, не причиняла им вреда во всей дальнейшей жизни… На случай судорог с ребенком во время прижигания у них есть лечебное средство: они окропляют ребенка козлиной мочой, и судороги проходят. Впрочем, я передаю только рассказы самих ливийцев [33].
Я позволил себе так много цитировать Геродота, поскольку единственное и малотиражное для такого автора издание его замечательной «Истории» — «труда, лежащего еще на трудно различимой грани между мифом и историческим повествованием», представляет собой библиографическую редкость.
Из других источников мы узнаём следующее. За исключением колесниц, которыми пользовались гараманты, орудия труда и предметы обихода ливийцев были очень примитивны. Их продолжали делать из камня даже после широкого введения металла. В вади Эль-Аджиаль, где итальянские ученые вели раскопки, предметы каменного века были найдены в доме римского периода постройки. Изделия из металла попали в глубь страны с побережья довольно рано, но в большинстве случаев они являлись лишь предметами роскоши, а их производство на месте так и не приняло широких масштабов. Типичными орудиями войны ливийцев в период античности были дубинки, луки, стрелы. Производство керамических изделий развивалось медленно, и гончарный круг, как считают ученые, не был известен ливийцам до римского периода. Глиняная посуда крупных размеров с вырезанными и нанесенными красками украшениями изготавливалась ими вручную еще в III веке, а кухонная утварь делалась из дерева, кожи или яиц страуса. Дома ливийцев были не менее примитивны. Характерным жилищем являлась непрочная хижина из сухой сплетенной травы на каркасе из палок, напоминающая по форме перевернутую лодку. Гараманты, так же как и современные бедуины Триполитании, жили в палатках из кожи животных, а жители побережья обитали в подземных жилищах, подобных тому, которое показал нам Фрадж.
Таким образом, мы видим, что Ливия является наследницей богатой культуры, вобравшей в себя достижения многих народов. Поэтому не случайно в стране уделяется такое большое внимание изучению культурного наследия. Заметим, при этом всегда выделяется как основная следующая идея: все жители страны, несмотря на цвет их кожи, волос и глаз, составляют единое целое, все они — ливийцы, и все они пользуются равными правами и имеют равные обязанности перед страной.
В этой связи мне вспоминается беседа в министерстве культуры и информации Ливии о том, как изучаются и сохраняются народные танцевальные традиции. Я узнал, что в начале 1985 года в Ливии было 26 ансамблей национальной песни и танца, из которых 11 считались официальными, получали помощь и поддержку со стороны государства. Наиболее известным является Национальный ансамбль танца, основанный в 1963 году в столице и называвшийся поначалу Триполийским. Через два месяца после своего создания в кинотеатре «Уаддан», находящемся в центре столицы, было дано первое публичное представление национальных танцев, исполнявшихся под аккомпанемент народной музыки и песен. В период монархического режима, при засилье западной музыкальной культуры, Триполийский ансамбль танца был единственным художественным коллективом, который давал представления в различных городах Ливии, собирал народные мелодии и танцы.
После Сентябрьской революции 1969 года этот ансамбль, как самый опытный, стал основой вновь созданного Национального ансамбля танца, в который вошли лучшие артистические силы страны. Началась трудная и интересная работа — поиски характерных танцев побережья, пустынных и горных районов Ливии. Кроме того, следовало преодолеть текучесть основного артистического состава: артисты недолго задерживались в ансамбле из-за неустроенности, отсутствия удобной для работы сцены. Но постепенно дело налаживалось, и Национальный ансамбль танца стал давать концерты не только в Ливии, но и за рубежом. Сегодня он считается одним из лучших творческих коллективов арабского мира, знакомящим своих зрителей с богатым наследием ливийского народа — его национальными танцами и песнями.
— Ансамбль постоянно работает над обновлением своей программы, — говорит Абд ас-Салям Тарум, сотрудник Отдела театра и народного искусства. — У нас есть специальный план, предусматривающий поездки по различным районам для сбора национального фольклора. Нам нужен специальный центр фольклора. Вроде бы и решение есть, но пока всё стоит на месте. Дело, если ставить вопрос серьезно, требует больших затрат и солидных специалистов.
В разговор включается директор ансамбля Саид Ибани, который подчеркивает специфику ансамбля и его отличия от других подобных коллективов арабских стран.
— У нас нет иностранных балетмейстеров или постановщиков танцев, — говорит Саид. — На это мы идем специально, с тем чтобы сохранить истинно народный колорит даже в ущерб художественному восприятию и оградить наше наследие от иностранного влияния. Национальным ансамблем Алжира руководит выпускник советского театрального вуза, в Тунисе с артистами народного ансамбля работает, болгарский балетмейстер, в Северном и Южном Йемене — советские хореографы. Мы не сбрасываем со счетов значение постановки танца и режиссуры, но нам кажется, что каждый иностранный хореограф невольно привносит в тот или иной народный танец свое, национальное, и поставленный им танец пусть немного, но все же теряет свой истинно народный, национальный колорит. У нас есть постановщик по имени Фатхи, — улыбается Саид. — Он ливиец, и поэтому нам не грозит такая ситуация, когда мы будем танцевать свои танцы на иностранный манер.
