Во много крат опаснее для партии были разногласия, разъедавшие ее изнутри. Дело не ограничивалось противоречиями между большевиками и меньшевиками. Тут все было более или менее ясно и постоянно. Меньшевики, напуганные переходом реакции в решительное контрнаступление после революционных событий 1905 года, считали, что столыпинский режим прочен и долголетен. Обвиняя большевиков, что именно их решительность и нетерпимость в отношении к буржуазно-демократическим партиям оказались причиной поражения революции 1905 года, они настаивали на полной легализации партии, которая должна была, следовательно, совсем отказаться от своей программы и тактики и приспособиться к деятельности в рамках царских законов. Иными словами, речь шла о ликвидации партии как революционной социал-демократической партии, отражавшей коренные интересы российского пролетариата. Кроме того, разумеется, оставались и основные принципиальные разногласия между меньшевиками и большевиками, идущими за Лениным, по вопросам характера русской революции, роли пролетариата, отношения к крестьянству и либеральной буржуазии. Эти разногласия не были разрешены ни на Четвертом съезде, хотя он и назывался Объединительным, ни на Пятом…
Но, помимо борьбы с меньшевиками по коренным вопросам революции, большевики-ленинцы вынуждены были вести беспрерывную идеологическую борьбу и с различными группировками, то и дело возникавшими в их собственной среде. И для единства большевиков серьезную опасность представлял уже не Плеханов, чьи разногласия с Лениным теперь не являлись чем-то неожиданным и новым, а скользкая «самостоятельная» позиция, занятая Троцким, будто пытавшимся примирить большевиков с меньшевиками, но… на ликвидаторской, то есть меньшевистской, платформе. Троцкий сидел в Вене и издавал там свою газету «Правду», противопоставляя ее как якобы нефракционный орган большевистской газете «Пролетарий» и меньшевистской «Голос социал-демократа».
Двурушническая и авантюристическая в 1909 году роль Троцкого и его газеты метко охарактеризована Лениным в одном из его писем: «Насчет «Правды» читали ли Вы письмо Троцкого к Иноку (Дубровинскому. — В. Д.)? Надеюсь, убедились, если читали, что Троцкий повел себя, как подлейший карьерист и фракционер типа Рязанова и К°? Либо равенство в редакции, подчинение ЦК… либо разрыв с этим проходимцем и разоблачение его в ЦО. Болтает о партии, а ведет себя хуже всех прочих фракционеров»[5].
Именно в эти годы у Пятницкого сложилось вполне определенное отношение к Троцкому как к политикану, не имеющему ничего общего с большевизмом, как к человеку, которому никогда нельзя полностью довериться. Бойся данайцев, дары приносящих! Такое отношение к Троцкому сохранилось у Пятницкого и после Октябрьской революции, в годы, когда ему приходилось работать с Троцким (Цекпрофсож, а затем и Исполком Коминтерна).
Сформировывалась пытавшаяся воссоединить несоединимое — материализм с богоискательством — группа «Вперед», в которую вошли талантливые и образованные литераторы: Богданов, Алексинский, Луначарский.
Несмотря на то, что «впередовцы» считали себя левее большевиков-ленинцев, они все же пошли на участие в блоке с ликвидаторами — Августовский блок, возглавленный Троцким. Пользуясь гостеприимством и дружелюбием Горького, Богданов, Луначарский и их единомышленники организовали известную каприйскую школу по подготовке партийных работников.
Были еще большевики-примиренцы, почему-то называвшие себя партийцами, — к ним принадлежали Марк (Любимов), Лозовский, — хотя решительно никаким влиянием на существующие тогда в России социал-демократические организации не пользовались, мельтешили изо всех сил, тратя время и силы на издание собственных органов, таких, как нерегулярно выходивший в Париже листок «За партию» и легальная газета «Единство», издававшаяся в России совместно с меньшевиками-партийцами во главе с Плехановым.
Каждая из этих групп тянула в свою сторону, каждая декларировала, что только она способна спасти партию от распада, а следовательно, и принимает на себя ответственность за судьбу революции в России. И все группы набрасывались на Ленина и его единомышленников, обвиняя в нетерпимости, фанатизме и прочих смертных грехах.
В эти самые тяжелые для партии годы Осип Пятницкий неизменно оставался с Лениным, и уже тогда люди «широких взглядов» стали насмешливо называть его твердокаменным большевиком.
В январе 1910 года в Париже был созван Пленум Центрального Комитета РСДРП. На нем, как известно, большинству удалось провести, правда только на словах, объединение всех течений РСДРП с единым Центральным Комитетом и Центральным Ор1аном, с редакцией из представителей большевиков, меньшевиков и «националов» (имеются в виду СДПиЛ, бунд и социал-демократия Латышского края). Пленум ЦК постановил ликвидировать как фракционные орган большевиков «Пролетарий», равно как и «Голос социал-демократа», централизовать все средства и издавать новый ЦО «Социал-демократ» с редакцией, состоящей из двух большевиков, двух меньшевиков и одного представителя от СДПиЛ. Кроме того, Пленум решил оказывать постоянную помощь газете Троцкого — венской «Правде», как «популярной» рабочей газете, и послал в ее редакцию своего представителя.
