– Сиди тихо, – сказал Джанни. – Мы уже близко.
Послышался дребезжащий стук – мы пересекли приподнятый барьер на асфальте и погрузились в темноту промышленного квартала города, мрачного, закопченного района мастерских и складов. Я видел только вспышки пролетающих мимо огней. Джип замедлил ход, и я услышал голос:
– Синьор! Дальше нельзя!
Джанни нажал на тормоз и предостерегающе шаркнул ногой.
– Сегодня сюда проезд закрыт, – сказал жандарм.
Он приближался к нам. Голос становился громче.
– У меня приказ от отца Антония, – сказал Джанни.
Так здесь называли архиепископа Новака.
– Какой приказ?
Только бы Джанни знал, что делает! Когда Иоанн Павел ездил на этом джипе, его всегда сопровождал эскорт жандармов. Один звонок в отделение опроверг бы все, что насочинял Джанни.
– Завтра обещают дождь, – сказал он, похлопав рукой по горе полиэтилена.
– Ладно, – ответил жандарм. – Сколько вам потребуется времени?
– Десять минут. Мне нужно проверить, есть ли запас полиэтилена.
Теперь я понял его план. Завтра среда, день еженедельной аудиенции Иоанна Павла. Единственный случай, когда сейчас использовалась эта открытая «кампаньола».
– Сегодня сюда доступ запрещен, – сказал жандарм. – Идемте, я вам помогу.
Джанни напрягся. Нога выжала сцепление. Но не успел он отказаться, жандарм, судя по звуку, уже отодвигал стальную дверь. Джанни развернул джип и медленно задним ходом заехал в бокс.
– Чья это «альфа»? – услышал я его вопрос.
Мы нашли машину Уго.
– Это вас не касается, – отрезал жандарм. – Где то, что вам нужно?
Джанни не сразу ответил. У меня упало сердце. Он никогда не умел врать.
– Вон там, в ящиках, – сказал он.
Он вынул ключи из зажигания и наклонился, как будто что-то обронил. Когда его рука оказалась перед моим лицом, он ткнул пальцем в сторону двери. Видимо, что-то важное заметил с той стороны джипа.
Он ушел. Голоса затихли вдалеке.
Я осторожно поднял голову над низкими дверями папамобиля. Гараж был длинным и узким, места хватало, чтобы только-только проехать рядом двум машинам. Джанни встал у «альфа-ромео», ее двери были широко открыты, словно кто-то осматривал салон.
Теперь я понял, почему жандармы привезли ее сюда. Окно водителя разбито. Стекло вокруг дыры размером с голову потрескалось, как скорлупа. На сиденье валялись осколки.
Сердце застучало молотом. Я не мог выйти из «фиата», не привлекая внимания жандарма. Тогда я опустил установленное на петлях ветровое стекло и беззвучно соскользнул вниз по капоту.
Машина Уго была залита водой и пахла плесенью. В ногах у водителя жандармы поставили красную пластмассовую табличку в форме стрелки. Она указывала под водительское сиденье. Но там ничего не было, только прямоугольный отпечаток виднелся на покрытии, словно раньше на нем все же что-то стояло. Нужно посмотреть поближе.
Где-то далеко у меня за спиной Джанни с жандармом принялись строить навес от дождя. Отсчет моим пять-десяти минутам начался.
Я пригнулся к сиденью Уго и тщательно осмотрел нижнюю часть, подсвечивая себе фонариком-брелоком. Джанни говорил, что жандармы расспрашивали его о водительском сиденье. Оно крепилось к корпусу машины металлическими полозьями, и одно было поцарапано. Предмет, который раньше лежал на полу, наверняка крепился именно сюда.
В луче фонарика что-то блеснуло. Из коврика торчал металлический осколок, не больше лунки ногтя. Я потянулся за ним, но вспомнил, что нельзя оставлять отпечатков. Помнится, в моей миссионерской группе по тюремному служению у одного заключенного, посещавшего занятия по Библии, обнаружили использованный шприц, и всей группе пришлось сдавать анализ крови и отпечатки пальцев. Так что, прежде чем поднять бронзовую скобочку, я обернул руку тканью сутаны.
Наружный край осколка выглядел гладким, но внутренняя часть была погнутой и зазубренной. Почему-то находка казалась мне знакомой, но я никак не мог понять почему.
В отдалении послышался шум. Джанни предупреждал меня. Я положил кусочек металла в карман и пополз к папамобилю.
Но по пути мне попалась хозяйственная тележка. На ней лежали вещи, упакованные в полиэтиленовые пакеты: судя по всему, их достали из машины Уго. Автомобильный зарядник для мобильного телефона. Фляжка с выгравированными инициалами Уго. Мятые бумаги. Внизу еще что-то. Я остановился.
Полиэтиленовые пакеты запечатали красными пломбами с надписью: «УЛИКИ». Сзади на них стояли штампы для указания времени и места сбора, номера дела, порядка передачи и хранения. Удивительно, что все эти предметы до сих пор валяются здесь, а не приобщены к делу как вещественные доказательства. Сверху лежал листок бумаги с надписью: «ХРАНИТЬ ДО ПОЛУЧЕНИЯ ДАЛЬНЕЙШИХ ИНСТРУКЦИЙ». Миньятто, возможно, и не знал об этих находках.
И еще. Ни один предмет не совпадал с отпечатком под водительским сиденьем. Размером с небольшой ноутбук, такой, чтобы привязать к металлическим полозьям. Возможно, поэтому и разбили окно: чтобы украсть то, что лежало внизу.
