Проводив его, я позвонил Леониду Александровичу и сообщил, что он может начинать реализацию всех своих запланированных мероприятий и откладывать их не стоит.
Верховцев был понятливым парнем, так что уверен — после нашего разговора он уже размышлял как ему поскорее оказаться в Нижнем, а еще лучше сразу перед лицом Унковского, чтобы задать маркизу пару вопросов о наболевшем.
За бесконечными разговорами, день пролетел как-то незаметно и к вечеру я почувствовал, что устал. Настолько, что даже перестал делать Тосику замечания, когда он в очередной раз проходил мимо меня держа за хвост смирившегося со своей участью ящера.
Я велел Бьянке подавать ужин и в этот момент охрана сообщила, что ко мне очередной гость. Вообще-то я уже никого не ждал и не хотел видеть, но меня ждал сюрприз — ко мне неожиданно приехала Василиса.
За пару дней она заметно изменилась. Темные круги под глазами, уставший взгляд... Оказавшись в моих объятиях, она обмякла и заплакала. Такое ощущение, что все это время она держалась и лишь сейчас позволила себе слабость в виде слез.
Я взял ее на руки, отнес на диван и сел рядом. Все это время мы молчали. Ну а что говорить, если и без слов все понятно. Да и какие я мог найти слова, чтобы утешить ее в такую минуту? Разве они вообще существуют?
Лишь через час она сама взяла меня за руку и тихо сказала:
— Ты знаешь, что возле твоего дома машин, как возле Кремлевского дворца?
— Знаю, — ответил я и погладил ее по голове. — Пару машин моей охраны, плюс наружное наблюдение из тайной канцелярии... Что поделать, становлюсь популярной личностью в Российской империи.
— Ну да, — шмыгнула она носом. — Теперь еще пара машин прибавилась. Моя и охраны из Департамента.
— Соболезную тебе, девочка моя, — сказал я.
Она немного помолчала, а затем начала говорить.
— Ты знаешь, вообще-то они меня не пускали к тебе, но сидеть в доме я не могу. Отца нет, мать вся в трауре, хотя ей на него уже давно плевать...
— Кто не пускал?
— Охрана. Говорят, слишком опасно мне по городу разъезжать...
— Лучше бы они так за отцом твоим следили.
— Ладно, Володя, что уже теперь? Тем более не только ведь отца убили, еще ребята погибли, — она вновь шмыгнула носом. — Я до сих пор толком не знаю, что там случилось.
— Крокодил карамба! — услышал я из соседней комнаты недовольный голос Тосика, а затем что-то упало на пол и со звоном разбилось.
— Вот засранцы, вазу разбили, — констатировал я очевидный факт.
Больше никаких звуков не последовало, видимо оба сбежали.
— Завтра отпевать будут, поедешь? — спросила Василиса. — Или тебе нельзя?
— Не получится, у меня вроде как домашний арест. Ты же знаешь, что происходит или рассказать?
— Да знаю, чего уж. По всей Москве только о том и разговоров, что Соколов против Николая Александровича заговор затеял, — она посмотрела на меня. — Только я в это, разумеется, не верю.
— Правильно делаешь, — сказал я, вытер слезу с ее щеки и чмокнул в лоб. — Скоро все закончится, поверь.
— Верю, — ответила она и положила голову мне на колени. — Ты знаешь, хочется сейчас в своем Василисином Царстве оказаться, как тогда... И чтобы ничего этого не было... Чтобы время назад вернулось, понимаешь? Чтобы отец был жив и у тебя все хорошо...
Да, бывают моменты, когда хочется вернуть время назад, вот только даже с учетом того, что я очень хорошо знаком с магией времени, сделать это невозможно.
Василиса лежала у меня на коленях и молчала. Еще несколько раз шмыгнула носом и вскоре заснула...
Глава 16
Великое княжество Московское.
Москва.
Кремлевский дворец.
То, что ничего хорошего его этим утром не ждет, Бестужев понял сразу же после того, как увидел на экране своего телефона, кто именно ему звонит. Ну а услышав тон звонившего, сомнения по данному поводу у него и вовсе отпали. Романов хотел его видеть немедленно, а на торжественный завтрак с таким настроением не приглашают.
Впрочем, недовольство Николая Александровича было вполне понятно. С момента ареста Соколова прошла уже практически неделя, а никаких результатов расследования у Георгия Васильевича по сути и не было.
Во всяком случае, ничего такого, что могло изменить показания Ворона и Бирюкова по данному поводу. Последний, кстати говоря, ему очень мешал и всячески вредил.
У Бестужева складывалось впечатление, что за последние дни маркиз вовсе не покидал дворец. Он то и дело таскался с одной встречи на другую, приглашал к себе влиятельных персон и частил с визитами к пожилой императрице. Вполне ожидаемо, что вскоре по Москве поползли слухи, которые выставляли Романова не в самом выгодном свете. Мол, излишнюю лояльность проявляет Николай Александрович к персоне Соколова.
По многочисленным донесениям агентуры главы тайной канцелярии, на обедах и ужинах представители самых влиятельных дворянских родов только и говорили, что о Соколове и убийстве отца Соловьевой.
