Савва поворачивает к обочине и мягко выжимает тормоз. Тело всхрапывает, но глаз не открывает. Его дыхание ровное и спокойное, как у честного человека или, наоборот, последнего подлеца. Жизнь показывает, что хорошо спят и те и другие. Савва говорит, что ему до кустов дойти да обратно вернуться. Я киваю и смотрю в другую сторону, на лапы елей, на высокий снег, который еще не стаял в лесу, на пустые ветки деревьев.
– Насть, принеси сигареты, лень идти.
На переднем пассажирском сиденье лежит Витина пачка, которую я перепоручила Савве. Беру Витины-мои-Саввины сигареты, несу их на обочину по примятому снегу. Савва достает одну, предлагает мне, я отказываюсь. Он лезет в карманы – те самые, которые распороты и из которых все проваливается за подкладку. Достает оттуда зажигалку, она блестит на солнце, словно подмигивает мне. Я ее узнала. На ней изображена змея с открытой пастью. Савва перехватывает мой взгляд:
– Ну, ему она пока не нужна.
Пытаюсь не выдать даже взглядом, что думаю, отвожу себя чуть дальше от него, он подходит ровно на столько же. За городом холодно и промозгло. Солнце, которое грело нас или хотя бы создавало такое впечатление на асфальтированном прямоугольнике заправки, тут не работает. Зябну, пальцы замерзли, если взять ими льдинку или снежок – не растопишь. Собираюсь возвращаться в машину.
– Не торопись. – Держит меня за локоть.
Я останавливаюсь, он не отпускает. Поворачивает к себе лицом. Смотрит в глаза, будто пытается в них найти ответ на свои вопросы. Царапающий взгляд, физически ощутимый. Напряжение в его руке, внутри меня.
– Давай договоримся. Я отвезу тебя до места.
Киваю.
– А ты отдашь деньги.
Пытаюсь говорить спокойно:
– Сколько?
– Все.
Я поняла, Савва, я уже все поняла. Жаль, что поздно. Он по-настоящему сжимает руку, становится больно. Чувствую покалывание в локте, как бывает, если удариться об угол. Савва хоть и маленький, но сильный. Я выше него, но сейчас он смотрит на меня сверху вниз, целится глазами в шею, и это пугает меня. Бледный, жесткий, как будто замерзший изнутри. Я такое уже видела сегодня – утром в гаражах.
– Ты хотел… Там в гаражах еще? Хотел…
– Не смог же.
– Савва!
– Не толкай на грех. Отдай по-хорошему.
– Что ты делаешь? – Пытаюсь вырвать руку.
– Дай деньги. И все хорошо будет. До места докину, как договаривались. Не трону, не обижу.
Мое «я» забивается куда-то внутрь, прячется за печенью, селезенкой, за тем самым воздушным шариком в горле, залезает за мозжечок – не знаю. Все затягивается дымкой. Хроническая бессонница, звонок в тот дом, три с половиной недели, странное утро, переживания последних минут – слишком много для человека. Когда снова ощущаю себя цельной, я плачу. Это не слезы страха или жалости к себе, они не имеют причины, просто усталость и тревога вытекают наружу. Савва отпустил локоть и молча курит на расстоянии вытянутой руки.
– Ничего, поплачь, – говорит он «добрым» голосом.
Становится мерзко. Лезу в карманы и вырываю оттуда деньги, будто они проросли там. Скидываю все в жадные ладони, которые хватают бумажки на лету, заботятся, чтобы не упали в грязный снег. Савва считает взятое, распрямляет купюры и формирует из них пачку – получается около семнадцати тысяч. Заглядывает мне в глаза, а у самого не зрачки, не радужки, а цифры.
– От души отдаешь? Искренне?
– Да-да, искренне – говорю, отворачиваясь.
Савва кладет их в карман. Потом задумывается ненадолго, раскачивается с пятки на носок, похож на неваляшку.
– Мне казалось, что больше было. Точно все достала?
– Да.
– Покажи карманы, а? – Снова заботливый тон.
Выворачиваюсь наружу. Все, что можно предъявить к досмотру, показываю, даже куртку расстегиваю, сбрасываю на снег. Делаю это с озлобленностью, с удовольствием, которое может принести унижение. Из машины кричит спросонья Тело – свидетель этой сцены. Мы оба возвращаемся в машину. Застегиваю на ходу куртку, заворачиваю карманы. Тело встречает нас вопросами, на которые мы оба не отвечаем. Я их даже не слышу, понимаю только, что рядом говорит человек. Савва срывает «Волгу» с места, меня и Тело чуть откидывает назад.
Не смотрю никуда, потому что все вызывает отвращение. Упираюсь невидящим взглядом в подголовник переднего кресла – подходящий фон для мыслей, хотя их у меня нет. Не знаю, сколько прошло времени, когда я почувствовала руку у подбородка. Она напугала меня. Пальцы хватали ворот, кожу, пока не нашли язычок молнии и не попытались дернуть вниз. Отталкиваю ладонь подальше от себя, она лезет снова. Оказывается, Тело подсел близко и говорит со мной. Делаю усилие, чтобы начать его слышать.
– Я тоже хочу, – говорит он мне, потом обращается к Савве. – Разве мы не друзья? Надо делиться.
Отталкиваю его, он хватается за рукав.
– Настенька, нехорошо одного радовать, другого динамить. Ты же умница.
Он тянет на себя. На куртке в районе плеча разъехался шов, наружу вылез кусочек синтепона. Замечаю такие мелочи, но никак не могу увидеть всю ситуацию целиком. То, о чем я думаю, правда происходит? И о чем я думаю?
– Не ломайся ты!
