Он был гениально умен, энциклопедически образован, делал свои масонские доклады на русском, французском, английском, турецком, немецком, итальянском, арабском, греческом и других языках, причем говорил на них, похоже, не просто свободно, а еще и образно и остроумно.
Полковник французской разведки в отставке, он часто вспоминал какие-то поразительные, и по-настоящему героические эпизоды из своей детективно-яркой биографии. Во время последней войны он служил в гестапо, являясь, по-видимому, шпионом одновременно французским, американским… Может быть, даже нашим. Возможно, он вообще работал на все разведки мира разом. Потом – в таком же, конечно, качестве – Гардер «сражался» в Юго-Восточной Азии.
М.В. Гардер
Современный масонский историограф А.И. Серков описывает эту часть биографии Гардера, кажется, с некоторыми умолчаниями и передергиваниями: «В начале войны с Германией М.В. Гардер отличился на бельгийском фронте и в июле 1940 г. стал сотрудником французских спецслужб. В сентябре того же года он был направлен для подпольной работы в оккупированную зону Франции, где через три года был арестован фашистами. Он чудом остался жив, пройдя через такие концентрационные лагеря, как Освенцим, Бухенвальд, Флоссенбург и Флёе; дважды с советскими военнопленными он совершал попытки побега, едва за это не был расстрелян и содержался в страшных штрафных командах в фашистских лагерях смерти. Добравшись по окончании войны до американской зоны оккупации, М.В. Гардер продолжил службу во французских спецслужбах…».
Рассказывал он о подвигах как-то очень бытово, без хвастовства и геройства, наоборот, вышучивая свою «трусость», маленький рост и суетливость. Запомнилось из этих рассказов только то, что его дважды приговаривали к расстрелу, а однажды – к виселице. Причем, уже петлю на шею одевали. Но каждый раз «неслыханное везение и удача», а также тупое самомнение немцев почему-то позволяли ему бежать… Как в кино! (Но кто был режиссером этого «фильма»?).
Гардер без памяти любил и дико ревновал свою жену Елизавету – племянницу композитора Скрябина. Родилась и выросла она в Ленинграде, случайно оказалась в 41-ом году в Пятигорске, где и попала в плен. Из фашистского концлагеря в Германии ее «почти случайно» умыкнул «узник страшных штрафных команд» Михаил Васильевич, а обвенчались они гораздо позже, где-то то ли в Пномпене, то ли во Вьетконге… Никогда в жизни я не видела такой прекрасной, величественной и очаровательной пожилой дамы. Ее походка, жесты, умение одеваться и вести себя, ее манера говорить – оживляли в памяти какие-то смутные представления об августейших особах и императрицах, а все виденные «живьем» гранд-дамы мира, включая Жаклин Кеннеди, принцессу Диану и Маргарет Тэтчер – казались по сравнению с ней девками-чернавками.
Жили Гардеры в аристократическом, безумно дорогом шестнадцатом квартале Парижа, где почти видна была Трокадеро и Эйфелева башня. Жили в трогательно-крохотной квартирке, которая могла бы уместиться, пожалуй, в моей московской кухне.
Гардер был советологом, причем известным советологом и антикоммунистом на самом деле, а не домашним эмигрантским болтуном. Его книга «Империя зла» предсказывала крушение тоталитарного режима, хотя издана была еще в 1963 году. (Интересно, что такое название нашей страны много лет спустя позаимствует президент Рейган). Авторитет Михаила Васильевича в мировом масонстве был настолько высок и непререкаем, что американское «каменщицкое» начальство, сверкая бриллиантовыми запонками и золотыми перстнями, первое протягивало ему руки, спеша навстречу и спотыкаясь о толстенные ковры «Интер-Континенталя».
На этом фоне – более чем скромность жизни Гардеров объяснялась, по-моему, очень просто. Они были невероятно, чисто по-русски, даже по-по-мещицки щедры и хлебосольны. Их графо-Ростовское великодушие, сердечность, теплота, готовность поделиться и последним были бы в диковинку даже в сегодняшней Москве, не говоря уже о скаредном Париже. При этом оба как-то по-детски стеснялись своей доброты, превращая подаяние в шалость.
