– Другие, такие как ты, которые здесь, – начинаешь ты. Его личико твердеет – откровенный гнев. Ты с удивлением замолкаешь.
– Они не как я, – холодно говорит он.
Вот как, значит.
С тебя хватит.
– Мне надо отдохнуть, – говоришь ты. Ты шла целый день и, как бы ни любила мыться, ты не уверена, что готова раздеться и сделать себя уязвимой перед людьми Кастримы. Особенно с учетом того, что они просто держат тебя в заложниках своим милым тихим способом.
Хоа кивает. Он начинает снова завязывать свой узелок.
– Я буду стеречь.
– Ты вообще спишь?
– Иногда. Меньше, чем ты. Сейчас мне это не нужно.
Как удобно. И ты доверяешь ему больше, чем жителям этой общины. Не должна бы, но доверяешь.
Ты встаешь и идешь в спальню, ложишься на матрас. Это простая штука, просто солома и хлопок, набитые в холщовый мешок, но это лучше жесткой земли и даже твоего спального мешка, так что ты падаешь на него. Через пару секунд ты засыпаешь.
Проснувшись, ты не понимаешь, сколько прошло времени. Хоа свернулся рядом с тобой, как делал это последние недели. Ты садишься и хмуро смотришь на него. Он настороженно моргает тебе в ответ. Ты в конце концов качаешь головой, и ругаешься себе под нос, и встаешь.
Тонки уже у себя. Ты слышишь, как она похрапывает. Когда ты выходишь из дома, понимаешь, что не знаешь, который час. Наверху ты могла отличать день от ночи, несмотря на облака и пеплопад: будь то яркий пеплопад и облака, пеплопад с красными искрами и облака. Но здесь… ты оглядываешься по сторонам и видишь только гигантские светящиеся кристаллы. И город, который люди выстроили на них вопреки всему.
Ты ступаешь на одну из грубых деревянных платформ возле вашей двери и морщишься, глядя на ее совершенно ненадежные перила.
Какой бы ни был час, несколько десятков человек занимаются каким-то делом внизу, на земле. В любом случае тебе нужно узнать побольше об этой общине. Прежде чем ты ее уничтожишь, если эти люди попытаются не дать тебе уйти.
(Ты не обращаешь внимания на внутренний голос, который говорит: Юкка тоже рогга. Ты действительно хочешь сцепиться с ней?)
(Ты отлично умеешь не слушать внутренний голос.)
Поначалу трудно понять, как можно спуститься на землю, поскольку все эти платформы, мостики и лестницы построены для того, чтобы связывать кристаллы. Кристаллы идут во всех направлениях, потому и пути тоже. В этом нет никакого наития. Приходится идти по одному пролету лестницы наверх и обходить колонну одного из самых больших кристаллов, чтобы обнаружить платформу, у которой вообще нет ступеней. Приходится возвращаться по своим следам. Народу снаружи мало, и проходящие по своим делам люди смотрят на тебя с любопытством или враждебностью, поскольку в городе ты явный новичок: они чистые, а ты серая от дорожного пепла. Они выглядят упитанными, а на тебе одежда болтается, поскольку ты много недель только и питалась дорожным рационом на ходу. Ты ничего не можешь поделать – они с первого взгляда не нравятся тебе, потому ты упрямо не спрашиваешь у них пути.
Наконец ты спускаешься вниз. Здесь как никогда становится очевидным, что ты идешь по полу огромного каменного пузыря, поскольку пол плавно понижается и изгибается, формируя заметную, пусть и гигантскую, чашу. В остром конце этого овоида находится Кастрима. Внизу тоже есть кристаллы, но они короткие, некоторые едва тебе по грудь, а самые большие всего десять-пятнадцать футов в высоту. Некоторые из них охвачены деревянными перегородками, и кое-где видны бледные пятна грубой земли, откуда ради пространства были удалены кристаллы. (Ты отстраненно думаешь, как люди сумели это сделать.) Все это создает лабиринт пересекающихся путей, каждый из которых ведет к той или иной важной точке поселения: гончарной мастерской, кузнице, стекловарне, пекарне. Возле некоторых дорожек ты видишь навесы и биваки, некоторые заняты. Очевидно, не всем жителям общины удобно ходить по связкам деревянных платформ на высоте сотен футов над полом, усеянным гигантскими штырями. Забавно.
(Это снова сарказм не в духе Иссун. Да ржавей все это, ей надоело сдерживаться.)
Бани найти легко, поскольку на серо-зеленом камне пола виднеется тропинка мокрых следов, ведущих в одном направлении. Ты идешь в обратном направлении по ним и с приятным удивлением обнаруживаешь, что бани – это огромное озеро чистой, горячей, исходящей паром воды. Озеро ограждено стеной чуть выше уровня пола жеоды, и от него отходит канал, откуда по латунным трубам вода куда-то отводится. На другом берегу озера ты видишь нечто вроде водопада, извергающегося из другой трубы, подающей воду в озеро. Вода, вероятно, циркулируется для очищения каждые несколько часов, но тем не менее есть заметная помывочная на одной стороне, с деревянными скамьями и полками с различными банными принадлежностями. Там несколько человек трут себя мочалками, прежде чем спуститься в большое озеро.
Ты раздеваешься. Когда ты уже почти покончила с помывкой, на тебя падает какая-то тень, и ты вздрагиваешь и вскакиваешь на ноги, спотыкаешься о лавку и тянешься к земле, прежде чем до тебя доходит, что ты, наверное, перегибаешь палку. Но тут ты чуть не роняешь мыльную мочалку, потому что…
…это Лерна.
