– Я сказал всем, что ты не убьешь нас, – говорит он, перекрикивая плеск кипящих морских брызг и крики команды. Она оглядывается по сторонам и видит, как они бешено пытаются спустить паруса, чтобы получить больший контроль над судном среди вдруг взбесившегося моря. – Пожалуйста, не сделай меня лжецом, ладно?
Ржавь. Она привыкла к орогении на суше, забыв о побочных эффектах заваривания разломов в воде. Пусть это благонамеренные толчки, но все же толчки, и – о, Земля – она чувствует это. Она стронула цунами. И она кривится и стонет от протеста своих сэссапин в затылке. Она перестаралась.
– Иннон. – Голова гудит от боли. – Ты должен… м-м-м… Направь волны соответствующей амплитуды, под поверхностью…
– Что? – Он отворачивается, чтобы крикнуть что-то одной из морячек на своем языке, и она ругается про себя. Естественно, он не понимает, о чем она. Он не знает языка Эпицентра.
Но внезапно воздух вокруг них холодеет. Дерево обшивки стонет от перемены температуры. Сиен в тревоге ахает, хотя перемена на самом деле не такая уж и сильная. Просто летняя ночь сменяется осенней, хотя всего за пару минут, и в этой перемене есть что-то знакомое, как теплая рука в ночи. Иннон ахает, тоже узнавая это – Алебастр. Конечно же, у него хватает радиуса достижимости. Он успокаивает зарождающиеся волны в единый миг.
Когда все кончается, корабль снова стоит на спокойной воде перед вулканом Аллии… который теперь спокойный и темный. Он еще дымит и пробудет горячим много десятилетий, но больше не выплескивает свежей магмы или газа. Небеса над ним уже расчищаются.
Лешейе, старпом Иннона, подходит, опасливо глядя на Сиенит. Он что-то быстро говорит, Сиенит не успевает понять до конца, но смысл улавливает: Когда она в другой раз будет останавливать вулкан, пусть сначала с корабля сойдет.
Лешейе прав.
– Извини, – бормочет Сиенит на этурпике, тот что-то ворчит в ответ и топает прочь.
Иннон качает головой, отпускает ее и кричит, чтобы снова развернули паруса. Он смотрит на нее сверху вниз.
– С тобой все хорошо?
– Отлично. – Она массирует голову. – Просто я никогда прежде ничего такого большого не делала.
– Я не думал, что ты так можешь. Я думал, что только кто-то вроде Алебастра, у кого колец больше, чем у тебя, такое может. Но ты такая же сильная, как и он.
– Нет, – чуть смеется Сиенит, вцепляясь в релинг и наваливаясь на него так, чтобы больше не пришлось опираться на Иннона. – Я просто делаю то, что возможно. А он переписывает ржавые законы природы.
– Хех, – Иннон издает странный звук, и Сиенит смотрит на него с удивлением – на его лице чуть ли не сожаление. – Иногда, когда я вижу, что вы с ним вытворяете, я жалею, что не ходил в этот самый ваш Эпицентр.
– Не надо. – Она даже думать не хочет, что из него там сделали бы, если бы он вырос в неволе со всеми остальными. Был бы Иннон, но без раскатистого смеха или веселого гедонизма и радостной уверенности. Иннон, но с куда более слабыми красивыми руками и более неуклюжими из-за переломов. Не Иннон.
Он печально улыбается ей, словно угадал ее мысли.
– Когда-нибудь ты должна мне рассказать, каково там. Почему все, кто приходит оттуда, так искусны… и испуганы.
Он поглаживает ее по спине и идет последить за изменением курса.
Но Сиенит остается у релинга. Внезапно ее до самых костей пробирает холод, не связанный с мимолетным изгибом мощи Алебастра.
Это потому, что корабль кренится набок при повороте, и она последний раз бросает взгляд туда, где была Аллия прежде, чем ее безумие разрушило город…
…она кого-то видит.
Или думает, что видит. Поначалу она не уверена. Она прищуривается и может рассмотреть лишь более бледную полосу, ведущую к чаше Аллии по ее южному изгибу, которую сейчас лучше видно, когда алое свечение вулкана угасло. Это явно не имперский тракт, по которому они с Алебастром приехали в Аллию когда-то, одну чудовищную ошибку назад. Скорее всего, это грунтовая дорога, которой пользовались местные, проложенная по просеке и не заросшая из-за многих лет пешего использования.
По дороге движется маленькая точка, которая отсюда кажется человеком, спускающимся с холма. Но этого не может быть. Никто в здравом уме не захочет находиться так близко к активному смертоносному взрыву, уже погубившему тысячи людей.
Она присматривается пристальнее, переходит на корму, чтобы продолжать смотреть в этом направлении, пока «Клалсу» идет прочь от берега. Если бы у нее только была одна из подзорных труб Иннона. Если бы она была уверена…
Поскольку в какой-то момент она думает, она видит, или ей чудится от усталости, или воображает в тревоге…
Старшие Эпицентра никогда не оставили бы такую нарастающую опасность неурегулированной. Разве что у них был весомый повод так поступить. Разве что им было приказано так поступить.
…что идущая фигура одета в винно-красную форму.
Иной говорит, что Земля в гневе,
Поскольку не хочет общества.
Я скажу, что он в гневе
От одиночества.
21
– Ты, – внезапно обращаешься ты к Тонки. Которая вовсе не Тонки.
Тонки, которая, блестя глазами, с маленьким зубилом в руке подбирается к одной из стенок кристалла. Откуда она вытащила зубило – неведомо. Тонки останавливается и растерянно смотрит на тебя.