По первому каналу местного телевидения я видел программу, именуемую «Поющая палатка».
Прямо на сцене сооружается палатка — такую еще и сегодня разбивают жители Сахары, — пол ее застилается ткаными коврами. В глубине палатки усаживаются оркестранты, перед ними устраиваются певцы, певицы и поэты-декламаторы. На авансцене идет выступление ансамбля. Танцы показывают разные, из различных провинций Ливии, и — что самое главное — сырые, режиссерски не обработанные. Вернее, хореограф Фатхи все-таки приложил руку, но ведь в Ливии нет хореографических училищ и театральных вузов, и, следовательно, он не имеет специального образования. Два небритых деда в белых бурнусах и темных шапочках крючковатыми палками лупят по большим барабанам. Выстроившись в ряд, 12 парней в шапочках, расшитых раковинами каури, отплясывают нехитрый танец под аккомпанемент барабанного боя и металлических тарелочек. Время от времени один или два парня солируют: то идут вприсядку с выбрасыванием вперед обеих ног, то крутят карусель на одной ноге, то высоко подпрыгивают.
Видно, что танец не поставлен, народный колорит сохранен полностью, но так ли нужен слепой перенос сырого, художественно не обработанного народного танца на сцену большого зала? Тут можно спорить, хотя и нельзя отрицать, что точка зрения моих ливийских друзей из Национального ансамбля танца, по-видимому, тоже имеет право на существование.
ПОЕЗДКА В БЕНГАЗИ
В городе Бенгази этого 40-летнего мужчину с внешностью д’Артаньяна знают все грамотные люди. Мухаммед Будаджаджа — хозяин музея, где собраны предметы старины и традиционного быта, блеклые, старые фотографии и цветные, сочные фото наших дней. Последнее не случайно: сам хозяин — фотограф, и это всё — его работы.
— Я начал собирать коллекцию восемь лет назад, — рассказывает Мухаммед. — У меня нет никакой системы и не было желания создать музей. Сначала было жалко выбросить старую вещь. Потом знакомые, увидев у меня что-то из коллекции, стали приносить ненужные вещи.
Мы ходим по закоулкам музея, и за каждым углом открывается небольшая комната, где собраны однотипные предметы. Например, в одной — кухонные изделия, в другой — предметы, необходимые для того, чтобы разбить в пустыне палатку, третья представляет собой комнату молодой женщины в доме мужа, куда она входит невестой и остается уже женой. Сами стены тоже не пустуют — здесь хорошие фотографии, которые дополняются либо небольшими пояснениями, либо самими предметами. Например, между двумя фотографиями мясной лавки с по тешенными бараньими тушами помещен литой топор мясника с узкой металлической рукояткой и широким лезвием.
— Бедуинов в окрестностях Бенгази нет, и некоторые предметы мне пришлось привезти издалека, — говорит Мухаммед. — Вот эта деревянная в виде полумесяца дуга с выдолбленным отверстием посередине нужна для того, чтобы поддерживать полог палатки. В отверстие вставляют толстую палку, которую забивают в землю. Вот этим молотком.
— У нас даже есть что-то вроде пословицы: «Если дождь капает через дугу, то куда же могут спрятаться обитатели палатки», — говорит, улыбаясь, Мухаммед. — Кстати, о пословицах. Вы обратили внимание на объявление при входе? Так вот, плата за вход в галерею — одна пословица. Вы смотрите мою коллекцию, а я собираю пословицы всех народов мира.
Тут же, в этой комнате, по стенам развешаны предметы повседневного быта жителей пустыни. Колодезное деревянное колесо, через которое перебрасывают веревку и достают воду. Вот железные вилы с коротким черенком, деревянная лопата, которая треснула от старости и аккуратно скреплена металлическими поясками. Из целого куска дерева сделаны ступка и лейка. Рядом с деревянной ступкой вдруг вижу… медную гильзу от большого артиллерийского снаряда и длинный болт. Это тоже ступка с пестиком.
Жизнь человека в пустыне связана со скотом и финиковой пальмой. Поэтому, естественно, на стене на видном месте висит толстая веревка с небольшим утолщением посередине, с помощью которой крестьянин забирается на пальму. Пальма — самое большое, а иногда и единственное дерево в пустыне, и арабы берут от нее все, что только можно получить. Кроме плодов это и веревки, мочалки, веера, тарелки, веники, даже тапочки, плетенные из коричневых пальмовых волокон. Но наибольшим разнообразием отличаются плетенные из пальмовых листьев изделия. Их плетут женщины. Вот круглой формы скатерть; ее кладут на землю, и ставят на нее еду. Вот небольшое блюдо с крышкой для того, чтобы не остывал приготовленный рис. Пальмовые листья имеют бледно-зеленый, неяркий цвет. Чтобы оживить изделия из них, мастерицы пропускают одну-две полоски красного или фиолетового цвета.