Его беспокоили оба вопроса, но вот ситуация с предполагаемым заговором как-то больше тревожила. Все просто — по Соловьеву основная вина лежала все же на Департаменте Мироходцев, который прохлопал некромантов. Ну а по молодому виконту спрос только с него.
Самое плохое в этом было то, что к ситуации он сам относился со всей серьезностью и присущей ему обстоятельностью. Прекрасно понимал, что именно стоит на кону.
Да и Соколова губить ему не хотелось. Во-первых, от этой истории за версту гнилью тянуло. Во-вторых, он доверял мнению Верховцева — мальчишка не виновен, а если так, значит нужно попытаться его вытащить из этого болота.
Отдать его на плаху и лишить Империю Одаренного стихийника — это просто вредительство. Ну а с учетом того, что виконт последний в своем роду... В общем, хорошего мало.
Георгий Васильевич сидел в императорской приемной уже тридцать минут. За это время в его голове успели пронестись десятки мыслей и все они как на подбор были довольно мрачными.
Наконец дверь императорского кабинета открылась, в приемную вышел хмурый Романов и кивнул ему:
— Прошу вас, Георгий Васильевич.
Бестужев закрыл за собой дверь, сделал несколько шагов вперед и встал по стойке смирно перед столом Императора. Странное дело, но на лице Николая Александровича играла легкая улыбка.
— Расслабьтесь, граф, вы же не на плацу, — он указал Бестужеву на одно из кресел, которые стояли напротив его стола. — Присаживайтесь.
— Да я уже насиделся в приемной,Ваше Императорское Величество
— Бросьте, — отмахнулся Император. — Хотите чего-нибудь — чай, кофе или что вы там пьете в это время дня?
— Спасибо, ничего не нужно, — ответил Георгий Васильевич, хотя поймал себя на мысли, что сейчас с удовольствием хлопнул бы рюмку хорошего коньячка.
— Как угодно, — пожал плечами Романов, дождался пока глава тайной канцелярии все же займет предложенное ему кресло, а затем спросил. — Слыхали, что в Москве говорят?
— Знать, о чем говорят в приличных домах империи и на улицах —является частью моих непосредственных обязанностей, Ваше Императорское Величество, — ответил граф.
— Вот и хорошо. В таком случае, ответьте мне на вопрос, когда я смогу пресечь эти разговоры? Я надеюсь, вы понимаете, что дать возможность усомнится в скорости и неотвратимости наказания от Императора может слишком дорого мне обойтись? — Николай Александрович нахмурился. — В нашем аристократическом мире все так сложно устроено, что даже легкое волнение может повлечь за собой цунами. Я не говорю, что этим уже кто-то занимается или будет заниматься, но при большом желании это возможно.
— Разумеется, Ваше Императорское Величество.
— А что с ответом на мой вопрос?
— Работаем, Николай Александрович. Я и сам не сплю, и парням не даю, — честно сказал Бестужев. — Думаю, что со дня на день я вас порадую какими-нибудь новостями.
— Было бы неплохо, — Романов посмотрел на Георгия Васильевича пристальным взглядом. — Скажу вам честно, граф... Мне нравится мальчишка. К тому же, он уверенно идет к своей цели и за неполный год у него появилось множество сторонников при дворе. Многие считают, что он верный сын своего Отечества и может не только показывать себя как отличный Мироходец, но и усилить наши позиции на мировой арене.
— Я слышал мнения на этот счет, — ответил глава тайной канцелярии.
— Более того, — продолжил Император пропустив слова Бестужева мимо ушей. — Самим фактом существования Соколова и его блестящей карьеры я набрал очень много политических очков. Во-первых, несмотря печальную участь его семьи, я дал парню возможность проявить себя. Во-вторых, он и в самом деле оказался весьма способным и талантливым юношей. Что, по мнению многих родов, говорит о моей политической дальновидности и проницательности...
Николай Александрович немного помолчал, а затем загнул еще один палец на своей правой руке и продолжил:
— В-третьих, граф, Владимир Михайлович и в самом деле крайне полезен империи. Он уже сделал столько, сколько некоторые не успевают за всю свою карьеру. А ведь есть еще и четвертый пункт — кроме него никто не владеет сразу двумя подобными Дарами одновременно. Этот мальчишка уникален! Ну а если он найдет себе достойную пару, то за его ребенка могут передраться все мировые державы, понимаете?
Большую часть того, что сказал ему сейчас Николай Александрович, Бестужев, конечно, понимал и сам. Пусть не детально, но в общих чертах совершенно точно. Вот только так далеко в будущее он не заглядывал и по части наследников Соколова никаких рассуждений пока не делал.
— В основном, понимаю, Ваше Императорское Величество, — ответил он.
— Тогда вы должны знать, что никакого желания казнить Соколова у меня нет. Я делаю на него большую ставку и мне бы совсем не хотелось отрубить голову курице, которая несет золотые яйца и будет это делать в дальнейшем, — взгляд Романова в этот момент стал холодным и жестким. — Но может случиться так, что мне придется это сделать. Такие правила у этой чертовски сложной игры под названием — политика и интриги. Просто нет другого выхода. Или он идет на плаху, или повсюду продолжаются разговоры, которые мне очень не нравятся, Георгий Васильевич. Чем больше времени проходит, тем все громче слышны эти разговоры, граф...