действительно щеголяют в новой одежде и украшениях и всем таком после того, как пришел корабль. Иннон продолжает, и Сиен не нужен Алебастр, чтобы объяснить, что Иннон рассказывает всем историю – поскольку Иннон делает это всем телом. Он подается вперед и говорит потише, и все внимание сосредоточено на нем, когда он излагает какой-то острый момент. Затем он жестами изображает, как кто-то откуда-то падает, и изображает всплеск, хлопая ладонями. Маленькие дети, которые слушают все это, чуть ли не покатываются от хохота, в то время как подростки хмыкают, а старшие улыбаются.
Алебастр кое-что переводит для нее. Похоже, Иннон рассказывает о своем недавнем рейде на маленькое поселение прибрежников в десяти днях хода по морю. Сиен вполуха слушает изложение Бастера, по большей части следя за языком тела Иннона и представляя, как оно совершает совсем другие движения, когда Алебастр внезапно прекращает переводить. Когда она, наконец, с удивлением замечает это, он напряженно смотрит на нее.
– Ты хочешь его? – спрашивает он. Сиен кривится, в первую очередь от смущения. Он говорит это тихо, но они сидят прямо рядом с Инноном, и если вдруг тот решит прислушаться… Ну и что? Может, станет легче, если они поговорят откровенно. Она предпочла бы иметь в этом отношении выбор, а Алебастр ей, как правило, его вообще не оставляет. – Ведь у тебя есть слабинка в теле, не так ли?
– Нет. Расскажи мне.
– Тогда что это? Вызов? – Она же видела, как Алебастр посматривает на Иннона. Почти умильно видеть, как сорокалетний мужик заикается и краснеет как девица.
Алебастр морщится, словно ему больно. Затем он хмурится, как будто смущен собственной реакцией. Он кривит рот и шепчет:
– А если я скажу «да»? А ты?
Сиенит моргает. Да, она предполагала такое. Но она сама? Внезапно она понимает, что не знает.
Однако, когда ей не удается ответить, лицо Алебастра разочарованно кривится. Он бормочет что-то вроде «не бери в голову», затем встает и выходит из круга слушателей, стараясь по дороге никого не побеспокоить. В результате Сиенит не может следить за историей, ну и ладно. На Иннона весело смотреть и без слов, и поскольку она не понимает рассказа, то может поразмыслить над вопросом Алебастра.
Через некоторое время рассказ заканчивается, все хлопают в ладоши. Почти сразу же просят рассказать еще что-нибудь. В общей суматохе, когда все пользуются перерывом, чтобы положить себе из большого котла варева из риса, креветок и копченого водяного пузыря, что сегодня подают на ужин, Сиенит решает найти Алебастра. Она не уверена, что именно собирается сказать ему, но… ладно. Он заслуживает хоть какого-то ответа.
Она находит его у них дома, где он сидит, обхватив колени, в углу большой пустой комнаты, в нескольких футах от постели из сушеных водорослей и выделанных шкур, на которых они спят. Он даже не зажег ламп, она замечает его как более темное пятно на фоне теней.
– Уходи, – резко говорит он, – когда она заходит в комнату.
– Между прочим, я тоже тут живу, – рявкает она. – Иди куда-нибудь еще, если хочешь поплакать или что. – Земля, она надеется, что он не плачет.
Он вздыхает. Непохоже, чтобы он плакал, хотя сидит, уткнувшись в колени и обхватив их руками. Мог и плакать.
– Сиен, ты такая черствая.
– Ты тоже, когда хочешь.
– Я не хочу. Не всегда. Ржавь, Сиенит, неужели ты не устала от всего этого? – Он чуть шевелится. Глаза ее привыкли к темноте, и она видит, что он смотрит на нее. – Тебе никогда не хотелось быть… быть человечной?
Она заходит в дом и прислоняется к стене рядом с дверью, скрестив на груди руки и закинув ногу за ногу.
– Мы не люди.
– Мы. Люди. – Его голос звучит яростно. – Мне насрать, что там решил какой-то весь из себя совет больших важных бздунов или как геоместы классифицируют явления и все такое. То, что мы не люди, – это ложь, которую они внушают сами себе, чтобы не чувствовать вины за то, как они обращаются с нами…
Это тоже знают все рогги. Но лишь Алебастру хватает грубости высказать это вслух. Сиенит вздыхает и опирается головой о стену.
– Если ты его хочешь, идиот, просто пойди и скажи ему. И можешь получить его. – Вот и ответ на его вопрос.
Алебастр осекается на полуслове своей проповеди, сверлит ее взглядом.
– Ты тоже хочешь его.
– Да. – Ей ничего не стоит сказать это. – Но я переживу, если… – она чуть пожимает плечами. – Да.
Алебастр делает глубокий вдох, затем другой. Затем третий. Она понятия не имеет, что это значит.
– Мне следовало сделать тебе такое же предложение, – говорит он в конце концов. – Поступить благородно или хотя бы сделать вид. Но я… – Он еще больше съеживается в темноте, крепче обхватывает руками колени. Когда он заговаривает снова, его голос еле слышен. – Это уже так долго, Сиен.
Конечно, речь идет не о том, что он давно не имел любовника. Просто у него не было того, кого он хотел.
Из пещеры собраний доносится смех, и люди расходятся по коридорам, болтая и разбредаясь на ночной отдых. Они оба слышат раскаты голоса Иннона неподалеку – даже когда он просто разговаривает, все его слышат. Она надеется, что он не орет в постели.
