тротуарах Невского.
…Первым, кого увидел Пятницкий в ЦК, был Яков Михайлович Свердлов.
— Рад вас видеть, товарищ Пятница, — прогромыхал Яков Михайлович своим удивительно сочным басом и крепко тряхнул его руку. — Как добирались?
— Помяли бока маленько, — сказал Пятницкий.
— Вам резолюция ЦК еще неизвестна? — Свердлов достал из внутреннего кармана кожанки записную книжку и вынул из нее сложенный вдвое листок бумаги. — Вот ознакомьтесь. Писал Владимир Ильич.
Пятницкий увидел четкий стремительный почерк Ленина, прочел и перечел резолюцию. Предельно выразительная и лаконичная, умещавшаяся на четвертушке серой бумаги в клеточку, она ставила на очередь дня вооруженное восстание: «Признавая таким образом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы (съезда Советов Северной области, вывода войск из Питера, выступления москвичей и минчан и т. д.)»[8].
— М-да, по-ленински, — пробормотал Пятницкий.
— Имеете какие-либо веские возражения? — весело осведомился Свердлов.
Пятницкий только головой мотнул.
— Единогласно?
— Десятью голосами против двух.
— Против! — задохнулся Пятницкий. — Да кто же это так отличился?
— Члены ЦК. Каменев и Зиновьев. Владимир Ильич вне себя, считает их политическими слепцами.
— Да как же они? В голове просто не укладывается.
— А вы-то сами, товарищ Пятницкий, «за» или «против»? — Бас Свердлова приобрел металлическое звучание.
Пятницкий не отвел глаза под острым, настороженным взглядом Свердлова.
— Мы за восстание. Безоговорочно. Споры о другом: может или не может Москва начать первой.
Свердлов снял пенсне и старательно протер его стекла большим носовым платком. Теперь его глаза казались больше и добрее.
— Знаю, Осип. — Он тут же ловко накинул пенсне на переносицу и выжидающе, но с едва проступающей ироничностью пробасил: — А вот товарищи Ломов и Яковлева весьма нас обнадежили. Мы-де вполне можем и первыми. Так и заявили. А?
Пятницкий чувствовал, что вот-вот взорвется, и только огромным усилием заставил себя говорить негромко и размеренно.
— Но каким способом? Способы-то, Яков Михайлович, разные бывают.
— Ладно, товарищ Пятница. Давайте-ка лучше займемся бухгалтерией. — Свердлов достал записную книжку и огрызок химического карандаша. — Мы с вами техники и организаторы. Нам нужны проверенные данные и точные цифры. Какими силами, но только совершенно реальными, располагает Московский комитет на сегодня? Начнем хотя бы с Красной гвардии.
— По сведениям, поступившим в МК на 8 октября, в дружинах Красной гвардии состояло около десяти тысяч рабочих. Точнее, девять тысяч семьсот шестьдесят человек, — незамедлительно ответил Пятницкий. Его цепкая, натренированная за годы конспирации память не нуждалась в записях.
— А как они вооружены?
— Три тысячи винтовок, берданок и револьверов разных систем от браунинга и «смит-вессона» до дамской пукалки «велодога».
— Да, не густо. А чем располагают части Московского гарнизона?
— Берданками с малым запасом патронов, разобранными пулеметами без замков и некоторым количеством ручных гранат без капсюлей. Остальное оружие, заблаговременно изъятое у гарнизона, передано юнкерам.
— Невелик, оказывается, кулак! — воскликнул Свердлов.
Они проработали довольно долго, Свердлов задавал вопросы, Пятницкий отвечал на них, и Яков Михайлович заполнял заметками листок за листком своей записной книжки.
Потом разложили на столе плац Москвы, захваченный Пятницким, и кончик карандаша Свердлова долго блуждал по улицам и площадям центра, по улицам и переулкам Пресни, Хамовников, Басманного, Благуше-Лефортовского и Сущевско-Марьинского районов.
В этот же день у Пятницкого состоялись встречи с членами ЦК Сталиным, Бубновым и Сокольниковым.
Только вечером, когда уже во влажном сумраке расползлись желтые пятна фонарей, Пятницкий отправился на Выборгскую сторону, чтобы повидаться с Надеждой Константиновной Крупской, а через нее с Лениным.
Прежде чем вызвать Владимира Ильича из Выборга, ЦК подготовил для него именно на Выборгской стороне, рабочие которой безоговорочно поддерживали большевиков, тщательно законспирированную квартиру. И хотя Ленин появился на заседании ЦК, происходившем 10 октября на Карповке, в квартире Суханова, а после заседания ночевал на Петроградской стороне у Эйпо Рахья, а потом встречался с членами ЦК и на квартире Михаила Калинина, и на квартире машиниста Финляндской железной дороги Ялавы эта, на Большом Сампсоньевском, считалась наиболее безопасной и удобной. Попасть в нее можно было только через Крупскую и Женю Егорову, секретаря Выборгского райкома партии.
Обстановка в помещении, занимаемом Леоновской подрайонной думой, пришлась Пятницкому по душе. Несмотря на поздние часы, комнаты были полным-полны рабочими и работницами. Они грудились возле столов, о чем-то спрашивали, получали задания и уходили. Ни суеты, ни бестолковщины.