– Да, – говорит он, пока ты пялишься на него. – Я так и думал, что это можешь быть ты, Иссун.
Ты продолжаешь пялиться на него. Он немного изменился. Стал чуть тяжелее, хотя и похудел точно так же, как и ты: вымотан путешествием. Сколько это длилось? Недели? Месяцы? Ты теряешь ход времени. И что он тут делает? Он должен был оставаться в Тиримо, Раск никогда не дал бы доктору уйти…
О. Да.
– Стало быть, Юкка сумела приманить тебя. Надо было бы удивиться. – Устал. Он выглядит усталым. На его скуле шрам, этакий белый полумесяц, который вряд ли потемнеет. Ты продолжаешь сверлить его взглядом, и он переступает с ноги на ногу. – Надо же, именно туда, куда меня привело… и вот, ты здесь. Может, судьба, может, и правда кроме Старика-Земли есть и другие боги, которым действительно есть до нас дело. Или, может, они тоже злые и это их шутка. Чтоб я знал.
– Лерна, – говоришь ты, и это то, что нужно сейчас.
Он опускает взгляд, и ты запоздало вспоминаешь, что ты голая.
– Надо было дать тебе домыться, – говорит он, быстро отворачиваясь. – Поговорим, как закончишь. – Тебе нет дела до того, что он видел твою наготу – в конце концов, он помогал родиться одному из твоих детей, ржавь побери, но он вежлив. Тебе знакома его привычка – он обращается с тобой как с человеком, хотя и знает, кто ты, и это странно ободряет после всех этих странностей и всего, что так изменило твою жизнь. Обычно то, что ты оставляла позади, не преследовало тебя.
Он уходит из помывочной, и ты снова садишься и заканчиваешь мытье. Больше никто не беспокоит тебя, хотя ты замечаешь, что многие обитатели Кастримы смотрят на тебя с интересом. И уже не так враждебно, хотя это неудивительно, ты не выглядишь слишком пугающе. То, что заставит их тебя ненавидеть, увидеть нельзя.
И все же… знают ли они, кто такая Юкка? Та белокурая женщина, что была с ней наверху, определенно знает. Возможно, Юкка знает о ней что-то такое, что заставляет ее помалкивать. Но вряд ли. Юкка слишком откровенна в отношении себя, слишком открыто говорит об этом с чужаками. И еще она слишком харизматична, слишком привлекательна. Юкка ведет себя так, словно быть орогеном – это просто еще один талант, еще одна личная особенность. Такое поведение и такое всеобщее принятие этого ты видела прежде только один раз.
Отмокнув и ощутив себя чистой, ты выбираешься из купальни. У тебя нет никаких полотенец, кроме твоей грязной пепельной одежды, так что тебе приходится еще и отстирывать ее в прачечном отделении. По окончании стирки одежда твоя становится влажной, но ты еще недостаточно осмелела, чтобы ходить по чужой общине нагишом, и в жеоде в любом случае тепло как летом. Потому ты и поступаешь как летом – надеваешь мокрую одежду, понимая, что она быстро высохнет.
Лерна ждет тебя.
– Туда, – показывает он, поворачивая, чтобы идти с тобой.
Ты следуешь за ним, и он ведет тебя через лабиринт ступенек и платформ, пока вы не доходите до приземистого серого кристалла, торчащего из стены всего на двадцать или около футов. У него там жилье, куда меньшее, чем то, что ты делишь с Тонки и Хоа, но ты видишь полки, заваленные пакетиками с травами и свернутыми бинтами, и нетрудно понять, что странные скамьи в большой комнате, скорее всего, импровизированные койки. Доктор должен быть готов к визитам. Он знаком велит тебе сесть на одну из коек и садится напротив.
– Я ушел из Тиримо на следующий день после тебя, – спокойно говорит он. – Ойамар, заместитель Раска, ты его помнишь, полный идиот, попытался устроить выборы нового главы. Не хотел брать на себя ответственность в преддверии грядущей Зимы. Все знали, что Раск никогда не выбрал бы его, но его семья сделала Раску одолжение, выдав ему права на надзор за лесозаготовками на западе… – Он осекается, поскольку все это больше ничего не значит. – Короче. Половина этих клятых Опор бегала по общине с оружием и пьяные, обвиняя каждого встречного в том, что он рогга или рогголюб. Вторая половина делала то же самое – только более скрытно и хладнокровно, что было куда опаснее. Я понимал, что теперь только вопрос времени, пока вспомнят обо мне. Все знали, что я твой друг.
Значит, и тут ты виновата. Из-за тебя ему пришлось бежать из места, в котором он был бы в безопасности. Ты неловко опускаешь взгляд. Теперь и он употребляет слово «рогга».
– Я думал, что смогу добраться до Сияния, откуда родом моя мать. Меня там едва знают, но обо мне знали, и что я доктор тоже, потому… я понял, что у меня есть шанс. В любом случае это было лучше, чем оставаться в Тиримо и быть повешенным. Или подохнуть с голоду, когда придет холод, а Опоры все разграбили и сожрали. И я подумал… – Он мнется, бросает на тебя короткий взгляд, затем снова смотрит на свои руки. – Я подумал, что смогу нагнать тебя по дороге, если буду идти достаточно быстро. Но это было глупо – конечно же, я тебя не догнал.