— Картины все про баб и голых, ты говоришь.
— А-а-а, не только. Есть и… пейзажи, натюрморты. Но натюрмортов вообще мало. Чуть-чуть.
— Значит так, дарагой, если картины настоящие, я их куплю. У меня как раз есть немного свободных деньжат. Есть парочка знакомых экспертов. Пусть «понюхают» товар со всех сторон, поцарапают краску там, где-надо, в свои лупы-залупы… О, извини, брат, я слышал, что для твоего слуха это уже западло. ты уже по-нашему не… — Видя, что Владимир Петрович нахмурился, поторопился закончить мысль. — Короче, пасмотрят, справочку успокоительную для убедительности мне выпишут. А я зелень в еврики пока поменяю. Или тебе зеленью отдать, по курсу?
— Меняй-меняй. У тебя больше своих чейндж-менялок. Я тебе доверяю.
Хмм, доверяет он, широко улыбаясь, подумал Шаман, обязательно проверит бабло, скотина. Он бы сам, точно так сделал.
— Спасибо, дарагой, как скажешь. — Ещё шире разводя в стороны руки, заверил Шаман.
На дополнительно возникшую тему, у двух авторитетов, ушло не больше ещё одного часа, ещё одной бутылки «Хванчкары», Владимир Петрович допил початую бутылку «Путинки».
И всё это без стрельбы, что охраннику было удивительно, и без трупов…
Когда обе машины одна за другой исчезли вдали за поворотом, охранник опустил шлагбаум, опустил руку от форменной фуражки, и перекрестился… Вроде обошлось!
41
Дом и квартиру Платона Ивановича сыщики нашли не сразу. В поисках указанных ориентиров прошли почти всю центральную улицу. Думали — рядом. Пошли пешком. Оказалось… Нет, что касается мусорных баков, они изредка попадались, но в основном в стороне, за одноэтажными серыми жилыми домами. Попадались и автобусные остановки. Много было парикмахерских салонов, салонов связи, несколько филиалов различных коммерческих банков, хлебных киосков, пекарен изготовления лепёшек, шаурмы, других прочих бытовых услуг. Своей разномастной архитектурой, центр городка напоминал яркий цирк-балаган, который на время захватил территорию для своего представления.
Резко контрастировала со всем этим балаганно-неправдоподобным, возведённое ещё в советские времена, обширное четырёхэтажное ухоженное здание городской мэрии или главы местной управы с непременным красным флагом и барельефом головы В.И.Ленина на фронтоне, словно кокарда на фуражке. Напротив мэрии, через площадь, на таком же расстоянии, автобусная станция и железнодорожный вокзал в окружении множества торговых палаток, выцветших и разномастных… Вокруг всего этого суетилась масса народу. Шумная, крикливо-говорливая, братская, торговая толпа.
Но, всё это осталось позади… Следователи искали почту.
Да вот же она. Наконец-то! Почта — синей раскраски — сама собой нашлась метрах в ста за площадью. И мусорка, и автобусная остановка тут же, как и было указано в мальчишеской ориентировке. К тому же, здание почты, чтоб не перепутали, отм еч ен о опознавательной надписью: «Почта России», и на углу указателем: «ул. В.И.Ленина, 13».
Сам нужный дом искать не пришлось, он, по виду жилой, был рядом и единственный. За ним виднелась верёвка с вывешенным бельём. А другие, что были рядом и дальше, производили впечатление обвального фонда. Одни были уже без оконных переплётов, другие прикрыты строительной маскировочной сеткой, третьи зияли пустыми обгоревшими внутренностями… Над всем этим висел запах отхожего места.
— А что это у вас, тут, уважаемые, Мамай что ли прошёл? — указывая рукой на «ущербный» вид жилого фонда, спросил Цветков, сидевших в тенёчке стариков, в чахлом палисаднике за почтой.
…Нужно узнать всё о нём, кто такой, давно ли здесь живёт, чем занимается… не бывший ли химик, случайно…
— Вот эта? — спросил один из них, кивая головой за спину.
— Да, вот это всё. — Подтвердил Цветков. Он, как старший по возрасту, и опытный, взял инициативу общения с местным населением на себя.
— Так ведь это — рынок, милок. Старое сносим, новое строим! — Пафосно ответил словоохотливый мужичок.
Остальные старики согласно закивали головами. Старые, морщинистые, неважно одетые. Бабульки в платочках, старики с седой небритой щетиной, почти все курят, в ногах одного из них, трёхлитровая банка с мутной жидкостью, у всех в руках мятые пластиковые стаканчики.
…Опросить соседей…
Сыщики оглянулись на указанный «рынок».
— Так стройки-то чего-то невидно? — Не согласился Василий Васильевич.
— Так, милок, главное-то на́чать, как говорил МихалСергеич, на́чать! Понимаешь? — Точно копируя ударение и говор бывшего генсек, сообщил он. — А остальное потом, апосля. Вот и… На разрушение мозгов хватило, а на остальное — тю-тю, как говорится. Разворовали.
— Ну уж, прямо и…
— Не побрезгаете? — Поднимая банку, непонятно к кому обращаясь, односложно предложил тот, в чьих ногах она ожидала.
— Самогонка. — Уточнил говорливый. — У нас сёдни праздник.
…Был ли дома три дня назад. Есть ли алиби…
— Какой? — Спросил Порогов. Он все праздники знал, с Интернетом сверял. Красной даты на сегодня точно не значилось ни на мобильнике, ни в Интернете.
