Меня как будто спрашивал: а вдруг?
Вот так я там бродил, любезные мои,
В таком уже почти посмертном бытии:
Простился, помахал, одумался – и глядь,
Я все еще могу переиграть:
Поспешно сдать билет, теряющий в цене,
Не ехать никуда, остаться с Гаянэ,
И скромно доживать в приморской тишине,
Как изредка мечталось ей и мне.
Конечно, не всерьез, да и какой роман,
Когда уже билет приятно жжет карман,
А все же слаще нет задумчивых минут,
Когда еще не там, уже не тут, –
Густеет сладкий дым, стоит осенний свет,
Оглянешься потом – а города и нет,
Как только улетишь – он будто не бывал,
И сносят декорации в подвал.
Так думает и Бог, когда глядит на мир,
Который так убог, так безнадежно сир,
Как пафосный лубок, как зачерствевший сыр,
Как одуревший красный командир, –
Сравненье в самый нерв, оно не просто так,
Что может быть скучней, чем сбрендивший дурак? –
Но глядя каждый раз с небес в квадрат двора,
Господь еще решает: «Не пора».
Потом он все равно уедет по делам,
Убрать весь этот хлам он предоставит нам,
Но стоит захотеть – он пустит время вспять,
И можно все еще переиграть:
Не зря же город сам, где я еще стою,
Беспомощно завис у моря на краю,
И только тем хорош, назло любым властям,
Что он уже не здесь, еще не там.
Я думаю сейчас, что жизнь моя прошла
В кармане, в рукаве последнего тепла,
Когда привычный мир, где были смысл и связь,
Оглядывается, уже простясь,
Дрожит на волоске и сразу за спиной
Смывается стеной, смывается волной,
Осталось полчаса, пятнадцать, десять, пять –
Но можно все еще переиграть.