– Может, просто мечтают сменить постылую фермерскую долю на нечто большее? – предположил Голицын.
– Да нет, дело не в этом. Кого колониальный быт тяготит – все давно на Землю вернулись. Тут другое… Ощущение свободы – в неизбитом, истинном понимании. Дух фронтира, первопроходцев. Вольный Дон, Сибирь, Дикий Запад… Не всем подходит, но многим таким допингом служит – горы готовы свернуть.
– Ну, наверное, тебе виднее, – пожал плечами Иван. – Как насчет еще по кружечке?
– С удовольствием. Пера?
– Давай.
– Ника, еще водички?
– Давай, все равно еще сидим.
Глеб махнул рукой Роберто, тот кивнул и принялся колдовать над своим бочонком.
Под столом Ника нащупала пальцами ладонь Ивана и взялась за его руку. Повернувшись, Голицын поцеловал жену в губы. Ника положила голову ему на плечо. Пера с другой стороны стола зааплодировала.
– Какие же вы все-таки у нас молодцы! – с придыханием проговорила она. – Есть с кого брать пример! – она обернулась к Глебу и выразительно на того посмотрела.
Глеб забавно смутился. «Молодцы» улыбнулись.
Оксфордшир, Англия, 1930 год
Погожим весенним субботним вечером джентльмен лет сорока с бледным вытянутым лицом и пронзительным взглядом вышел из дверей паба «Орел и дитя», что и поныне расположен на оксфордском бульваре Сент-Джайлс, и едва не столкнулся нос к носу с долговязым молодым человеком в традиционных для Университета черном костюме и туфлях, белой рубашке и галстуке-бабочке. Джентльмен узнал его: это был Кристофер Адамс, студент Пемброк-колледжа, в котором сам он вот уже пятый год занимал должность профессора англосаксонского языка.
– Простите, профессор, – учтиво проговорил тот. – Можно задержать вас ненадолго?
– Что вам угодно, Адамс? – что касается учебы, Кристофер, что называется, звезд с неба не хватал, зато демонстрировал великолепные результаты, выступая за команду колледжа по регби. Возможно поэтому профессор, сам в юности успевший отдать должное этому истинно английскому, истинно мужскому виду спорта, пареньку симпатизировал.
– Крестьяне в Верхнем Вуттоне поймали какого-то странного зверя. Думаю, вам было бы интересно взглянуть на него…
– Зверя? – профессор извлек из кармана потертую курительную трубку и принялся неспешно набивать ее табаком. – Вы ничего не перепутали, Адамс? Я же, вроде бы, не биологию преподаю…
– О, это совершенно необычный зверь, профессор!
– горячо заговорил Кристофер. – Это… Это словно демон из древних мифов, о которых вы рассказывали на лекциях! И еще… Профессор, он разговаривает!
– Вот как? – усмехнулся профессор. – И что же он вам такого интересного рассказал, этот демон?
– Его речь неразборчива… – «почти, как ваша», – подумал студент – дикция профессора, и правда, оставляла желать лучшего. – К тому же, язык… Это не английский язык.
– Возможно, шотландский или валлийский? – предположил профессор.
– Я не знаю, – развел руками Кристофер. – Ну вы-то уж наверняка определите!
– Демон из мифов, говорящий на непонятном языке… – задумчиво проговорил профессор. – Знаете, Адамс, у нас в Англии, в отличие от других северных стран, и мифологии-то приличной нет… И все же… – идти домой не хотелось: Эдит снова станет ворчать из-за протекшего бочонка с пивом, что мол, в доме пахнет, как в пивоварне. Да и от него самого после трех пропущенных в пабе пинт, должно быть, пахло так же. Еще, чего доброго, дрожайшая супруга снова отправит ночевать в ванную, так как не выносит его храпа… – Пожалуй, я готов прогуляться с вами, Адамс, – кивнул он студенту. Но Верхний Вуттон… – он поднял голову к начавшему уже клониться к западу солнцу. – Это не так уж близко.
– У меня машина, – сообщил Кристофер. – Отец оставил мне ее на эти выходные.
– Машины… – профессор поморщился. – Недолюбливаю их… Ну да ладно, что с вами поделаешь, дети прогресса. Поехали на машине.
В сарае царил полумрак, одинокая лампочка под потолком света почти не давала, и чтобы рассмотреть сидящее в клетке существо – то, что это не зверь, ему стало ясно с первого взгляда – профессору пришлось приблизиться к решетке почти вплотную.
– Осторожнее, сэр! – предупредил его Старый Боб, хозяин коттеджа, на заднем дворе которого они сейчас находились. – Оно кусается! Мельнику Роббину руку до кости прокусило, когда тот ее сдуру просунул сквозь прутья, еле вырвался.
– Надо думать! – усмехнулся профессор. – Вон какие зубищи!
Существо в клетке отдаленно напоминало человека или, скорее, злую карикатуру на человека. Роста оно было небольшого, крайне тощее, кожу имело темную и блестящую, глаза огромные и производившие впечатление светящихся, но, скорее всего, это в них просто отражался свет лампочки, и казалось так лишь из-за их необычного размера. Когда оно разевало рот, можно было увидеть острые, но редкие зубы. На бедрах существа сохранилось что-то наподобие остатков одежды.
– Где его поймали? – спросил профессор, оборачиваясь.