В одной из комнат Пятницкий нашел Надежду Константиновну. Она показалась ему немного осунувшейся, по очень оживленной.
— Вот и опять встретились, милый Пятница, — радостно сказала она, протягивая руку. И с доброй своей улыбкой, осветившей бледное утомленное лицо, посмотрела на него долгим внимательным взглядом. — Сколько лет, сколько зим! А вы неважно выглядите, Пятница, совсем неважно. Уж не больны ли?
Пятницкий любил и безмерно уважал Надежду Константиновну. Познакомившись с ней и Лениным весной 1903 года в Лондоне, он, тогда еще совсем юный искровец, сразу же почувствовал на себе ласковое, изучающе-внимательное отношение Крупской. Все последующие годы своей подпольной революционной деятельности, где бы он ни находился, он никогда не прерывал дружески-деловой связи с Надеждой Константиновной. И каждое ее письмо, всегда и неизменно являвшееся отзвуком мыслей и действий Ленина, приносило Пятницкому силы, уверенность и большую радость.
И вот они вновь стоят друг против друга, и будто и не легло между ними более четырех лет разлуки после той незабываемой недели в Поронине, которую Пятницкий провел в семье Ульяновых.
— Приболел немного, Надежда Константиновна, да зажило все как на собаке. А вы-то, вы-то как? — взволнованно спрашивал Пятницкий, все не выпуская из своих ладоней легкой и теплой ее руки.
— Все хорошо, Пятница, даже очень хорошо. Но пойдемте-ка со мной, а то здесь и поговорить нельзя, уж очень людно.
Она провела Пятницкого в маленькую комнату, где стояли канцелярский стол и два венских стула, повернула на два оборота ключ, села сама и показала на стул Пятницкому.
— Садитесь. — И негромко: — Владимир Ильич вас ждет. Придете к нему завтра утром. В дверь постучите таким образом. — Костяшкой указательного пальца она отстучала о край стола: раз, два и после паузы еще два раза быстро, почти без перерыва. — Запомнили? Только, пожалуйста, не звоните. Он не откроет.
Утром 13 октября Пятницкий направился по адресу, полученному от Крупской.
Шел он по длиннейшему проспекту неторопливой, размеренной походкой, в длинном черном пальто и фетровой шляпе. То ли зубной врач, то ли банковский служащий, не очень-то поспешающий', на службу. Много раз до автоматизма изученными приемами проверял, нет ли за ним слежки, не тащит ли за собой «хвост». А мысли были заняты предстоящей встречей. Разбирало нетерпение — ну, скоро ли? Ну где же этот самый поворот?
Но вот наконец нужный дом. Еще раз оглянувшись по сторонам и убедившись в отсутствии «хвоста», Пятницкий проскользнул во двор, сразу же нашел квартиру и, поднявшись по лестнице, постучал в дверь так, как показывала Крупская. Через несколько секунд за дверью возникли знакомые быстрые шаги, дверь распахнулась, впустила Пятницкого, захлопнулась, и совершенно незнакомый человек сказал таким бесконечно знакомым голосом:
— Наконец-то, товарищ Пятница! Здравствуйте, здравствуйте!
Опытный взгляд конспиратора, брошенный Пятницким на Владимира Ильича, не мог не отметить поразительной трансформации, которой подверглось лицо Ленина лишь за счет сбритых усов и бородки. Лицо было настолько новым, настолько непривычным, что никакого грима не требовалось больше, чтобы облик Ленина стал неузнаваемым.
— Ну, просто здорово, Владимир Ильич! — восхищенно воскликнул Пятницкий. — Еще бы парик, и самый опытный филер проскочит мимо.
— Есть и парик… — тотчас же откликнулся Владимир Ильич. — Прошу за мной. Вот сюда.
Миновали столовую и вошли в комнату, заваленную книгами и газетами.
Как и всегда, когда Пятницкий виделся и разговаривал с Лениным, им все более овладевало чувство удивительного спокойствия и уверенности, что вот теперь-то все будет действительно очень хорошо. Словно могучий интеллект собеседника, как динамо-машина, безостановочно выбрасывал волны энергии и насыщал ею все вокруг себя.
Усадив Осипа в кресло, Ленин неожиданно спросил:
— Надеюсь, у вас есть сегодняшняя газета? Мне еще не приносили.
Пятницкий достал из кармана «Рабочий путь». Ленин нетерпеливо развернул газету, мгновенно пробежал взглядом по страницам и торжествующе воскликнул:
— Питерский Совет за выступление! Совет выбрал Военно-революционный комитет даже без прений, несмотря на то, что меньшевики и эсеры требовали открытия прений.
Пятницкий с любопытством, но и с некоторым недоумением смотрел на победно взмахнувшего газетой Ленина. Где он там нашел, что Петросовет высказался за восстание? Я же прочел ее всю от первой до последней строчки. Ну да, при Петросовете создан Военно-революционный комитет. Это есть! Но дальше-то там говорится, что «в задачи Военно-революционного комитета входят — определение боевой силы и вспомогательных средств, необходимых для обороны Петрограда и не подлежащих выводу, учет и регистрация личного состава гарнизона Петрограда и его окрестностей и предме