У него был друг «на той стороне». Старый французский священник, чей кабинет ютился в заброшенном углу здания. Библиотека закрывалась через десять минут, но Уго жил так близко, что до друга мы добрались за две.
Перед кабинетом Уго остановил меня и сказал:
– Постойте тут.
Он вошел один, но дверь за собой закрыл неплотно.
– Уголино, – услышал я тревожный голос с французским акцентом, – они про тебя узнали!
– Сомнительно, – ответил Уго.
– Сегодня охрана ходила по кабинетам и предупреждала нас, чтобы мы сообщали обо всех посторонних.
Уго не ответил.
– Священник, который приходил с ними, знал твое имя, – продолжал голос.
Уго кашлянул.
– Новую систему еще тестируют?
– Да.
– Значит, дверь по-прежнему открыта?
– Открыта. Но одному тебе вниз уже ходить не стоит.
– Согласен. – Уго подошел к двери и впустил меня. – Знакомьтесь, отец Александр Андреу. Сегодня он пойдет вместе со мной.
Француз оказался пожилым благообразным священником. Торчащая, как ершик, борода почти скрыла удивленно разинутый при моем появлении рот.
– Но, Уголино… – начал он.
Уго забрал с вешалки шляпу и зонт своего друга.
– Ты зря сотрясаешь воздух. А они заметят, если ты не уйдешь в обычное время. Завтра поговорим.
Священник опустил жалюзи на застекленной двери кабинета.
– Это неразумно. В этих залах каждый звук разносится дале ко. А раз с тобой… он, вы наверняка будете разговаривать. И привлекать внимание.
Но Уго лишь подтолкнул священника к выходу. Часы над дверью показывали двенадцать минут шестого. Ученые в читальных залах уже убрали блокноты и ноутбуки. Сейчас они пойдут к столу библиотекаря за ключами от ящичков камеры хранения и через несколько минут покинут библиотеку. После этого станет сложно объяснить, почему мы с Уго здесь околачиваемся.
– О чем он вас предостерегал? – спросил я, когда Уго закрыл дверь.
Он выглянул через планки жалюзи.
– Так, ничего.
– Тогда почему выглядываете в коридор?
– Сокрушаюсь, что ваш дядя не нанял еще нескольких кураторш, похожих на синьорину де Сантис из соседнего кабинета!
Я прислонился к стене. Уго последовал моему примеру, доставая из сумки буханку хлеба.
– Как вы понимаете, о том, что сегодня увидите, никому рассказывать нельзя. Даже вашим ученикам, – невесело улыбнулся он.
Под дверью угасала полоска света, льющегося из коридора.
– Я это делаю не для моих учеников, – сказал я.
– Отец Симон рассказывал, что отец учил вас обоих читать Новый Завет на греческом.
Я кивнул.
– И вы оказались прилежным учеником, а он отставал.
– В семинарии Евангелия были моей любимой темой.
Любого преподавателя Евангелия – даже того, кто учит министрантов в предсеминарии, как я, – переполняет восторг от осознания того, что наше понимание Библии несовершенно. Что более старые, лучше сохранившиеся, более полные списки Евангелий еще ждут своего открытия. Сегодня мне выпадала возможность подержать в руках один такой список, пока его не заперли под замок вместе с остальными.
Уго протер очки носовым платком и пристально посмотрел на меня удивительно светлыми глазами.
– А вы сказали отцу Симону, что мы делаем сегодня вечером?
– Нет. Я уже пару дней никак не могу с ним связаться.
– И я не могу, – вздохнул он. – Ваш брат порой исчезает. Приятно слышать, что это не связано со мной лично.
Он глянул на часы и встал.
– Прежде чем мы пойдем, вам нужно кое-что узнать. Нам нельзя оставлять следов, потому что меня, похоже, кто-то преследует.
– Кто? – спросил я, припомнив его разговор с французским священником.
– Не знаю. Но надеюсь, после сегодняшнего вечера новых возможностей ему не представится.
Уго снял ботинки и переоделся в тапочки из спортивной сумки.
– Просто следуйте за мной. Идем вниз.
В залах было темно, но Уго знал дорогу. Что удивительно – для человека его габаритов он двигался беззвучно, даже когда мы вошли в первый гигантский коридор книгохранилища.
Я ожидал увидеть старые деревянные шкафы, высоко вздымающиеся к украшенным фресками аркам. Вместо этого мы оказались в низких технических туннелях, длинных, как океанские лайнеры, и опутанных венами электропроводки. Мои ботинки стучали по холодным металлическим настилам, и эхо разносилось по коридорам. Мне пришлось пригибаться, чтобы не биться головой о лампочки в проволочной сетке. Уго двигался проворно, словно выпивка лишь помогла ему размяться.
Теперь стальные стеллажи шли со всех сторон – слева и справа, вверху и внизу – ярус за ярусом, соединенные между собой площадками, к которым поднимались узкие лестницы. Уго полагался на свет прихваченного им фонарика – лампочки на потолке включались по таймеру. Мы шли и шли. Наконец коридор вывел нас к лифту.
– Куда он идет? – спросил я.
Мой голос, как и предупреждал французский священник, отскакивал от мраморных полов, прорезая мягкую тишину.
