Услышав это, девочка неожиданно широко разулыбалась, глаза спрятались в широкой хитрой улыбке, по-взрослому качая головой, она ответила.
— Не ври-ите. У Платона Ивановича родственников нет. Так-то! Все это знают. Он у нас детдо-омовский…
Мухин с Цветковым укоризненно посмотрели на Порогова, тот смутился. Мухин исправился.
— Нет, мы только поговорить… А он дома, ты не знаешь? Нам надо.
Девочка перестала улыбаться, отпустила дверь, взмахнула рукой.
— Слышите, музыка же не играет, значит нету дома. Когда дома — музыка просто гремит… — Тоном кого-то из взрослых, произнесла она, и, подумав, своим голосом добавила. — А мне нравится музыка. Весёлая. Хорошая. И громко.
— Так мы зайдём? — Спросил Цветков, указывая на дверь за спиной. — Можно?
— Конечно заходите. Он ругаться не будет. — Взмахнула девочка своими тоненькими руками.
— А ключ? — напомнил Мухин.
— А там открыто. Он никогда не закрывает. — Ответила девочка, и, словно в подтверждение, перескочила порог и коридор, и легко толкнула дверь квартиры неведомого сыщикам Платона Ивановича. Дверь действительно открылась. — Вот, видите? Входите… — Разрешила она и опять тем же, взрослым тоном, предупредила. — Только не разувайтесь, он этого не любит.
42
Цветков вошёл первым. Пахнуло лекарствами, сыростью и спартанским жильём. В прихожей стояли подвёрнутые пыльные кирзовые сапоги… Порогов, быстро разобрав свой чемоданчик, хирургическим скальпелем отщипнул кусочек грязи, положил в пакетик, пакетик пометил карандашом, спрятал.
…Провести химанализ на совместимость с почвой на месте преступления и в салоне «пятна»…
Порогов заглянул в маленькую баночку с остатками засохшего сапожного крема, понюхал, покрутил перед глазами сапожную щётку. Капитан Мухин в это время, сняв с вешалки плащ с капюшоном, и куртку прощупывал карманы, встряхивал одну вещь за другой, тоже зачем-то всё это понюхал, повертел перед глазами, вернул на место. Открыли дверцы встроенного шкафа с полкой. На полке — пыльно! — соломенная шляпа, зонтик, два армейских шерстяных одеяла, на крючках зимнее короткое пальто, старая телогрейка, под ним потёртый, мятый чемодан тёмно-коричневого цвета. Мухин осмотрел вещи, Порогов, всё в тех же резиновых хирургических перчатках, достал чемодан, открыл… ничего особенного в нём не оказалось: пара чистых простыней, два полотенца, мужские трусы, носки, и пачка писем стянутая резинкой. Порогов вещи пересмотрел, уложил на место, письма взял, чемодан аккуратно закрыл, задвинул в шкаф.
…Письма просмотреть, определить автора, даты отправки и получения, содержание, смысл…
Комнату осматривал Цветков. Стоял в центре, руки за спиной… Напротив окна, в глубине комнаты — диван с подушкой и сложенным одеялом на нём. Диван двуспальный, старый, продавленный. За диваном, на стене, простенький выцветший ковёр, с изображением трёх богатырей. Рядом с диваном старенькая фанерная тумбочка с настольной старенькой лампой чёрного цвета. Сбоку, на стене, небольшая книжная полка с зачитанными журналами. Цветков просмотрел названия: «Вокруг света», «Нева», «Москва», «Техника молодёжи»…
…Хороший вкус…
Двадцать два журнала. Цветков осторожно каждый журнал пролистал, вернул на место. Задержался на «Справочник по лекарствам и лекарственным растениям». Просмотрел закладки. Они касались ревматизма, артрита, артроза, бессонницы, болей в позвоночнике…
…Пенсионер. Проблемы со здоровьем…
В комнату вошёл Мухин. Так же встал в центре. Принюхался… пахло сыростью…
…Под полом вода, подоконники узкие… Картины прятать здесь нельзя. Рубли, валюту тоже…
Принялся визуализировать дальше. Справа, на противоположной стороне комнаты, на проволочной струне, по углам окна, прозрачные тоненькие шторы. За шторами большое окно — без решётки. Умно, отметил Мухин, мало ли что, не опасно, первый этаж…
…Дверь не замок не закрывает, на окнах решёток нет — не боится воров…
Здесь же, под окном, на четырёх разлапистых ножках, жёлтого цвета радиола «Ригонда» с поднятой крышкой над проигрывателем. Абсолютный раритет. На подоконнике высокая стопа пластинок. Ещё один раритет. Цветков перебрал несколько пакетов: Миансарова, Магомаев, Ободзинский… Знакомые имена. Хорошие…
…Меломан. Вкус хороший…
Там же, на окне, красивая современная вазочка цветного стекла, похоже чей-то подарок, пустая. На кухне однокамерный холодильник (пачка масла, две банки рыбных консервов, кусок колбасы «Краковская», граммов 70, трёхлитровая банка с молоком, молока литра полтора), маленький столик, две табуретки, настенный шкафчик с помятой пачкой заварного чая, тарелками, ложками, кружками, газовая плита (двух-конфорочная, на ножках), чайник (холодный!), кастрюля (чистая), сковорода (тоже холодная и вымытая), раковина с одним краном и газовая колонка. Всё чистое.
