– Думаешь, это из-за нас? Останавливают и проверяют всех подряд? – озабоченно спросил его друг.
– Вряд ли… Но проскочить по-быстрому не удалось, это факт…
– А, может, попробуем вот так, – Ника указала на обочину, где замерший автомобильный поток нагло объезжал в ноль тонированная «Нива».
– Заманчиво… – Иван тронул педаль газа, продвигая машину на несколько метров вперед. – Заманчиво, но слишком рискованно. Нам сейчас привлекать к себе лишнее внимание – последнее дело.
– Это точно, – вторил сзади Глеб.
– Ладно, мое дело – предложить…
За полтора следующих часа они не проползли и пятнадцати километров, ни разу не переключаясь даже на третью передачу. Пробка расширилась до четырех рядов, явочным порядком откусив часть встречной полосы. Обочина также почти перестала двигаться, образовав полноценный пятый стоящий ряд. Дважды в небе появлялся вертолет, на взгляд Голицына – один и тот же.
– Можно бросить машину и пойти пешком, – предложила Ника. – Так, может, даже быстрее получится.
– Не быстрее, – покачал головой Иван. – По крайней мере, не намного. И мы сразу окажемся как на ладони.
– Сколько нам еще осталось? – спросила девушка.
– Глеб, у тебя там сзади атлас, – переадресовал Голицын вопрос другу.
– Километров двадцать пять, если я правильно понял ваши объяснения, – отозвался Соколов через минуту. – Космодром тут, понятно, не обозначен.
– Такими темпами – еще часа три минимум, – заметила Ника.
– Ну, три, не три…
Ника ошиблась почти в два раза – ехали (если это дерганье, конечно, вообще уместно назвать ездой) они еще больше пяти часов. И то, сумели добраться не до самого космодрома, а лишь до поворота на него: ведущая к цели дорога была сплошь заставлена пустыми автомобилями. Проехать дальше было невозможно, да что там проехать – припарковаться и то было проблемой, прямо хоть бросай машину посреди шоссе (некоторые, похоже, именно так и поступали). В какой-то момент Ивану все же удалось под яростный рев автомобильных клаксонов вклиниться в узкое свободное пространство на обочине (кажется, снеся по дороге чей-то бампер и слегка развернув малолитражку, которой тот принадлежал – по счастью, пустую), «Крузер» дернулся, сполз передними колесами в кювет и заглох.
– Вот теперь точно приехали, – пробормотал Голицын, с хрустом расправляя затекшие плечи. – Станция конечная, поезд дальше не идет, просьба выйти из вагонов!
Распахнув двери, они выбрались из салона «Тойоты» на свежий воздух. Трудно сказать за других, но сам Иван едва держался на ногах, поэтому, наверное, и не сразу оценил по достоинству открывшийся перед ними вид.
– Скажите мне, что это не то, о чем я подумал! – откуда-то издалека донесся до него дрогнувший голос Глеба. – Очень прошу: скажите!
Голицын поднял голову и не без труда заставил уставшее зрение сфокусироваться: космодром находился от них в доброй паре километров, и все широкое поле, отделяющее его от шоссе, было заполнено людьми. Тысячами, десятками тысяч людей всех возрастов: от грудных детей до дряхлых стариков. Они стояли, сидели, лежали, жгли костры, ели и пили, залезали в палатки и вылезали из них (сотни и сотни разноцветных и разноразмерных палаток!), плакали и смеялись, кто-то играл на гитаре, кто-то на баяне, кто-то в карты, кто-то, кажется, дрался…
– Табор уходит в небо, – прошептала Ника. – И кто-то еще говорил, что желающих эвакуироваться мало?..
10
– Если арифметика – не лженаука, то выходит как-то так, – проговорил Глеб. – В сутки стартует четыре челнока. Вместимость каждого – сто пассажиров. Ну ладно, если они переоборудовали грузовые трюмы – то пусть даже будут все сто пятьдесят. Итого в день, возьмем по максимуму – шестьсот человек. Какой там у нас номер регистрации?
– С семьдесят тысяч триста третьего по семьдесят тысяч триста пятый, – отозвался Иван, заучивший уже эти пугающие числа наизусть. – Только не забывай, что нумерация идет от старта программы эвакуации. Многие уже улетели.
– Не так, чтобы уж многие. Я утром посмотрел табло посадки – только-только пошла десятая тысяча. Итого, вычитаем из семидесяти тысяч девять, ну ладно, давай даже десять, чтобы проще было сосчитать, и делим остаток на шестьсот. Шестьдесят тысяч разделить на шестьсот – получается ровно сто. Сто дней – столько нам еще куковать в этом поле. Почитай, до самого нового года. И это я еще в меньшую сторону округлял.
– Да уж, невеселая перспектива, – поежилась Ника. – Здесь и сейчас-то не курорт, а что будет, когда снег выпадет?
– Вот уж за что бы я не переживал, – буркнул Голицын. – Так нам и дали торчать тут до зимы. Вычислят и повяжут раньше. Гораздо раньше.
– Так что, выходит, тупик? – разочарованно спросила девушка.