Я потянулся к мешкам на дне кучи, чье содержимое не мог разглядеть, – и тут мой взгляд упал на смятую бумажку.
На ней значился номер. Телефонный номер.
Я присмотрелся, и дыхание замерло.
Телефон был мой! Домашний телефон моей квартиры!
Из глубины гаража донесся еще один металлический звон – Джанни постучал по каркасу навеса, предупреждая меня, что время заканчивается.
Я поспешил в «фиат».
Джанни даже не проверил, сижу ли я в ногах. Он повернул зажигание и дал первую скорость. Назад доехали быстро. В том же темном углу гаража, откуда мы выехали, он остановился и высадил меня.
Я хотел поблагодарить его, но он посмотрел на меня в зеркало заднего вида широко раскрытыми тревожными глазами и рассеянно спросил:
– Нашел что-нибудь полезное?
– Да, – ответил я.
– Тогда хорошо. – Он коротко кивнул.
Я вышел из джипа.
– Если тебе еще что-нибудь понадобится… – сказал он, нервно дыша.
– Ты и так уже помог, – перебил я, думая только о телефонном номере на листке бумаги. – Джанни, я очень тебе благодарен!
Он махнул рукой и сделал знак, будто звонит по телефону – приглашал звонить, если мне снова понадобится помощь. Его трясло. «Фиат» поехал к дверям гаража.
Я задумался о том, как часто мне приходилось видеть почерк Уго. Сколько листов бумаги для проповедей, исписанных евангельскими стихами, я проверил, когда он задавал себе после наших уроков домашние задания. Его руку я узнал бы везде. Но цифры на бумаге написал не он.
Непонятно, почему содержимое пакетов с уликами до сих пор оставалось под замком в гараже штрафстоянки. Если жандармы ждут, чтобы улики кто-то забрал, то, видимо, этот кто-то решил их никому не показывать.
Последний жест Джанни засел у меня в памяти. Знак телефона. Он подал мне идею.
Глава 24
Бельведерский дворец стоял позади гаража. Я взбежал по ступенькам в свою квартиру и, прежде чем войти, прислушался, тихо ли за дверью. Пока не сменили замки, осторожность не помешает. Но я увидел, что Лео кое-что оставил после нашего последнего визита: между косяком и дверью торчала упаковка из-под картонных спичек. Этот трюк он использовал в казармах – убедиться, что кадеты тайком не сбежали в Рим. Если картонка на полу – значит кто-то приходил и ушел. Если в двери – значит «пломба» не нарушена. Я вздохнул с облегчением.
Войдя, я пошел к телефону на кухне. Странно, что Уго потребовался мой домашний номер. Всякий раз, когда мы общались по поводу Диатессарона, он звонил на мобильный. Может быть, на этот раз он пытался связаться не со мной, а с Симоном. Но когда?
Я просмотрел список входящих звонков и не нашел там номера Уго. С незнакомого телефона – с ватиканским номером – всего три вызова, все в пределах сорока минут, в ночь накануне смерти Уго. Петроса и меня целый вечер не было дома, мы ходили в кино. Об этих звонках я даже не знал.
Голова дымилась от догадок. Я снова проверил дату звонков, чтобы убедиться наверняка. Казалось, кто-то проверял, ушли ли мы, присматривался к квартире, прежде чем взломать ее. При этом на следующую ночь – когда произошел взлом – не было ни одного неопределившегося вызова.
Я поспешно пролистал список до незнакомого номера и набрал его. Едва соединился, мне ответила женщина.
– Pronto. «Каза Санта Мария». Чем я могу вам помочь?
Монахиня, на стойке администратора «Казы».
– Здравствуйте, – ответил я. – Я пытаюсь связаться с человеком, который звонил мне из отеля. Вы сможете меня с ним соединить?
– Как его имя, сэр?
– Я не знаю имени. Только телефонный номер.
– Сэр, из соображений конфиденциальности, ради удобства наших гостей мы не предоставляем подобной информации.
– Сестра, это очень важно! Прошу вас!
– Мне очень жаль.
Я лихорадочно думал.
– Тогда Уголино Ногара. Можете посмотреть номер, забронированный на имя Уголино Ногары?
У Уго не было никаких причин останавливаться в «Казе». Он мог жить в своей квартире над Музеями. Но я хватался за любую соломинку.
В трубке было слышно, как монахиня набирает на компьютере имя.
– Сэр, гостя под таким именем у нас не значится. Вы уверены, что он не выехал? Мы удаляем имена гостей из системы, когда они возвращают ключ.
Ключ! Внезапно ответ пришел. Кусочек металла, который я нашел под ковриком в машине Уго.
– Спасибо, сестра, – сказал я.
Потом повесил трубку и сунул обе руки в карманы. Из одного я достал металлический полумесяц, найденный в машине Уго. Из другого – ключ от моего номера в «Казе».
К ключу «Казы» крепился овальный брелок с выгравированным на нем номером комнаты. Цвет и толщина совпадали идеально. Металлический осколок – отломанный краешек брелока из «Казы»!
Присмотревшись, я увидел на нем отметины. Должно быть, брелоком пытались что-то поддеть – видимо, неудачно.
Я сидел за кухонным столом и собирал всю информацию в схему, которую можно уложить в голове. Телефонные звонки в мою квартиру шли из «Казы». Ограбление машины Уго тоже вело к ней. Возможно, это первое свидетельство того, что взлом квартиры и убийство на самом деле связаны друг с другом. Но меня не отпускала мысль, что мы с Петросом жили в «Казе», спали под одной крышей с человеком, который это все устроил.