Сиен делает глубокий вдох.
– Хочешь, приведу его? – И для окончательной ясности: – Для тебя.
Алебастр долго сидит молча. Она прямо ощущает его взгляд, и в комнате висит такая эмоциональная напряженность, которой она не может понять. Возможно, он обижен. Может, тронут. Ржавь, если бы она могла понять его… и, ржавь, она не понимает, почему она это делает.
Затем он встает, проводит пятерней по волосам и склоняет голову.
– Спасибо тебе. – Тон его почти холоден, но она знает этот тон, поскольку сама так говорит. Всегда, когда она когтями цепляется за свое достоинство и сдерживает дыхание.
Она встает и идет на раскаты голоса, находит Иннона, занятого разговором с Харласом, возле общего очага. Сейчас все уже разошлись, и в пещере царит ровное перекрывающееся эхо голосов младенцев, не желающих спать, смеха, разговоров и скрипа судов, покачивающихся в гавани на приколе. И поверх всего тихое мурлыканье моря. Сиенит садится у стены поблизости и, прислушиваясь ко всем этим экзотическим звукам, ждет. Минут через десять Иннон заканчивает разговор и встает. Харлас уходит, рассмеявшись в ответ на что-то, сказанное Инноном, – прямо чародей. Как Сиен и ожидала, он подходит и садится у стены рядом с ней.
– Моя команда считает меня дураком из-за того, что меня тянет к тебе, – говорит он как бы между прочим, глядя на сводчатый потолок пещеры, будто там есть что-то интересное. – Они думают, что я тебе не по нраву.
– Все думают, что они мне не по нраву, – говорит Сиенит. По большей части так оно и есть. – Ты мне нравишься.
Он задумчиво глядит на нее, и это ей нравится. Флирт ее раздражает, куда лучше говорить напрямую.
– Я и прежде встречал таких, как ты, – говорит он. – Привязанных к Эпицентру. – Его акцент превращает это в «пуп цену», что ей кажется особенно подходящим. – Ты самая счастливая из всех, что я видел.
Сиенит фыркает в ответ на шутку, а затем, увидев кривой изгиб его губ, горячее сочувствие во взгляде, понимает, что это ни разу не шутка. О.
– Алебастр очень счастлив.
– Нет.
Нет. Вот почему Сиенит не слишком любит шутить. Она вздыхает.
– На самом деле я пришла из-за него.
– О? Значит, вы решили поделиться?
– Он… – Она моргает, осознав его слова. – А?
Иннон пожимает плечами, что при учете его громадности выглядит весьма выразительно, при этом его косички шелестят.
– Вы с ним уже любовники. Это просто мысль.
Ничего себе мысль.
– Э… нет… Я не… у… Нет. – Она не готова о таком думать. – Может, позже. – Сильно позже.
Он смеется, но не над ней.
– Да-да. Тогда зачем ты пришла? Попросить меня навестить твоего друга?
– Он не… – Но она же добывает ему любовника на ночь. – Ржавь.
Иннон смеется – тихо, про себя – и пересаживается к стене напротив Сиенит, чтобы она не чувствовала себя загнанной в угол, хотя он настолько близок, что она чувствует жар его тела. Так поступают крупные мужчины, когда не хотят выглядеть пугающими. Она ценит его предупредительность. И ненавидит себя за то, что решила в пользу Алебастра, поскольку, огонь земной, он даже пахнет сексуально, говоря:
– Я думаю, ты очень хороший друг.
– Да, чтоб мне заржаветь! – Она трет глаза.
– Ну-ну. Все здесь видят, что из вас двоих ты – самая сильная. – Сиенит моргает, но он абсолютно серьезен. Он поднимает руку и проводит пальцем по ее виску от темени до подбородка, медленно-дразнящим движением. – Многое сломало его. Он держится насмешками и постоянной улыбкой, но все видят надломы. А ты надколотая, избитая, но неповрежденная. Ты очень добрая, раз так о нем заботишься.
– Никто не заботится обо мне. – Она закрывает рот так жестко, что аж зубы клацают. Она не хотела этого говорить.
Иннон улыбается, но ласково, по-доброму.
– Я позабочусь, – говорит он и наклоняется поцеловать ее. Это колючий поцелуй – его губы сухие, а подбородок начинает зарастать щетиной. Большинство прибрежников не носят бороды, возможно, в нем есть кровь санзе, особенно если судить по волосам. В любом случае его поцелуй настолько легок, несмотря на все царапанье, что скорее кажется благодарностью, чем попыткой соблазнить. Вероятно, потому, что именно последнего он и хочет. – Позже. Обещаю, я позабочусь о тебе.
Затем он уходит, направляясь к их с Алебастром дому, и Сиенит смотрит ему вслед, запоздало задаваясь мыслью: а где же, ржавь, я сегодня спать буду?
Это риторический вопрос, поскольку спать ей не хочется. Она выходит на выступ возле пещеры, где кое-кто из общинников наслаждается ночным воздухом или вышел поговорить, чтобы половина общины не слышала их, и не только она стоит с тоской у перил и смотрит на ночную воду. Ровно накатывают волны, заставляя мелкие суда и «Клалсу» покачиваться и скрипеть, а по уходящим в бесконечность волнам рассыпано отражение звезд.