— Говорящий орк, — выдохнул второй. — Это потянет на премию. Нужно обязательно доставить его живым.
— Ох, придурки, — выдохнул орк. — Я посол Вождя Тралла. Я прибыл в Гилнеас, чтобы…
От внезапного выстрела орк даже пригнулся. Довольный собой, сержант направил на говорящее чудовище пистолет, который секунду назад разрядил в воздух.
— Раз ты умный такой, сам себя и свяжи, понял? — он кинул орку веревку. — Я тебя, заразного, касаться не буду. А свои эти сказочки в штабе расскажешь. Мне некогда разбираться.
— Ты бы хоть пистолет перезарядил, — заметил Уизли. — Это ведь древнейшая экспериментальная модель. Он без перезарядки больше раза не стреляет. У нас в Штормграде такими еще после Второй Войны пользоваться перестали.
— Зря ты это, — покачал головой орк. — Меня-то они хотя бы боятся.
Рассерженный сержант в два счета оказался возле все еще болтавшегося в воздухе гнома.
— А я им чаще не по назначению пользуюсь!
Приклад экспериментального образца угодил Уизли прямо между глаз. Это стало достойным завершение самой провальной в истории штормградского разведывательного управления вылазки.
Очнулся Уизли в кромешной темноте, связанный и без зачарованного костюма. И самое ужасное, что возле все того же орка. Ни один звук не доносился до тюремных подземелий Гилнеаса. Гилнеаские стражники разницы между орком и гномом не видели, раз их схватили вместе, значит, они оба, независимо от их расы, являлись врагами королевства. Даже потом, когда их стали переводить из одной камеры в другую, они неизменно оказывались вместе.
— Хочешь, к воргенам посадим? — Только и отвечали стражники на жалобы гнома.
К воргенам хотелось еще меньше. Уизли достаточно много узнал об этих созданиях, пока готовился к вылазке в Гилнеас. Но Свету было угодно послать ему первым орка….
Его зеленокожий сосед уверял, что орки всегда предпочитали гномам более здоровую пищу. Но в первые дни их совместного заключения Уизли Шпринцевиллер не сомкнул глаз ни днем, ни ночью. Без причины гномья присказка — темно, как у орка в желудке — не возникла бы.
Говорящий орк здорово напугал не только разведчиков, но и тюремных стражников. Жаждущее крови чудовище на чистом и понятном всеобщем языке стало рассказывать им о свободе и образованности орков в Азероте. Кстати, Уизли не мог не признать, что на всеобщем орк говорил очень хорошо. Грязная тряпка вместо кляпа стала ярким примером того, насколько заинтересовались гилнеасцы образованным обществом орков. Больше орк с людьми не разговаривал, поддерживая образ недалекого кровожадного гиганта времен Третьей Войны.
Агентурной закалки Шпринцевиллеру хватило ненадолго. Соседство зеленого чудовища и постоянный страх за свою жизнь истощали его сильнее скудного рациона.
В поглощающей все звуки темноте он перестал понимать — открыты или закрыты его глаза, спит он или же бредит наяву. Тьма искрилась белыми звездочками перед его лишенными возможности видеть глазами, приобретала неведомые черты и формы. Воображение услужливо заполняло чернильную пустоту, не давая разуму сойти с ума, и Уизли видел тех, кого не могло быть в его камере, и слышал то, чего не могло происходить в этих сырых застенках. Ему виделся король Вариан в сверкающих доспехах и в черной шерстяной шапочке агента ШРУ с прорезями для глаз. Обезвредив стражу и наглого орка-соседа, король разрубал мечом оковы Уизли и что-то говорил ему. Но Уизли, сколько не вслушивался, не мог различить слов. Только удивлялся шепелявому звучанию королевского голоса.
— Уишли!
Вариан срывал с лица шапку разведчика, обнажая рассеченное шрамом лицо. Королевская кожа была зеленого цвета, а в углах рта росли бивни.
— УИШЛИ! Хфатит орать! — возмущенно шепелявила темнота, обступая гнома со всех сторон.
Уизли просыпался. Проваливался в болото кошмаров и опять просыпался. Снова и снова. Он окончательно сбился не только с календарного счета, урывочный сон стер границу между реальностью и кошмарами.
Ему стало плевать, съесть его орк целиком или откусит руку или ногу. В этой темноте он все равно не увидел бы этого.
Вонь орочьего тела сводила гнома с ума и преследовала всюду. Темнота скрывала его страшное, с выпирающими мускулами тело. Только запах орочьего пота подтверждал, что орк, в отличие от Вариана, не игра воображения.
— Ты почему потеешь, жаба? — ворчал гном, утыкаясь носом в собственное предплечье. — Сыро и холодно, а ты потеешь, как на пляжах Танариса.
— Швинья, — шипела в ответ темнота.
В один из дней — когда король Седогрив принял решение о сдачи Столицы нежити — заключенных впервые за долгое время вывели на свет дневной. И Уизли едва не ослеп.
Истощенные дождями тучи неохотно передвигались по бесцветному небу. Под непрекращающимся несколько дней ливнем, вместе с другими заключенными — несколькими орками, троллями и даже людьми — гном пытался идти наравне. Но размытые дороги для коротких гномьих ног были непроходимы, он проваливался в каждую лужу. Из одной орк-сокамерник успел вытащить его за шиворот. Она была до того глубокой, что Уизли едва не захлебнулся. Уизли не понимал, куда их ведут. Сдадут нежити на эксперименты в обмен на собственную свободу?