Помнишь, как, понимая нашу бедность, мадам Гардер приходила к нам на чай для того только, кажется, чтобы незаметно юркнув в спальню, оставить там под подушкой конвертик с колоссальной для нашего сознания суммой франков и извиняющейся записочкой. Мол, не хожу по магазинам, не знаю ваших вкусов и потребностей, боюсь ошибиться с подарками, так что уж, простите великодушно и примите, пожалуйста, без обид хотя бы это…
А Михаил Васильевич? Мне кажется теперь, что, вызывая нас для невероятно срочных, актуальных и важных переговоров в бюро Высших Градусов Великой Национальной Ложи Франции, он имел на самом деле целью – хорошенько накормить нас в ресторане. Тем более что за столом он как-то «забывался» и вместо обсуждений насущных дел масонских, вдруг выдавал свои невероятно интересные философско-исторические эссе об Экклезиасте и Спинозе, о колониальной политике Царской России, о грядущем наступлении ислама или еще о чем-то, столь же глобальном… А сам все заказывал новые диковинные блюда, – зубы заговаривал…
Как-то я начала ругать эту тупую, бездарную, унифицированную Америку Гардер возразил: «Ну, не все уж там так плохо. Америку надо лучше знать». «А что там хорошего, архитектура что ли, эти две башни над Манхэттеном?» – не унималась я. «Запомни, – многозначительно сказал Михаил Васильевич, – ничего не делается случайно. Представь себе такую ситуацию. Через несколько лет в мире все чаще начнут говорить: надоел американский диктат, Америка – колосс на глиняных ногах, доллар скоро лопнет… И тогда Штатам понадобится публично показать, кто в доме хозяин, и какова американская, в том числе и долларовая, мощь. Вот тут-то и пригодятся небоскребы. Представляешь, произойдет как в кино: например два самолета врезаются на глазах всего мира в каждую из башен»… Я представляла. Такова режиссерская привычка: сразу видеть то, о чем рассказывают. И когда 11 сентября 2001 года по телевизору показали жуткие, какие-то нереальные кадры, я остолбенела. Я поняла, что уже видела это…
Этот фрагмент я вставила в книгу позже. Почему не написала о рассказе Гардера раньше? Да потому что при всем уважении к нему, тогда, прежде, мы приняли это пророчество за полную нелепицу, просто за эффектную байку, которой он нас поразвлек… Прозорливость, демоническая прозорливость у него была. Но здесь дело не в ней. Он что-то знал. Конечно, он знал.
Гардер был, я думаю, великим человеком. Личностью, противоречивой и жутко трагической. Как и боготворимый им Новиков… Поражали его какие-то «экстрасенсорные возможности». [39] Может быть, он колдовал? Но ведь ходил же в Александро-Невский храм на рю де Рю и похоронен с отпеванием… Наверное, многое еще будет узнано и написано когда-нибудь об этом классике масонства. Для меня несомненно другое – в нашей с тобой биографии он, конечно же, сыграл роль роковую.
«Развитие» масонства Великого Востока в России шло «не шатко не валко». Оно стопорилось французской скупостью и нерешительностью, движимое исключительно нами. Скорее всего, мы в конце концов и плюнули бы на это дело, занявшись чем-нибудь другим, но все перевернуло появление потрясающе обаятельного Гардера, сделавшего тебя клятвопреступником.
Скандалы, склоки, раздоры и расколы перманентно раздирают Всемирный Орден, основанный на «братской любви». Иначе откуда бы взялись все эти «Ротари», «Де Моле», «Львы» и прочие парамасонские организации, находящиеся в какой-то странной оппозиции к собственно масонству и неустанно грызущиеся между собой.
Во Франции же, в жесткой подковерной и одновременно неприкрытой конкурентной борьбе сосуществуют 3 (целых три!) масонства. Гран Орьян, то есть Великий Восток Франции – носитель и хранитель традиций национально-исторических, времен Французской буржуазной революции. Это, так сказать, «новодел» в масонстве. Они «работают» не «Во Славу Великого Архитектора Вселенной», а во имя каких-то расплывчато-гуманистических и общедемократическо-демагогических идеалов. Нарушают все базовые принципы традиционного масонства. Это чисто французское, местное, чтобы не сказать «местечковое», явление. По-французски экономное – взносы относительно небольшие – и потому широкозахватное и общедоступное, практичное масонство.
Именно в него-то мы по дикости и невежеству своему, по их «всеядности» первоначально и вляпались. А оно оказалось «диким»! «Диким» (wild) по отношению к масонству, регулярному (regular), т.е. «правильному».
Печать Великой Национальной ложи Франции
Из всех «правильных» самым «правильным» является, так называемый «Древний Принятый Шотландский Устав» (Ancient Adapted Scottish Right). Это масонство мировое, самое престижное, аристократически-снобистское и дорогое, т.е. с членскими взносами, непосильными для бережливого европейского среднего класса.
Внутри самого регулярного масонства – свои внутренние разногласия, направления и разборки. Кроме «Шотландского» есть еще «Йоркский» устав, есть «Кингз арт» – «Королевское искусство», кажется и еще что-то, менее известное и популярное в мире. Всех их объединяет «регулярность», т.е. следование утвержденным еще два века назад «ландмаркам» – «базовым принципам». А эти «базовые принципы» требуют: 1) Работать «Во Славу Великого Архитектора», т.е. не быть атеистами, 2) Не участвовать (открыто) в политической, религиозной и прочей борьбе, проявлять лояльность и быть всегда «выше» национальных, государственных, религиозных, политических и социальных интересов. 3) Не признавать прав женщин на создание своих собственных лож и не принимать их в «правильные» ложи. И так далее.
Конечно, в моем пересказе элегантные «ландмарки», сформулированные в оригинале устава высоким штилем на старом строгом английском языке выглядят не так незыблемо внушительно и впечатляюще. Подтверждать же их необходимо, точно следуя тексту оригинала устава. «Ландмарки» подтверждают, когда просят о признании, когда пишут эти пресловутые «Petitions For Recognition» – петиции… Ox, об этом позже…