– Нет, нет!!!
– Да чо ты выпендриваешься. Сама все понимала, когда в лес с нами ехала.
– Савва, пожалуйста. – Голос негибкий и металлический, как проволока.
Савва молчит. Он поправляет зеркало заднего вида и смотрит на меня, на Тело, которое раздувается на заднем сиденье, как тесто, и скоро займет все пространство. Тело отпускает рукав и опять тянется к молнии куртки. Савва делает финт, машина идет боком ближе и ближе к обочине. Мы врежемся, снова на этом проклятом Старом шоссе. В последний момент Савва сбавляет скорость, но не тормозит до конца, открывает заднюю дверь. Тело вываливается наружу, в весенний жесткий сугроб, и скатывается чуть вниз. Дверь захлопывается. Савва давит на газ, и мы едем дальше. Несколько минут проходят в тишине.
– Так куда тебе? Умаялся я.
Я узнаю эти места, еще чуть-чуть – и мы увидим поворот, березу, в миллиметре от которой я остановила машину. Когда мы проезжаем съезд на деревню, прошу Савву притормозить. Выскакиваю из машины, Савва следом идет открывать багажник, достает канистру с бензином и пузатый пакет.
– Не такая уж я гнида, свои деньги отработал. – Улыбается.
Киваю, не в силах сказать спасибо. Молча, пряча голову в плечи, отхожу от машины с канистрой. Тревожная мысль залетает в голову.
– А если этот придурок меня здесь найдет?
– Не найдет, на обратном пути его подберу. Пить сегодня буду, мне приятель нужен.
Мы расходимся в разные стороны. Канистра тяжелая, несу ее, перевешиваясь на один бок, пакет бьет по ногам при каждом шаге. Сзади догоняет знакомый голос – почему Савва никак не уедет?
– Стой!
Савва подбегает и протягивает большую и жадную ладонь, которой еще недавно забирал мои деньги.
– Тебе, наверное, понадобится. От сердца отрываю, учти.
Посередине лежит металлическая зажигалка. Тянусь за ней – и Савва прячет вещь в кулаке: играет со мной, будто мало мне было сегодня. Потом отдает.
– Пользуйся с умом.
Уходит не попрощавшись. Отворачиваюсь, слышу, как за спиной хлопает дверца, машина газует и трогается с места. Когда решаюсь посмотреть через плечо, ничего и никого нет, кроме меня и дороги. А сбоку видна кривая челюсть улицы с деревянными домами. Мне туда.
Глава 6Мечта
В середине января Настя решила: нужен ноутбук, чтобы откликаться на вакансии оттуда, из большой России, к которой ее маленький городок относился лишь территориально. Ничего общего с Москвой, Питером, Казанью, Екатеринбургом, Омском, Сочи, Краснодаром, Калининградом и другими крупными точками на карте он не имел. Там можно чего-то добиться, а здесь – только стоять по пояс в тягучем болоте, которое обнимает бережно и любовно. И все-таки она в нем тонула. С каждым годом чуть глубже завязала, кромка жижи чуть ближе подступала к горлу. Истлевала картинка красивого будущего, в котором все сложится и жизнь будет как надо. Бесполезно и безрезультатно переводила она будущее в прошлое.
Настя не могла ненавидеть свое болото, потому что сама была его частью, – кому и соврать можно, а себя не обманешь. Но и не чувствовать инородность, примесь чего-то нездешнего, тоже не выходило. Она больше этого городка, запыленного временем. Шире узких улиц без тротуара, на которых люди отскакивают от проезжающих машин в грязь. Лучше аварийных домов с осыпающимися балконами. Одна беда – уехать не могла, как ни храбрилась. Не хватало смелости. Кому она там нужна, а тут родные, всю жизнь тебя знавшие люди сидели под боком, на шашлыки звали, заботились, как умели. Уедешь от них и себя неизбежно потеряешь, не целиком, но какую-то часть. Поэтому Настя мечтала о большой России, а жила в маленькой. Болото обнимало бережно и любовно.
Идея купить подержанный ноутбук стала соломинкой для медленно и скучно утопающей – живи там, где привыкла, а получай так, как хочется. Видела, что требуются персональные ассистенты на удаленке, менеджеры маркетплейсов, читала статьи в «Дзене» про баснословные заработки и думала, что вот он, шанс получше с деньгами познакомиться и не сидеть где-нибудь продавщицей, не таскать тяжелые коробки, не стоять в ростовом костюме медведя в центре.
К слову, о медведе: этот образ использовался для рекламы детского центра «Машенька», и Настя бы хотела там работать аниматором, администратором, да кем возьмут. Но принимали туда только с педагогическим образованием или опытом работы с детьми. Сначала женщина, которая ее собеседовала, взяла резюме, посмотрела, что Настя работала флористом (так ее записали в магазине цветов, где продавали подвядшие розы и мясистые гвоздики) и продавщицей в магазине «Живое пивко».
– Но я детей люблю! – настаивала Настя.
– Пиво тоже любите, как я посмотрю.
Мечта о теплом месте работы, где Настя будет полезным и важным человеком, обрушилась, как торец барака на Малой Щукинской в прошлом году. С администратором детского центра здоровались родители, называли по имени-отчеству, по праздникам дарили цветы. Здорово было бы сказать бывшим одноклассникам при встрече, что нашла местечко в детском центре. Они посмотрели бы на нее с интересом: а как к вам нашего Мишеньку, Аглаичку или Стасика пристроить? И Настя бы помогала, параллельно нарабатывая авторитет в этом маленьком и оттого суровом мирке, который только территориально входил в состав большой России, а так жил сам по себе.