевич Буренин, писал:

«Наши товарищи возили запалы на себе в особых самодельных лифчиках-патронташах, куда входили три ряда запалов по пятьдесят штук. Еще труднее было с бикфордовым шнуром. Резать его было нельзя, так как могла возникнуть необходимость в длинном куске шнура. Поэтому наши транспортеры наматывали бикфордов шнур на ноги. Нечего говорить, что все это было сопряжено с большой опасностью. Человек превращался в хорошо снаряженную бомбу. Ехать было очень трудно. Всю дорогу от Парижа до Гельсингфорса надо было бодрствовать, сидеть в вагоне, не прикасаясь к спинке скамьи, во избежание толчков, которые могли привести к взрыву».

«Люди-бомбы» — одна из составных понятия «вся техника».

Чемоданы с двойным дном и «панцири», содержащие прокладку из искусно заложенной литературы, разработка шифров, зашифровка и расшифровка корреспонденции, изготовление «липовых» документов, явки, пароли, нелегальные типографии и многое другое — вот что означает «вся техника» организации, порученная в сентябре 1906 года Осипу Пятницкому. Для того чтобы ведать ею, следовало прежде всего обладать качествами конспиратора: хладнокровием, бесстрашием, сметкой, способностью мгновенно принимать решения.

Лучшими «техниками» нашей партии были такие люди, как Леонид Красин, Максим Литвинов, Елена Стасова. В их ряду, бесспорно, находился и Осип Пятницкий.

…Вблизи шумной Сретенки, во внешнем проезде Рождественского бульвара, на третьем доме от угла внимание прохожих привлекала большая вывеска. Жирным, броским шрифтом выведено было: «Магазин кавказских фруктов».

Погожим сентябрьским утром в этот магазин зашел невысокий человек с худощавым желтовато-смуглым лицом и тонким носом с горбинкой — то ли грузин, то ли армянин. В магазине сильно пахло вялеными фруктами. За прилавком стояло два человека — приказчик и человек восточного типа, по-видимому, сам господин Ласулидзе — владелец заведения. Из окон магазина просматривался угол бульвара с монументальной черной фигурой постового городового.

Покупатель неторопливо осмотрелся по сторонам, для чего-то подошел к окну и минуту постоял перед ним, недовольно покачивая головой… Потом шагнул к прилавку и попросил отвесить полфунта изюма и столько же абрикосов.

Приказчик старательно свертывал фунтики из плотной серой бумаги. Хозяин магазина, казалось, был погружен в просмотр счетов.