Поговаривали, что король Вариан таки начал войну с Ордой. Но никто из альянсовцев, схваченных в Гилнеасе, не знал достоверно почему. Они лишь удивлялись, что леди Праудмур не вмешалась и не остановила этот конфликт и что бывшего Вождя Тралла теперь больше волновала судьба шаманизма, чем его любимых орков. Если бы король Вариан неожиданно оставил свой пост и отправился спасать мир, чувствовал бы Уизли себя спокойней? Вряд ли. В какой-то момент ему даже стало жаль орка, которому больше не бывать послом Вождя. Вряд ли Гаррош Адский Крик смыслил хоть что-нибудь в дипломатии и нуждался в послах, свободно изъяснявшихся на всеобщем.
Во время своих странствий по тюрьмам Гилнеаса одежда Уизли Шпринцевиллера превратилась в лохмотья. Но теперь даже это можно было счесть за комплимент. В одной из луж Уизли потерял сначала один сапог, а потом и другой. Остаток пути он прошел босиком, мечтая отобрать у какого-нибудь зазевавшегося ребенка обувь.
Люди смеялись над его внешностью и его неуклюжестью. Сначала ему хотелось рассказать им, что он — глава Штормградской разведки, что он прибыл сюда по приказу самого короля Вариана. Но Уизли хватило орочьего примера. К тому же, орк был прав — гнома люди не боялись.
На исходе четвертого дня их пешего этапа в лесах стали попадаться огроменные, по меркам Уизли, пауки с мясистыми лапами. К его ужасу солдат из конвоя пристрелил одного, обшмалил каждую из восьми паучьих лапок над костром, а потом хорошенько прожарил их. Умиравшему от голода Уизли хватило одного только запаха, чтобы понять, что аппетит у него отбили всерьез и надолго.
Этой ночью дождь впервые затих, и сквозь рваные серые облака на небе выглядывали умытые звезды. Устроившись под деревом, Уизли долго смотрел поверх огней лагеря в небо. Штормград и его королевская служба казались ему сейчас такими же далекими, как эти звезды в Искривленной Пустоте.
— Крашиво, — выдохнул кто-то совсем близко.
— Святая шестеренка! — прошипел Уизли. — Держись от меня подальше, жаба.
— А то што? — горько усмехнулся орк.
Орк, семеня закованными в кандалы ногами, приблизился и прислонился к древесному стволу с другой от Уизли стороны. А то что? А ничего. Встреть Уизли орка в Третью Войну, после которой он и заслужил пост главы Штормградской разведки, от зеленой жабы мокрого места не осталось бы. Ловкий и быстрый, в черных одеждах и поглощающих звуки при ходьбе специальных гномьих ботинках, Уизли проникал в орочьи лагеря и за секунду вырезал стражу.
Короткие пальчики гнома сжались. Уизли, как наяву, ощутил холод двух рукоятей коротких кинжалов и жар свежей крови на своих руках. Во время войны он проникал в любые охраняемые орками места, добирался до каждого секретного документа, необходимого штабу Альянса. Уизли помнил, как однажды ему приказали перехватить гонца с важным донесением от Вождя Тралла, и как он поразился, что орки вообще могут писать. Иначе как за животных их в те времена в Альянсе не считали. Тралл стал первым, кто заставил себя уважать.
— О, Свет, — прошептал Уизли, — прости мне то, что находясь в окружении людей, я вынужден разговаривать с орком. Так ты посол Тралла?
Тот что-то прошепелявил в ответ.
— Что?
— Тралл пошол Шильвана.
— Тралл пошел к Сильване? А ты-то тут причем?
От бессилия орк зарычал. Совсем как дикий зверь. Это привлекло внимания стражи.
— Эй! А ну, тихо! — выкрикнул караульный, впрочем, не подходя близко. Вдруг, это действительно рычали звери. Жизнь заключенных мало кого интересовала.
— Спи, жаба, — настолько тихо, что он и сам не слышал собственных слов, пробормотал Уизли. — Может быть, когда-нибудь ты мне обо всем расскажешь.
— Швинка, — отозвался орк.
Для Уизли это прозвучало почти как «спокойной ночи». Привычная темнота сомкнулась вокруг него, но кошмар не желал отпускать гнома, даже после того, как он широко распахнул глаза.
Лапы орка сжимали его шею, казалось, еще чуть-чуть и он придушит его. Настал этот час, которого Уизли ждал столько дней. Пришло время проверить на собственной шкуре гномью мудрость — так ли темно у орка в желудке, как пугала его с детства мама.
— Свинка, — процедила огромная тень, — вставай!
— Дай мне спокойно умереть, жаба, — отозвался Уизли, не открывая глаз. — Неужели для того, чтобы быть съеденным, мне обязательно нужно проснуться? Сделай так, чтобы я ничего не почувствовал. Приятного аппетита.
— Что ты несешь, недомерок? — прошипел орк.
Лай собак усилился, людские крики тоже.
— Что там происходит? — открыл глаза Уизли.
Луна в небе сделала сальто, и принялась мерно покачиваться круглым маятником. Орк бежал, не заботясь о создаваемом им шуме, оставляя за собой до неприличия много следов, а Уизли, как мешок, болтался у него на плече, заваливаясь на спину.