Ногин в полном упоении от достигнутого рассказывал Пятницкому о решениях Пленума, на котором, как следовало из его слов, «наконец-то удалось объединить Да практической работе в России большевиков и меньшевиков и втянуть в работу «националов».
Рассказывая о Пленуме, Ногин не мог не сказать, что Владимир Ильич, подчинившись решению большинства членов ЦК большевиков, в ходе работ Пленума яростно возражал против уступок меньшевикам и против мероприятий, затрудняющих работу большевиков. Ногину казалось, что в этом вопросе Ленин проявляет близорукость.
Кто оказался близоруким, показало самое близкое будущее. Только большевики честно выполнили постановление Пленума: закрыли «Пролетарий», передали крупную сумму денег «держателям»: Каутскому, Мерингу и К. Цеткин, ликвидировали весь технический аппарат своего Заграничного бюро. Меньшевики же не только не закрыли газету «Голос социал-демократа», но вопреки постановлению Пленума, решительно осудившего ликвидаторство, начали бешеную кампанию против сторонников нелегальной партии в России.
Когда спустя примерно год после этого Пленума Пятницкий вновь очутился в Париже, он встретился в кафе с группой русских социал-демократов и внес предложение. Суть его сводилась вот к чему: в немногочисленные партийные организации, существующие в России, надо заблаговременно направлять прокламации, посвященные разным крупным событиям: 1 Мая или годовщине расстрела рабочих 9 января и т. п. Он, Пятницкий, брался организовать доставку таких листовок и прокламаций аккуратно и по всем существующим адресам. Это техника — его кровное дело. Но нужно еще подобрать коллектив авторов — литераторов-партийцев, умеющих находить верные слова ми образы. И это уже не его дело.
Собравшиеся одобрительно отнеслись к предложению Пятницкого. Составили список авторов будущих прокламаций. В их число вошли и Любимов, и Лозовский, и многие другие, представлявшие различные группки и подгруппки партии. Нашлось место даже и для Мартова! Но не нашлось для… Ленина и его приверженцев. Осин, не скрывая своего возмущения, тут же заявил, что для пересылки таких прокламаций у него нет и не будет «технических возможностей». И рассказал обо всем Владимиру Ильичу и Надежде Константиновне.
Во время одной из своих встреч с Лениным в Париже Пятницкий с тревогой и горечью говорил о страшной неразберихе во всех партийных делах в России и за границей. Нужен новый авторитетнейший центр, вокруг которого стали бы сплачиваться все большевики и в России и в эмиграции.
Инициативу по организации такого центра должны взять на себя большевики — члены редакции нынешнего ЦО. Оказалось, Ленин и его друзья уже составили тогда план созыва Всероссийской партийной конференции (Пражской), значительную роль в организационной подготовке которой, как мы уже знаем, пришлось играть Осипу Пятницкому.
Кстати, охранка со своей стороны тоже оценила деятельность Пятницкого по подготовке Пражской конференции. В агентурной записке от 9 февраля 1912 года сказано следующее: «Техническое оборудование порядка и способа переправы делегатов через имперскую границу и последующей отправки таковых в Прагу всецело были переданы на усмотрение главного транспортера ЦО «Альберта» (известный Департ. полиции мещ. гор. Вилькомира Ковенской губ. — Иосель Ориолов Таршис, исполнявший в 1907 г. обязанности секретаря Моск, комитета РСДРП под парт, псевдонимом «Пятницы», проживает в настоящее время в Лейпциге под фамилией Рашковского), последний связывался с отъезжавшими, не имевшими заграничных паспортов, еще в пределах пограничной полосы, преимущественно в районе Привисленских губерний, и организовывал данный переход границы при посредстве хорошо известных ему по транспортировке литературы контрабандистов».
Неизменная верность Пятницкого большевизму, ленинским взглядам и установкам во всех принципиальных вопросах строительства партии, ее Программы, стратегии и тактики не означает, что Пятницкий вообще не вступал никогда в споры с Лениным по частным вопросам. Безоговорочное преклонение перед авторитетом Владимира Ильича вообще не имело места среди ближайших единомышленников Ленина. Оно было бы чуждо, противно самой натуре Владимира Ильича, охотно и уважительно выслушивавшего каждого своего оппонента и бросавшегося в страстный бескомпромиссный спор с ним, если приводимые доводы противной стороны казались ему ошибочными.
В этом отношении Владимир Ильич был антиподом Плеханова, тщательно оберегавшего свой авторитет признанного лидера и не снисходившего до спора с человеком, коего он, Георгий Валентинович, считал во всех отношениях ниже себя.
Так вот, о некоторых спорах Пятницкого с Лениным.
В годы своей второй эмиграции Осип мало чем напоминал того юношу, который появился в кругах революционной эмиграции, имея в своем багаже лишь опыт ловкого, удачливого агента «Искры» да отважный побег из Лукьяновской тюрьмы. В то время Осип жадно впитывал в себя все, что слышал от старших товарищей, и, отлично сознавая свою малограмотность в области теории, не рисковал вступать в споры, если только они не затрагивали самого главного, составляющего смысл жизни самого Осипа — беспощадной борьбы с ненавистным царским режимом. Он осматривался, внимательно с