Ритуал, писал масонский идеолог Папюс, всегда соответствует современной политической или философской необходимости.
«Ритуалом» может быть большевизм, демократия, плюрализм и любой другой «изм», скрывающий за подобранной на злобу дня внешней оболочкой сущность своей безбожной, антихристианской власти, власти меньшинства безродной и безбытной организации над коренными, историческими и христианскими началами». [51].
А.Ф. Лосев сформулировал так: «Триада либерализма, социализма и анархизма предстает перед нами как таинственные судьбы каббалистической идеи и как постепенно нарастающее торжество Израиля.
Большинство либералов, социалистов и анархистов даже совсем не знают и не догадываются, чью волю они творят».
Теперь эта мировая власть «сакрализует» свои деяния. Известно ли вам, что папским престолом вслед за деканонизацией Николая Угодника и Георгия Победоносца был канонизирован Томас Мор? На состоявшейся в конце 2000 года в Ватикане Всемирной ассамблее парламентариев подчеркивалось, что «Именно блаженный Томас Мор – лорд-канцлер Англии, казненный королем Генрихом VIII, был предложен Святым престолом парламентариям мира как небесный покровитель всех политиков-христиан».
Теперь «борцов с коммунизмом» уже не смущает, что при советской власти этот «блаженный» не без оснований рассматривался как один из основоположников социалистических теорий. Он сделал дело. Вымостил свой участок дороги для машиаха. И современные «христианские политики», старательно воплощая апокалиптический идеал Талмуда, вправе просить у «блаженного Томаса» молитв о скорейшем устроении мирового правительства, введении единой религии и соблюдении прав меньшинств. (Так доберутся и до Карла Маркса, перекрестившегося из Мардохея Леви и сделавшего для «мировой революции диавола» так много).
Отпадение об Бога первого меньшинства – восставших ангелов – стало «архетипическим». И в человеческом мире: «избранное меньшинство» никогда не откажет в солидарности другим меньшинствам. На всемасонском шабаше 1993 года в Страсбурге так и записали: поскольку Орден – составная часть континента, «масонство имеет целью создание единой политической и социальной Европы, где права и самобытность всех меньшинств без исключения будут обеспечены».
Скоро, скоро эти меньшинства сольются в единое, унифицированное большинство. И, ведомые слепыми поводырями, поклонятся машиаху.
…Умирал Баженов страшно. Он ослеп и все кричал: «Снимите, снимите с меня повязку!» Ему казалось, что черная лента, которой закрывают глаза во время посвятительного ритуала, застит ему свет.
B Протоколе Сионских мудрецов под номером четыре есть такая фраза: «Масонство служит слепым прикрытием (незримой силы)».
В «ГОРОДЕ ЗЕРО»
Я, как все, наверное, коренные москвичи, всегда ощущала свою врожденную сухопутность, как некую обделенность. Никто, кроме москвича никогда не скажет с такой страстной тоской и бурной нежностью в голосе, с таким романтическим блеском в глазу: «Я люблю море!!!» Прямо-таки накат волны и флибустьерский посвист слышится в этой фразе узников гранитных труб реки Москвы, Яузы и похороненной Неглинки… Мы связаны с морем и мировым океаном не сетью канализации. Не каналом, выложенным зэковскими костями. Нет, мы все какие-то просто трагически не состоявшиеся поморы, одесситы, владивостокцы!
Если в каком-то году мне не удается проплыть в прибое хотя бы десять метров при температуре +13°С, – год прожит зря. А уж авианосцы, эсминцы, сейнеры и сухогрузы, танкеры, подводные лодки, катера, боты, яхты, шлюпки и надувные матрасы!… Половину своих документальных и научно-популярных фильмов я снимала, держась за леера или кнехты, никогда не испытывая приступов морской болезни и даже не замечая сопутствующего этой болезни запаха на палубе или пирсе…
Есть такая уставная команда на флоте для флагманского строя кораблей: «Поворот все вдруг!…» В конце 80-х как будто эта морская команда прогремела над огромной, в дрейфе лежащей шестой частью суши. Народ суетливо задергался, разбивая вдребезги экономику и политику, памятники вождям, общественную и личную жизнь. Вся страна оказалась помещенной в какую-то ситуацию абсурда. В какой-то «Город Зеро». Так, помнится, назывался нашумевший тогда фильм. Наошибались столько, что черепки собирать придется еще и правнукам. Так что мы – не исключение.
Многих ли современных интеллигентов или «образованцев», по терминологии Солженицына, миновало искушение отрицательной духовности? Мы с тобой нахлебались полной ложкой – от йоги до сайентологии. Надо же, устраивали даже «парад алле» сил бесовских!
Теперь мне чудится в том семинаре что-то зловеще-символическое, ведь проводили мы его накануне твоего посвящения. А получалось-то все как-то случайно, очень просто, даже забавно.
