хорошенькой. Если бы не вечное выражение усталой обреченности и недовольства то ли жизнью, то ли собой, то ли окружающими, то ли всем вместе, Роза была бы очень привлекательна. Могла бы выйти замуж, нарожать детей и не мотать матери нервы.
Не успев сообразить, что делает, Римма Ринатовна подошла ближе и погладила внучатую племянницу по плечу. Этот простой и естественный, но непривычно теплый жест со стороны тети оказался настолько неожиданным, что девушка приоткрыла рот и смешно округлила глаза. А потом нахмурила брови.
«Видимо, думает, с чего это вдруг такие нежности, – поняла Римма Ринатовна. – Что же с ними такое творится, если обычное выражение привязанности вызывает лишь подозрение и опаску, но никак не ответное желание улыбнуться?»
Римма Ринатовна подавила вздох и отвернулась от Розы.
Через пару минут подоспели запыхавшиеся Роберт и Регина.
Звонок на калитке не работал. Она надавила коричневую кнопочку пару раз – без толку. Но это было не страшно. Римма Ринатовна знала: достаточно позвать председателя погромче, и кто-то из многочисленной родни непременно выглянет в окошко, а вскоре на пороге нарисуется квадратная короткошеея мужская фигура.
– Валентин Борисович! – громко крикнула она и выжидательно уставилась на окна.
Все остальные тоже принялись вглядываться, переминаясь с ноги на ногу.
– Не слышит, видно, – высказал предположение Роберт спустя пару минут, когда стало ясно, что никто не отвечает на призыв сестры.
– Валентин Борисович! – снова позвала Римма Ринатовна, на этот раз так громко, как смогла. И снова ответа не последовало. Занавески на окнах не шелохнулись, никто не выглянул, не махнул гостям рукой.
Роза решительно протиснулась вперед, потянула на себя калитку, которая была, оказывается, не заперта, и вошла во двор.
– Неудобно! Роза… – начала было Регина, но Римма Ринатовна жестом остановила племянницу. Пусть, мол, сходит, проверит.
Девушка подошла к дому, заглянула в одно из окон. Видимо, не разглядела ничего, поднялась на крыльцо, сбросив с ног лыжи, и постучала в дверь. Сначала осторожно, потом забарабанила изо всех сил, выкрикивая при этом имя председателя.
«Бесполезно, – со странным спокойствием подумала Римма Ринатовна. – Нету там никого. Ни единой живой души. Ни в этом доме, ни в других. Мы одни. Совсем одни во всем поселке».
За ними всеми пришла беда – страшная, необъяснимая. Пришла и встала рядом. Что-то происходило, и не понять было, что именно. А помочь разобраться – некому.
Глава девятая. Десятое января. Утро. Роза
Она долго стояла под душем, задумавшись и потеряв счет времени. Дважды вымыла голову душистым шампунем, а потом никак не могла сообразить, воспользовалась бальзамом или нет. Так и не вспомнила, поэтому на всякий случай выдавила из тюбика розоватый густой бальзам и принялась втирать в корни волос.
Прошлым вечером Роза опять не выпила ни капли. Решила, что пора завязать с алкоголем, хотя бы на время. Необходимо сохранять ясную голову – слишком много непонятного творилось в последнее время в этом жутком доме. Конечно, если бы удалось забыться при помощи выпивки и таким образом пережить очередную ночь, она бы не была столь тверда в своем решении. Но раз уснуть все равно не получалось, то примешивать к страху и нервной дрожи еще и муки похмелья было полным идиотизмом.
Она больше не могла спать – следовало признать это. Неизвестно, что делают ночами другие, спят или тоже мучаются. Правда, несколько раз она слышала далеко за полночь шаги и кашель в коридоре – дед тоже бодрствовал. У матери всегда было тихо, теткина комната находилась дальше всех от Розиной, и она ничего не слышала. Разумеется, торчать под дверью в надежде услышать что-то девушка не собиралась.
Сама Роза каждый вечер теперь делала одно и то же: плотно задергивала шторы, отсекая от себя ночь, включала все лампы – ночник, бра и люстру, ложилась на диван, надевала наушники, закрывала глаза и слушала музыку. Отечественную или иностранную, рок или поп – неважно. Все, что было в памяти плеера, годилось, чтобы скоротать ночь.
Время от времени Роза убавляла звук, прислушивалась к тишине дома – именно так она и услышала передвижения и покашливание деда, но потом снова включала очередную песню на полную катушку. Это оказалось отличным выходом из положения: пусть она не могла спать, но зато никто больше не пугал ее в темноте.
Странно это все, конечно. Мягко говоря. Сколько человек может не спать. Неделю? Две? Больше? Без еды можно обходиться долго, а вот без ночного отдыха… Свихнешься же, заболеешь. Но она вроде бы и не спала, но при этом не заболевала и оставалась в здравом уме. Чувствовала себя днем немного оглушенной, заторможенной, но не более.
Хотя, вполне возможно, она давно уже двинулась умом и лежит сейчас в комнате с мягкими стенами, в знаменитой казанской психушке на улице Сеченова, где во времена брежневского застоя лечили от излишней тяги к свободе не согласных с политикой партии.