…Холостяк. Всё готовит себе сам, но чистюля…
Через стену — совмещённый санузел. С короткой ванной, раковиной, шкафчиком на ней (мыло, начатая пачка стирального порошка «Ласка», банка «Санокса», половина флакона одеколона «Москва»), и унитаз с длинной трубой вверх, на конце трубы — бачок и цепочкой сбоку. Ведро, швабра, тряпка (сухая). На крючках два полотенца (банное и вафельное (б,у., но чуть влажные). Над ванной, на тонкой леске сушится рубашка (клетчатая, с длинными рукавами, влжная)
…И стирает себе сам…
Мда, вернувшись в комнату, переглянулись сыщики, судя по характеру мебели и интерьеру, миллионами здесь не пахнет.
— Может, ошибка? — спросил Порогов.
— Нет! Я чувствую, нет. Мы верно идём. — Заявил Мухин.
— Не хватает словесного портрета, — согласился Цветков, — и письма нужно разобрать. В них ответ. Я уверен. Должен быть…
— Согласен. Здесь — всё. Закончили. Идём к девочке, она расскажет. — Заключил Мухин и сыщики, один за другим, с шумом вышли на площадку, но постучать не успели, дверь вновь открылась сама. Всё та же девочка, теперь уже с серьёзным карапузом на руках, лет трёх, смотрела на них.
— Уже уходите? — Спросила она. Карапуз, не мигая, внимательно смотрел на Цветкова изумрудно чистыми глазами. Цветков улыбнулся ему. Карапуз, ответно расплывшись в улыбке дёрнулся, крепче хватаясь за шею девочки, отвернулся к ней за спину.
— Да, уходим. — Ответил Порогов. — Скажи, пожалуйста, а у вас кто-нибудь из взрослых дома есть?
— Зачем взрослые? Я дома. — Удивлённо заметила она.
— А твои мама и папа…
— …бабушка, — дополнил Порогов.
— А, вы об этом, нет, мама и папа в Москве, на работе, приедут в пятницу ночью, а бабушка на рынке. Из взрослых я только. А что?
— Понятно. А нам бы его портрет…
Резкий звонок телефона, в кармане Цветкова, прервал начавшийся было разговор… Бутуз, на звонок телефона что-то недовольное заверещал, вертя головой, маша руками и дёргая ножками. «Да-да, маленький, правильно-правильно. Это телефон у дяди, тилинь-тиликает», — успокаивающе пропела девочка. Цветков быстро достал телефон, извиняющее скривился. «Да, я слушаю», ответил, и вышел с ним на улицу.
Продолжить разговор сыщики не успели, Цветков вернулся. Неожиданно быстрый и резкий.
— Всё, поехали, — торопливо проговорил он. — Ну дела! Опять команда. — Проговорил он в сердцах, пряча телефон. — Прощаемся! До свидания, девочка! Ух ты, карапуз. — Ласково потрепал малыша по голове. — Пошли.
Порогов удивлённо развёл руками.
— А…
— Потом-потом, всё потом. Выходим.
Не понимая, сыщики вышли… Цветков, не оглядываясь, уже шагал. Его догнали…
— Что там? Что-то срочное, ну?
— Труп? — Спросил Порогов.
— Хуже, — с ёрнической ухмылкой ответил Цветков. — Шеф вызывает. Приказ.
43
Жизнь в стране шла своим чередом. «Фирмами», подобными той, что принадлежала Владимиру Петровичу, а таких в стране расплодилось преогромное количество, словно клопов в старом диване, регулярно снималась наличка со всех работающих, торгующих, легальных, нелегальных ОАО, ЗАО, ИП, ГУПов, ФГУПов, и прочих предприятий, включая ЮР, и ФИЗ лиц. Одни менты и разные их добровольные и недобровольные помощники с ног сбивались, вели точечную праведную войну с преступностью. Недоедали, ночами не спали, выслеживали, рисковали, накрывали, арестовывали преступные группировки… Другие их «коллеги» — тайно, беспардонно крышевали теневой бизнес, кормились от него. Разными, им известными возможностями, разваливали дела арестованных, отмазывали, выпускали. На этом наживались и адвокаты. Адвокаты не просто наживались, распухали, торгуясь и выторговывая. Показатели преступлений раскачивались как на качелях. Сыпь преступных теневиков покрывала тело страны, хуже заразной болезни. Повальная коррупция — снизу доверху — усиливала позиции преступного большинства. Бабки круглосуточно отмывались. Легализовывались «серые» деньжата, выигранные в подпольных казино. Иные «нувориши», как в западных фильмах, в основном владельцы торговых палаток, вторые-третьи лица разных финансовых учреждений и фондов, бизнесмены первой и второй руки, чиновники, управленцы, депутаты разных уровней, имели возможность поиграть в крутого чела, привезти с собой в подпольное казино секретарш, любовниц, проституток. Многозначительно переглядываясь с ними и с крупье, проиграть пару-тройку тысяч баксов, проглотить несколько фужеров дармового (вроде бы!) коньяка, выкурить сигару, и, выиграв сотню зелени, с «победой» укатить в «номера»… до завтра. Одну треть выручки стабильно давали лохи. Те, толпа придурков, как их за глаза называли организаторы игр, в надежде на джек-пот, подсев на автоматах, как на наркоте, безуспешно, но с уверенность в успехе, раз за разом, потные, с безумными глазами, нажимали на кнопки, дёргали ручки «бандитов», регулярно проигрывали, но… Раз за разом возвращались, и снова проигрывали. Кто не мог оплатить проигрыш, отдавали свои машины, жён, дачи, квартиры, коттеджи вместе с обслугой. Это всё обеспечивали «вежливые» вышибалы Владимира Петровича, Шамана, Шурупа, и других, такого рода «хозяев».