– Не знаю… Думать надо…
На то, чтобы зарегистрироваться на рейс на Луну, у них накануне ушло почти полночи. И не то, чтобы очередь в пункт регистрации была слишком большая, и, вроде, сама процедура упрощена по максимуму – в идеале, как прикинул Иван, на каждого соискателя должно уходить секунд пять-семь, не больше, но каждый, получивший заветный жетон со светящимся в темноте шестизначным номером, норовил засыпать дежурящего у пункта выдачи офицера-альгерда всевозможными вопросами, по большей части абсолютно бессмысленными. Од-сун не отвечал – возможно, он вообще не понимал по-русски – и лишь с приклеенной улыбкой направлял страждущих к информационным табло на улице. Как правило, вопрошающий отставал от него далеко не сразу, да и потом, вместо того чтобы освободить место следующему в очереди, просто переключался на стоящего рядом полицейского. Тот, понятно, по-русски понимал и очень-очень старался быть вежливым и предупредительным, но под тем напором, который ему приходилось выдерживать час за часом, получалось у него это далеко не всегда.
Из-за всего этого очередь двигалась куда медленнее, чем могла бы. Плакали дети, пару раз кто-то упал в обморок, мимо шныряли какие-то мутного вида личности…
Но вот, наконец, в руках у них долгожданные регистрационные жетоны. На убийственные цифры на своем Иван сперва даже не обратил внимания – просто не присматривался. Дабы не выделяться, Голицын шагнул, было, к альгерду, но все заготовленные вопросы показались ему вдруг либо абсолютно идиотскими, либо только способными вызвать ненужные подозрения. Поэтому, вымучив ответную улыбку, он просто направился к выходу.
– Видели, как он на нас смотрел? – прошептала Ника, когда они все трое оказались на улице.
– Кто? Од-сун?
– Да нет же, полицейский! Так зыркнул, у меня аж мурашки пробежали. Словно узнал.
– Не знаю, я на него старался не смотреть, – проговорил Иван. – Может, и правда узнал. Но Пашка обещал, что с нашими проблем не будет.
– Пашка? Обещал? – с сарказмом уточнил Глеб.
Голицын не ответил.
– Кстати, с момента получения этих жетонов мы, вроде как, считаемся под защитой и покровительством Альгера, – уже другим тоном сказал Соколов. – И законно выцарапать нас отсюда уже не так просто. Я слышал, этим даже какие-то преступники пытались пользоваться.
– И как, удачно? – спросила Ника.
– Честно говоря, не знаю, чем там у них все закончилось.
– Преступников этих, может, специально с Земли решили выставить, – предположил Иван. – Нет человека – нет проблемы. А что касается нас… Вот уж не думаю, что юрисдикция Альгера кого-то в конторе остановит.
– Это да, – согласился Глеб.
После визита к табло, где среди номеров, вылетающих в течение ближайших суток, они ожидаемо не увидели своих, встал вопрос о месте для ночевки. Никаких гостиниц при космодроме не имелось, сам вопрос о них вызывал у окружающих лишь истерический смех. У самого пункта регистрации, несмотря на глубокую ночь, какой-то коротышка монголоидной наружности торговал туристскими палатками. Иван приценился и, недоуменно покачав головой, отошел в сторону: назначенная цена составляла более половины всех имеющихся у них денег.
– Можно переночевать в машине! – пришла идея в голову Глеба. – Если задние сидения разложить – там куча места будет. Шумновато, конечно, рядом с шоссе, но как-нибудь перебьемся.
– Отличная мысль! – согласилась Ника.
Однако и здесь друзей ждало разочарование. Автомобилей на дороге, кстати, стало значительно меньше, шоссе уже не стояло намертво, а более-менее двигалось, но вот родного «Крузера» на обочине друзья не обнаружили. Бродили с полчаса, все думали, может, место перепутали, пока Глеб не споткнулся о бампер, сорванный ими накануне при парковке снив чем не повинной малолитражки. Рядом, на склоне кювета, отчетливо виднелись следы колес, но сам внедорожник как сквозь землю провалился.
– Ты хоть двери-то запер, когда выходили? – поинтересовался у друга Соколов.
– Не помню, – честно признался Голицын. – Но ключи забрал – это точно. Вот они, – он продемонстрировал связку. – Здесь электронная карточка, без нее его так просто не завести…
– Значит, завели непросто…
– По ходу, здесь половина машин брошена хозяевами навсегда, – проговорила тем временем Ника. – Можно любую открывать и заваливаться.
– С нашим цыганским счастьем нарвемся как раз на ту, у которой остались хозяева, – покачал головой Иван. – А нам скандал ни к чему.
– Значит, возвращаемся в поле, – заключил Глеб.
Хоть час был уже и очень поздний, раскинувшийся возле космодрома табор не спал. Было, конечно, потише, чем днем, но, пожалуй, ненамного. Тут и там у палаток горели костры, вокруг которых кружками сидели люди. Запах дыма смешивался с запахом жареного мяса и почти заглушал аромат общественного туалета.
– Надо бы тоже костерочек забацать, – заметил Иван. – А то холодает что-то…
– Надо бы. Только где ты сейчас, среди ночи дрова найдешь? – спросил Глеб.
– Тогда можно напроситься к кому-нибудь в гости, – предложила Ника.
– Неудобно… – развел руками Соколов.
– Неудобно штаны через голову надевать! – с этими словами Доренко шагнула к ближайшему костру, возле которого сидели четверо, чуть постарше них – два парня и две девушки. – Извините, не пустите погреться?