Выйдя из ванной, Роза высушила феном и тщательно уложила перед зеркалом волосы. Подумала пару секунд, потом взяла тушь и слегка подкрасила глаза. Пусть тетушка полюбуется. Нечего думать, что она одна вся из себя собранная, спокойная и безупречная.
Розе до тошноты надоели осуждающие взгляды, поджатые губы, сведенные к переносице брови – теткины и материны. Только дед не хмурился при виде помятой физиономии внучки, да и то потому лишь, что его в принципе ничего не волнует, кроме собственного гениального романа. Пускай бы все остальные провалились куда подальше, лишь бы оставили его в покое – такой уж человек. И всегда таким был. Деду никто не нужен, вполне хватает компании Достоевского с Толстым. Или еще кого-нибудь из великих покойников.
Оглядев себя в зеркале, Роза осталась довольна отражением. Говорят, если исключить алкоголь, печень сама собой полностью восстановится за месяц. И цвет лица станет лучше, и одутловатость сойдет. Будучи нетрезвой, девушка постоянно бралась за сигарету, а если не пить, то и курить не хочется. Сплошная польза. «Стану прекрасна и свежа. Роза зацветет словно майская роза», – с усмешкой подумала она. Мысль ей определенно понравилась.
Скоро, совсем скоро она выберется из этого противного дома, уедет обратно в Казань. Возьмет немного денег у тетки – та даст, никуда не денется. Снова снимет жилье, найдет хорошую работу – у нее теперь есть опыт. Никому из старых знакомых не скажет нового адреса, особенно Ленке. У нее начнется совсем другая жизнь, и все наладится.
Роза вертелась перед зеркалом, любуясь своим отражением, и настойчиво гнала прочь от себя мысль, которая изо всех сил стремилась вырваться на поверхность сознания, овладеть ею.
Нужно думать о новой, прекрасной жизни, о работе, небольшой квартирке в спальном районе, тихих вечерах, о…
«Боже мой, но почему же все-таки в поселке совсем никого нет?»
Плечи ее опустились, она прикусила губу и бессильно опустилась в стоящее рядом кресло. Никуда от этого не деться. Хочешь или нет.
Когда они шли вчера обратно к дому, снег мягко похрустывал под ногами, но этот звук больше не казался ни успокаивающим, ни приятным. Потому что это был единственный звук среди всеобщего безмолвия. Больше не слышалось ничего: ни лая собак, на карканья ворон, ни звука бензопилы, она звучала, когда кто-то решал размяться и напилить дров для бани или камина. В округе было полно домов в разной стадии строительства, но и на стройке никто не трудился. Хорошо, возможно, дело в каникулах. Но должны же быть хоть какие-то следы присутствия других людей: музыка, голоса, смех, шум автомобильных двигателей. Неужели никому не хочется выйти во двор и взорвать петарду – излюбленное зимнее развлечение. Или пройтись на лыжах. Или…
Господи, господи, что же это?!
Случилось нечто ужасное, неподвластное пониманию. Они четверо словно попали в постапокалиптический фильм. Было похоже на то, что все многомиллионное население земного шара, кроме них, чудом уцелевших, куда-то подевалось. Растаяло без следа. Города внезапно опустели, обезлюдели, как коттеджный поселок «Рябинка». Люди вымерли или превратились в кровожадных зомби. Ерунда, конечно, но все-таки…
Видимо, все случилось в новогоднюю ночь – именно она стала рубежом, который разделил их нормальную, привычную жизнь на «до» и «после». Роза была почти уверена, что необъяснимое «нечто» случилось в шесть часов тридцать первого декабря, ведь именно после этой отметки она ничего не помнила. Может, и другие так же – она не спрашивала.
Девушка и предположить не могла, что это было – ядерный взрыв, инфекция, пришельцы из космоса? А может, нарушились пространственно-временные связи, открылся неведомый портал и их выбросило в альтернативную реальность? Но почему же именно их, четверых?
Уже стемнело, когда они вчера вернулись домой. Не поужинали, не обсудили ничего – не было сил. Разбрелись по комнатам, не отваживаясь встречаться друг с другом взглядами, словно натворили что-то стыдное, плохое.
Розе было сейчас страшно вспоминать, как она, да и все остальные тоже, потеряв голову, металась от дома к дому, выкрикивая что-то, стучась в ворота. Бесполезно. Где-то, она и не помнила уже, когда и где точно, она потеряла свою пушистую оранжевую варежку, и на обратном пути рука сильно замерзла.
Всю ночь ноги гудели от непривычного хождения на лыжах, от этой бестолковой беготни. Роза натерла их пахучим кремом, долго массировала ступни и голени, и ноющая боль со временем отступила.
В поселке, кроме них, не было ни души. Не было людей, собак, кошек.
– Машины, – простонал дед, еле поспевая за ними. Он запыхался и совсем выбился из сил, но никому не было до этого дела.
– Что – машины? – отрывисто спросила тетя Римма.
– Вы не обратили внимания? На них же полно снега. И нет следов шин, и…
– И что? – снова требовательно вопросила тетка таким омерзительным командным голосом, что Розе захотелось съездить ей по физиономии, чтобы раз и навсегда сбить с нее спесь, выколотить сознание собственного превосходства над всеми.