Еще при первых дуновениях «ветра перемен» ушел из съемочной группы самый мой любимый директор картины. Был этот Шурик таким смекалистым и оборотистым евреем, так ловко проворачивал любые дела, так извлекал из воздуха деньги, что в директорах ему оставаться было, разумеется, тесно. Года три-четыре не было о нем ни слуху – ни духу, а когда случайно встретила я Шурика на улице, оказалось, что тот, конечно же, разбогател. Но нас связывали годы совместной работы, воспоминания… Шурик предложил придумать что-нибудь взаимно-полезное, интересное, необычное.
Название семинара «Непознанное» придумал, естественно, ты. Ты же был главным «генератором идей» и организатором. А Шурик нашел деньги. Проводился семинар в январе, в комплексе Дагомыс, в Сочи.
Серое море хмуро ворочало тяжелые грохочущие валы. На темном холодном песке маслянисто поблескивали сорванные и принесенные откуда-то ветки, листья магнолий. Манящий запах дыма, мангала, шашлыка тянулся вдоль безлюдной полосы прибоя, подсказывая то единственное дело, которым можно в такую погоду убивать время на пляже.
Участники нашего семинара бродили у моря в дубленках, заглядывали в те лихие кибитки с дымком, возвращались на наши занятия покрасневшими от ветра, дыма и напитков. Нам было тогда так хорошо, так тепло и уютно, в этом зимнем, мокром и холодном Дагомысе! И мы знали тогда, что нас ждал Париж… Да что Париж! Впереди была еще целая жизнь!…
Впрочем, субтропическая зима, пятизвездочные номера, сауна, бассейн – фон. Главное «действо» семинара – твои лекции; мой «минифестиваль» фильмов про всякие чудеса; занятия у астрологов, акупунктурщиков, лозоходцев, йогов-практиков… Каждое направление было представлено «первым лицом» данного жанра. Мы тогда еще задумались с тобой: почему все эти «первые лица» – еврейские? Потому что побалдеть зимой в Сочи и получить большие деньги – в русле национальной традиции? Или в русле национальной традиции – вообще интерес ко всякому такому… что дурит и охмуряет людей?
Мы блеснули каждый в своем жанре. Твои лекции были проникнуты идеями В.В. Налимова и Александра Неклессы. Ты рассуждал об «общем семиотическом поле», т.е. о некоем пространстве, подобном голографическому, без прошлого и будущего, пространстве абсолютного и универсального Знания… Ты говорил о том, что есть приемы, специальные техники и практики, дыхательные, например, позволяющие проникнуть в эти пространства и извлечь оттуда куски всезнания, всеведения… Так предсказывают индийские йоги, Ванга, колдуны. Еще ты говорил, что эти техники не случайно «запечатаны», закрыты в тибетских монастырях, в ашрамах… Страшно, когда техники превращаются в технологии, становятся доступными массам, всем без разбора, без соответствующей подготовки. Ты говорил, что это опаснее распространяющейся радиации.
Ты пророчествовал: человечество, овладевшее такими технологиями, трансмутирует в «негантропа». То есть гомо сапиенс превратится в существо, обладающее безграничными «экстрасенсорными» возможностями, но при этом утратившее какие бы то ни было нравственные ориентиры…
Техническая интеллигенция, составлявшая основную массу наших «семинаристов», слушала, разинув рот и даже пыталась что-то судорожно конспектировать… А меня больше всего поразили твои рассуждения о том, что самая «сильная» мистика – это мистика христианская, что прозорливость православных старцев абсолютно недостижима никем и ни с какими техниками не сравнима. Именно от тебя я впервые услышала почему-то поразившее меня слово «исихазм»… И еще запомнилось, как некоторые из наших экстрасенсов фыркали: какие православные старцы? Где вы их видели?
Мои киносеансы тоже имели успех. Ну еще бы! Я ведь показывала фильм Татьяны Чивиковой «Полная сенсорная депривания», где демонстрировалось, как у человека, в абсолютной темноте и тишине, погруженного в гидрокостюме в жидкость, начинаются галлюцинации, приводящие в конце концов к безумию. Еще большим успехом пользовался фильм Елены Саакян «Генетика и мы». Здесь люди впервые видели мало кому известного тогда Зубра – Тимофеева-Ресовского. Погружались в проблемы рождения даунов и проявления прочих генных мутаций… Люди, для которых эти проблемы актуальны, всегда хотят приобщить к их решению и все человечество. А еще привезла я несколько потрясающих картин Владимира Кобрина. Тогда, в 90-ом году, кобринское изображение, состоящее из динамического потока образов, лавины символических ассоциаций, изображение, опережавшее не изобретенный тогда еще видео-арт, даже теоретически непредставимую еще компьютерную трехмерную графику – шокировало и завораживало зрителей.
На всех моих сеансах присутствовал маленький лысый толстячок Марик, ставший сегодня знаменитым отечественным кинодельцом и хозяином сочинских кинофорумов. Вообще, самым замечательным из всего этого зимнего счастливого балдежа были, конечно же, знакомства. До чего же яркими персонажами оказались астрологи, хироманты, тантрики!…
Один Владимир Ажажа чего стоил – с его знаменитыми лекциями про пришельцев.(14). Это теперь мне ясно, что православная традиция уже давно опознала эти «неопознанные объекты». Но в те годы инопланетные версии поражали.