– Что?
Это конец дня, ты устала. Обнаружение невероятного поселения в гигантской подземной жеоде вымотало тебя. Люди Юкки поселили тебя и остальных в помещении, расположенном по центру одной из кристаллических колонн. Чтобы туда добраться, приходится идти по веревочному мосту и окружающей его деревянной платформе. У помещения пол ровный, хотя сам кристалл наклонный. Люди, которые вырезали это помещение, похоже, не понимали, что никто не будет забывать, что живет в штуке, наклоненной под углом в сорок пять градусов, лишь потому, что пол в доме ровный. Но ты пытаешься выкинуть это из головы.
И где-то по ходу осмотра помещения, распаковки рюкзака и обдумывания мысли Пока я отсюда не уйду, это мой дом ты вдруг понимаешь, что знаешь Тонки. И все время подспудно это осознавала.
– Биноф. Лидер. Юменес, – резко выговариваешь ты, и каждое твое слово как удар. Тонки съеживается и пятится на шаг, потом еще. Затем еще, пока не упирается в гладкую кристаллическую стену комнаты. На лице ее ужас или, возможно, вина, такая глубокая, что кажется ужасом. За какой-то чертой это становится одним и тем же.
– Я не думала, что ты вспомнишь, – пищит она.
Ты встаешь, опираешься руками о стол.
– Невозможно, чтобы ты отправилась в путь с нами. Этого быть не может.
Тонки пытается улыбнуться, но выходит гримаса.
– Как будто не бывает совпадений…
– С тобой – нет. – Не может такого быть с ребенком, который пробрался в Эпицентр и раскрыл секрет, стоивший жизни Стражу. Женщина, выросшая из такого ребенка, не оставит дело так. Ты уверена в этом. – По крайней мере, с годами ты лучше научилась прикидываться.
Хоа, который стоял в дверях комнаты – опять на страже, думаешь ты, – поворачивает голову то к одной из вас, то к другой. Вероятно, он смотрит, как развивается ваша конфронтация, готовясь к той, которая обязательно будет между ним и тобой.
Тонки отводит взгляд. Ее немного трясет.
– Это не Совпадение. То есть… – Она делает глубокий вдох. – Я не следила за тобой. У меня были люди, чтобы следить за тобой, но это другое дело. Я сама пустилась за тобой следом только в последние несколько лет.
– Твои люди следили за мной. Почти тридцать лет?
Она моргает, затем чуть расслабляется и хихикает. Смех горький.
– У моей семьи денег больше, чем у императора. Короче, первые двадцать лет или около того было легко. Мы потеряли твой след десять лет назад. Но… ладно.
Ты наотмашь бьешь ладонью по столу, и, возможно, тебе кажется, что на миг хрустальные стены загораются чуть ярче. Это почти отвлекает тебя. Почти.
– Прямо сейчас мне хватит сюрпризов, – говоришь ты сквозь зубы.
Тонки вздыхает и приваливается к стене.
– Извини.
Ты так мотаешь головой, что твой узел распускается.
– Мне не надо извинений! Объясни. Ты кто, Инноватор или Лидер?
– Оба.
Ты готова заморозить ее. Она читает это в твоем взгляде и выпаливает:
– Я родилась Лидером. Правда! Я Биноф. Но… – Она разводит руками. – Кого я могу вести? Я не сильна в таком. Ты видела, какой я была в детстве. Никакой деликатности. Я плохо лажу с людьми. А вот вещи – вещи я делать умею.
– Мне плевать на твою ржавую историю…
– Но это относится к делу! История всегда относится к делу! – Тонки, Биноф, или кто там она еще, отлипает от стены и смотрит с мольбой. – Я правда геомест. Я действительно училась в Седьмом университете, но… но… – Она кривится. Ты не понимаешь выражения ее лица. – Я не очень хорошо училась. Но я всю жизнь посвятила изучению той вещи, гнезда, которое мы нашли в Эпицентре. Иссун, ты знаешь, что это такое?
– Мне все равно.
Однако тут Тонки-Биноф хмурится.
– Это важно, – говорит она. Теперь у нее яростный вид, а ты изумленно пятишься. – Я всю жизнь положила на разгадку этой тайны! Это важно! И это должно быть важно и для тебя, поскольку ты единственный человек во всем Спокойствии, который способен придать этому смысл!
– Пламя земное, ты о чем?
– Там они их строили, – Биноф-Тонки быстро подается вперед, ее лицо сияет. – В том гнезде в Эпицентре. Оттуда взялись обелиски. И там все пошло вкривь и вкось!
И все кончается тем, что все снова представляются друг другу. На сей раз до конца.
Тонки действительно Биноф. Но она предпочитает быть Тонки – это имя она выбрала себе при поступлении в Седьмой университет. Оказывается, детям Лидеров Юменеса запрещено заниматься какой-либо другой профессией, кроме политики, судебной практики или крупной торговли. Также это запретно для ребенка, родившегося девочкой, а не мальчиком, – похоже, семьи Лидеров не пользуются услугами Селектов, они скрещиваются внутри себя, и то, что Тонки родилась девочкой, разрушило пару-другую оговоренных заранее браков. Конечно, они могли устроить и другие браки, но тенденция Тонки говорить то, чего не следует, и делать то, что не имеет смысла, стало последней соломинкой. Потому семейство Тонки похоронило ее в лучшем центре обучения Спокойствия, дало ей новое имя, поддельную функционал-касту и спокойненько отреклось от нее без всякой шумихи и опасений скандала.