– Моя Мария наткнулась на него прямо тут, рядом, – охотно ответил крестьянин. – Оно лежало на дне силосной ямы. Мы сперва подумали, что оно дохлое, но уже потом, когда его вытащили на поверхность, оно вдруг зашевелилось, и мы посадили его в волчью клетку! И правильно сделали, я вам скажу! Силища у него исполинская! Стальные прутья руками гнет! И еще знаете что? Возле ямы не было никаких следов. Совсем. Словно оно туда не по земле пришло, а прямо с неба упало.
– Может быть, с дерева или с крыши? – предположил Адамс.
– Нет там никаких деревьев! И крыш рядом нет, вы же видели!
– Но как-то ведь оно должно было туда попасть… – настаивал студент.
– Правда ваша. Но как – ума не приложу. Истинно, с неба упало.
В этот момент из клетки послышалось невнятное бормотание.
– Тихо! – потребовал профессор. – Оно что-то говорит!
Несколько минут он внимательно вслушивался в звуки речи загадочного существа.
– Ну что? – не выдержал, наконец, хозяин.
– Вы правы, Адамс, это определенно язык, – повернулся профессор к студенту. – Не английский, но и не шотландский и не валлийский. А также не немецкий, не французский, не латынь, не греческий, не испанский и не финский. Больше похоже на что-то славянское. Может быть, сербский или русский…
– Вы и их знаете? – с уважением поинтересовался Кристофер.
– Увы, – развел руками профессор. – Славянские языки мне пока не поддались. Когда-то давно я пытался учить русский и даже пробовал читать в подлиннике Достоевского – это их великий писатель – но далеко не продвинулся. Впрочем, кое-что, конечно, в памяти сохранилось… Мне кажется, оно жалуется, что у него что-то похитили. Счастье или радость… Или прелесть… И еще все время повторяет бессмысленное слово «голлум». Возможно, это какое-то имя или название местности, откуда оно родом.
– Он говорит по-русски? – без особого удивления переспросил Боб.
– По-русски или на каком-то родственном русскому славянском языке.
– Надо же, какие, оказывается, уроды эти русские! – презрительно бросила с порога жена Боба Мария. – А кто-то еще говорил, что они такие же люди, как мы!
– То есть если бы это существо говорило по-английски, вы бы сочли уродами всех англичан? – обернулся к ней профессор.
– Так оно же и не говорит! А вообще, это безобразие: приперся к нам в Англию – изволь изъясняться по-человечески!
– В деревне у кого-нибудь есть фотоаппарат? – спросил профессор у хозяина. – Надо его сфотографировать.
– У Длинного Джеймса есть, – кивнул крестьянин. – Сейчас пошлю кого-нибудь за ним.
«Длинный» Джеймс на поверку оказался коротышкой, едва по плечо не отличавшемуся высоким ростом Бобу. Приковылял он минут через пятнадцать – в поношенном старом сюртуке и с пустыми руками.
– Камера-то имеется, – пояснил он присутствующим. – Только вот чистых пластин для нее нет. И магния для вспышки – темно тут у вас.
– Сделаем так, – предложил профессор. – Сейчас мы с Адамсом уедем, а завтра я куплю в Оксфорде все необходимое, и мы вернемся. Адамс, я могу на вас рассчитывать завтра после полудня?
– Разумеется, профессор, – ответил студент.
– Тогда узнайте у мистера Джеймса, какие в точности пластины ему необходимы. Ну и все остальное. И поедем – поздно уже.
– Хорошо, профессор.
– А вы, Боб, следите за нашим Голлумом как следует, – обратился он к хозяину. – И дайте ему что-нибудь поесть, а то он тощ, как церковная мышь. Еще околеет от голода.
– А что оно ест? – спросил крестьянин.
– Юных девственниц, надо полагать… Откуда я знаю, Боб? Дайте ему рыбы, мяса, овощей каких-нибудь…
– Вот еще, мясо на него переводить… – буркнул хозяин.
– Не беспокойтесь, все ваши расходы будут оплачены, – заверил профессор. – Вот вам для начала, – раскрыв бумажник, он вынул оттуда пару мелких купюр. – Полагаю, на скромный ужин Голлуму этого хватит.
– Хватит, – кивнул Боб, небрежно засовывая деньги в карман. – Не извольте беспокоиться, сэр, все сделаем в лучшем виде!
– Не сомневаюсь в этом.
В воскресенье в два часа пополудни, прибыв в Верхний Вуттон в сопровождении нагруженного фотопринадлежностями Адамса, профессор застал Старого Боба сидящим на крыльце коттеджа с початой бутылью в руках. От крестьянина за милю разило дешевым виски.
– Убег Горлум ваш, – сообщил он, едва завидя гостей. – Убег, урод!
– Как убег? – ахнул профессор.
– А вот так! Разломал клетку и убег! Видать за ужином сил набрался, гад, ну, ночью и убег. Мы же ему и курочки дали вареной, и овощей разных, и рыбки – все, как вы сказали! Он, правда, только рыбу и сожрал сырую, прямо с костями сожрал, а на все остальное не посмотрел даже! И в угол завалился, вроде как спать. А сам, видать, ждал, когда мы уснем. Вырвался – и к яме, где мы его нашли. А она глубокая, без лестницы не залезешь, не вылезешь. Так он спрыгнул, всю ее облазил, словно искал что-то, и так же легко выпрыгнул обратно. Это я уже потом по следам понял. Выпрыгнул, значит – и к дому. Мария проснулась – а это чудище в