– На самый низ, – прошептал Уго.
Двери закрылись за нами, и в кабине сразу стало темно. Луч фонарика Уго устремился к пульту. Не успел я прочитать надписи, как Уго уже отправил нас в путь. Лифт начал неспешный спуск.
Когда двери вновь открылись, мы увидели кремового цвета стены и флуоресцентный свет. Здесь не было полок, только иногда попадались на глаза распятие или икона, висящие на стенах вперемешку с пожарными датчиками и коробами аварийного освещения. Повсюду витал незнакомый, химический запах нового.
– Мы под землей? – шепотом спросил я.
Уго кивнул и повел меня вперед, бормоча:
– Сейчас посмотрим, прав ли он.
Завернув за угол, мы подошли к огромной двери, целиком отлитой из стали. Рядом на стене был вмонтирован пульт.
Но вместо того чтобы ввести пароль, Уго сунул пальцы за край двери и потянул, отклонившись назад.
Стальная плита тихо отворилась. За ней лежала тьма.
– Превосходно! – вполголоса проговорил Уго.
Потом обернулся и сказал мне:
– Не трогайте ничего, пока я не объясню, почему эту дверь оставили незапертой.
Он сунул руку внутрь и повернул таймер, управляющий включением лампочек. Когда они зажглись, у меня подкосились ноги.
Двадцать лет назад Иоанн Павел начал новый проект. У Ватиканской библиотеки кончились площади хранения, и поэтому в небольшом дворике к северу от книгохранилища, где в войну сотрудники выращивали овощи и где дядя Лучо теперь держал кафе, чтобы выжать денег из приходящих в библиотеку ученых, Иоанн Павел вырыл яму. В нее залил фундамент бомбоустойчивого бетонного убежища, предназначенного для самых ценных коллекций. И сегодня ученые, попивая кофе в кафе Лучо, стоят на тонком слое дерна, который скрывает защищенную стальной плитой крипту с сокровищами Иоанна Павла.
Ребенком я воображал себе это место. В моих фантазиях оно представлялось просторным, как банковское хранилище. Помещение, которое открылось сейчас передо мной, оказалось размером с небольшой аэродром. Основной проход был в половину длины футбольного поля, а в боковых легко бы разместились туристические автобусы.
– Вы видите перед собой величайшую в мире коллекцию манускриптов, – прошептал Уго.
На земле существует два вида книг. Со времен Гуттенберга печатные книги размножались миллионами, их конвейером производили машины, вытесняя более древнюю разновидность книг – рукописи. Неграмотный бизнесмен эпохи Возрождения с печатным прессом мог отштамповать десять книг быстрее, чем бригада образованных монахов выпишет от руки одну-единственную страницу рукописи. Если учесть, как мало было изготовлено манускриптов и какому обращению они подвергались в течение веков, чудо, что хоть какие-то из них уцелели. Но с тех пор как изобрели книги, им сопутствовал могущественный друг: христианская церковь, которая их делала, и папа в Риме, который их собирал. Из всех великих библиотек в истории человечества до наших дней уцелела лишь одна. И по милости Божией в ее сердце я сейчас вступал.
– Возьмите. – Уго протянул мне второй фонарик. – По таймеру свет будет гореть всего двадцать минут. Теперь давайте покажу, что нас ожидает.
Он выставил у себя на электронных часах обратный отсчет, запустил его, потом достал из сумки таинственный плоский предмет. Теперь я смог разглядеть его получше: монитор, соединенный с металлическим диском, похожим на спираль нагревателя духовки. Уго включил аппарат, и по экрану побежали красные буквы.
– Здесь устанавливают новую систему учета, – пояснил он, – чтобы не приходилось каждый год на месяц закрывать библиотеку на ручную инвентаризацию. Вы знаете, что это?
Прибор походил на помесь телевизионной антенны и сушилки для полотенец.
– Это сканер радиочастотных меток, – сказал Уго. – В переплетах манускриптов установлены ярлычки, а сканер может дистанционно считать зараз пятьдесят ярлычков.
Он провел меня мимо первого стеллажа, демонстрируя, как работает устройство. Строки текста бежали вниз по экрану быстрее, чем я успевал их прочесть. Шифры. Названия. Авторы.
– Даже с этой волшебной палочкой, – сказал он, – мне потребовалось две недели, прежде чем я понял, что манускрипт должен находиться здесь, внизу. Две недели – и немного удачи.
Уго кивнул на белую пластмассовую коробку, установленную на потолке.
– Там – стационарные сканеры. По какой-то причине они нарушают работу системы безопасности, поэтому стальная дверь должна оставаться открытой, пока дефект не устранят.
Он перевел взгляд на меня.
– Для нас это хорошая новость. А плохая – в том, что из-за этой техники стальная дверь больше нас не защищает. В мой первый визит в подвал я совершил ошибку – перенес книгу через проход на другую полку. Сканеры засекли ее движение. Через пять минут здесь была охрана.
– И что вы сделали?
– Спрятался и молился. К счастью, охрана решила, что просто сломалась система. С того дня я следую двум правилам. Первое: читаю на месте. И второе: надеваю вот это.