— Так ведь, эта… Какой скажешь, за то и выпьем. — Из-под козырька фуражки на Порогова смотрел хитро прищурившийся взгляд говорливого.
Следователи переминались с ноги на ногу, не мешали Цветкову «вести» разговор, ожидали. Говорливый заметил, истолковал по-своему.
— Та вы присаживайтесь, молодёжь, в ногах правды нет. — Предложил он и освобождая, дернулся задом влево. Соседи колыхнулись. Крайний слева мужичок, он в разговоре не участвовал, с улыбкой, не мигая, смотрел куда-то отрешённым взглядом прямо перед собой, в даль, свалился, но в той же позе остался лежать на земле. — Во, видишь, и место освободилось, и тара. — Хохотнул говорливый. Его соседи, всё так же заторможено улыбаясь, повернулись на «выпавшего» из обоймы. — Во, минус один. Ха-ха… — вновь с восторгом хохотнул говорливый. — Можно не наливать. — И без перехода, посерьёзнел. — Кстати, а вы откуда будете-то, молодые люди, из Москвы, поди?
…Видел ли кто художественные картины у него в руках, дома… Есть ли родственники вообще, где? Здесь, в частности. Узнать адреса…
— Да, погостить.
— К кому?
— Так ведь к Платону Ивановичу мы. — Вытирая пот со лба, «признался» Цветков.
Хоть и в тенёчке, но жарко. Полдень.
— К Платошке? К Иванычу? — Обрадовано вскричал говорливый, и ещё более радостно заявил. — Так ведь он уехал. Вы опоздали. Как раз только что, отседа и, как раз, на автобуси…
— А куда он уехал? То есть, когда вернётся, он не сказал?
— А мы ему что, секретари или родственники? — снова коротко хохотнул говорливый и нагнувшись, поочерёдно зажимая то одну сторону носа, то другую, громко высморкался себе под ноги, вытер пальцы о штаны, заметил. — Он с нами не пьёт.
— Брезговает. — Суровым тоном подчеркнул старик с банкой.
…Нужно посмотреть квартиру, хорошо её обследовать…Картины могут быть под полом, под окном…
— Ага, — согласился говорливый. — Сам себе велосипед. Смазал педали и поехал.
— На велосипеде? — Удивился Порогов.
— Почему на велосипеде? — Растерялся было говорливый. — У него и нет его вроде. — И выговорил Порогову. — На автобуси он поехал, я говорю, на авто-бу-си. Я сам видел. С палкой в руке, с сумкой на плече… как этот… ха-ха… паломник, ну. Ноги лечить. Ага! На рейсовом, я говорю.
— Ноги? А что у него с ногами, больные?
— Да нет, на той неделе вроде бегал, а тут, говорит, что-то встряло в коленки и… Возраст.
— Я знаю, это соли. — Не поворачивая головы, выдала диагноз бабка.
Говорливый на заявления бабки не отреагировал, смотрел на Порогова.
— Доживёшь, парень, до старческих годков, и ты по докторам побежишь. Уже сейчас бледный! По ногам, я говорю, он, наверное, и поехал. По ногам!
— А мы можем у него подождать? — Вклинился в разговор Мухин. «Посидельцы» на него посмотрели с сочувствием, как на больного.
— Конечно, можно. — Заявил говорливый.
…Есть ли в городе коллекционеры дорогих картин… Старые партийные бонзы или новые русские… Составить список. Пробить по базе…
— А можно и к нам. — Предложил мужик с банкой. — Если не побрезгаете.
— А где его квартира? — Игнорируя предложение, спросил Мухин.
— Та вот здесь же, — посидельцы дружно указали рукой. — На первом этаже, направо. Не ошибётесь… — И уже вдогонку, говорливый крикнул. — Вы осторожнее там, в подъезде, ноги не переломайте. Пол проваливается.
…Обязательно узнать номер автобуса, опросить водителя…
Действительно, в тёмном подъезде не только половицы под ногами прогибались, но и чавкала вода, неприятно пахло канализацией и гнилью…
Площадку описывать не нужно, она, как и многие такие в данное время, напоминала комнату ужасов и бесплатных развлечений. Стены с осыпавшейся штукатуркой, изрядно грязные, вверху чёрный закопчённый потолок, над входом голый патрон из-под лампочки, в дальнем углу, почти под потолком, окутанный густой паутиной, напрочь запылённый прибор контроля коллективного электропотребления, с оторванными проводами… Двери в других квартирах тоже «видывали виды», светились множеством фанерных заплат, на месте кнопок звонков — обломанные кружки и голые огрызки проводов.
Неприятный запах и тишина.
…Тихо… Спокойно… Вот здесь мы его и возьмём… Но лучше бы всё-таки на месте, в гараже. Да, в гараже будет доказательно… Решено. Брать будем с вещдоком.
Убого всё! Да, не ухожено, понимающе переглянулись следователи, останавливаясь возле нужной двери…
Неожиданно за их спиной послышался звук открываемой двери, следователи обернулись. В проёме стояла девочка лет восьми… Худенькая, с бледным лицом, двумя косичками, любопытными живыми глазами, в домашнем платьице, в тапочках. Девочка, держа дверь широко открытой, тоненьким голосом спросила:
— А вы к кому?
— А мы… — Порогов, он ближе к девочке стоял, на секунду растерялся, но быстро нашёлся. — А мы к Платону Ивановичу, девочка. Родственники.