Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
По пути от Северной Америки к месту посадки, в районе Дюссельдорфа, на высоте примерно двадцати километров, нас попытались обстрелять групповыми залпами американские ЗРК «Найк-Геркулес», причём четверть запущенных ракет несли ядерные боеголовки. Почти все запущенное системы ближней самообороны сбили влет, но одна ядерная боеголовка рванула на внешнем слое защитного поля «Неумолимого». Галактическому линкору это было как слону мелкая утиная дробь, но меня взбеленило… Как смеет эта американская подзаборная бл… то есть женщина нетяжелого поведения, гавкать на мой мирно проходящий мимо галактический линкор!
— Капитан первого ранга Виктор Корнелий, — рявкнул я, — приказываю открыть огонь по наземной военной инфраструктуре противника из пакетных лазеров дальней самообороны. Жертв среди гражданского населения должно быть ноль, потерь военного персонала минимум, зато материальный ущерб должен быть максимальным, чтобы там, внизу, поняли, какую большую глупость они совершили, открыв по нам огонь. Пусковые установки ракет, радары, самолеты на аэродромах, склады топлива и боеприпасов — все это твоя законная цель. Выполняй!
В дополнение к лазерному шоу я сначала хотел выпустить порезвиться «Каракурта» и стаю «Шершней», но потом передумал. А оно мне надо — преждевременно начинать тут общеевропейскую войну? Что американцам, что их белым неграм (западным немцам) хватит и той порки, которую им отвесят пакетные лазеры.
Дальнейший полет проходил без особых приключений, и закончился приводнением в предрассветных сумерках в Пуцком заливе. Сразу после приводнения я отправил переполненного впечатлениями товарища Сталина к нему на Ближнюю дачу, Чжоу Эньлая переправил в Запретный город в Пекине, а вот с товарищем Брежневым и четырьмя Самыми Старшими Братьями у нас ещё предстоял серьёзный разговор. Это хорошо, что я так шумно зашел — легче будет ломать янки через колено.
25 марта 1976 года, 06:55 мск, Пуцкий залив, линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
— Ну что, товарищ Брежнев, с почином нас, — разгоряченно произнёс я, когда мы оказались в моей каюте. — Не успел я войти, а уже потребовалось бить кулаком в наглую рыжую американскую морду.
— А может быть, Сергей Сергеевич, не надо было так резко? — спросил Ильич Второй. — Насколько я понимаю, никакой опасности не было.
— Дело не в опасности, — ответил я. — Меня проверяли «на слабо». И если бы я не ответил, то в дальнейшем цена моим предупреждениям была бы как у протухшей дохлятины в базарный день.
— А я, Сергей Сергеевич, скажу вам «браво», — произнесла Нина Антонова. — После такой резкой реакции никто не посмеет сомневаться в серьезности ваших намерений, и китайские товарищи тоже. Я имею в виду, что маоизм ещё, можно сказать, не закончился, и значительная часть тамошнего истеблишмента не любит Советский Союз значительно больше, чем Америку.
— Чтобы в Поднебесной все окончательно устаканилось, после смерти Мао должно пройти от шести до десяти лет, — сказал Александр Тамбовцев. — Но, как я понимаю, товарищ Серегин хотел говорить не о Китае, иначе бы он не отправил домой товарища Чжоу Эньлая.
— Да, — сказал я, — Китай сейчас для нас не предмет первой необходимости. Все необходимые действия на том направлении я уже проделал, а оставшиеся раны залечит время. Кроме всего прочего, товарищу Брежневу следует знать, что в связи с последними решениями советского и вьетнамского руководства китайские инструкторы и советники получили приказ самым спешным образом вернуться на родину, а Ханой начал перегруппировку войск, готовясь зачистить соседнее государство от озверевших людоедов. Также определенное беспокойство вызывает осложняющаяся обстановка в Афганистане, но там прошло ещё недостаточно времени для того, чтобы изменение политики Советского Союза могло подействовать на внутриафганские процессы. В Чили пока тоже все благополучно. Все смотрят на имперскую наместницу принцессу Дагмару Ютландскую и её главного политического советника Луиса Корвалана, отношение между которыми выражаются словом «спелись». Ещё в бытность вдовствующей императрицей Марией Федоровной эта особа была весьма человеколюбива в отношении к простому народу, а под моим влиянием это чувство ещё расширилось и углубилось. При этом надо понимать, что основным рынком сбыта для чилийских предприятий во все времена были Соединенные Штаты Америки. Возить в Советский Союз через весь Тихий океан по диагонали медную руду, натриевую селитру и прочие сырьевые товары было бы весьма накладно, да и необходимого транспортного тоннажа под это нет. Восемнадцать с половиной тысяч километров — это почти половина окружности земного шара.
— Так что же, товарищ Серегин, — спросил Брежнев, — ваша Чилийская операция была только щелчком по носу зазнавшимся американцам, и не более?
— Желание щелкнуть зазнавшихся янки по носу было для меня самым последним в череде побуждающих мотивов, — парировал я. — На первом месте стояло требование моей совести дать исстрадавшемуся чилийскому народу свободу. На втором — желание Бича Божьего наказать злобного диктатора Пиночета, чтобы суд и кара постигли его в расцвете лет, а не в дряхлом старческом возрасте. В третью очередь, я хотел практически в тепличных условиях провести репетицию стратегической десантной операции. Прежде все мои высадки такого типа носили исключительно тактический характер, и сразу по завершении боевых действий следовала обратная амбаркация. Теперь что касается экономических дивидендов для Советского Союза от свержения в Чили Пиночетовского режима. Возить через океан необходимо не медную руду, а медь в слитках, или ещё лучше в катаной проволоке. Также Чили можно сделать базой для советских китобойных и рыболовецких флотилий в южной части Тихого океана. И это только так, навскидку, над всем прочим пусть подумают товарищи из вашего Внешторга. Я гарантирую, что ситуация не перевернется в обратную сторону, а они пусть занимаются всем остальным. Сейчас меня занимает совсем другой вопрос…
— Товарищ Серегин, не надо выражаться обиняками, — хмыкнул Брежнев. — Мы видим, что вы чего-то хотите у нас попросить, но не решаетесь сказать. Совсем не похоже на человека, пинком открывающего двери в Белый дом.
— Так то в Белый дом, а то к своим, — сказал я. — Самая большая моя проблема сейчас — это доставшееся мне после победы над демоном бывшее Царство Света, за двести лет деятельности этого злобного бестелесного мизерабля превратившееся в один большой концлагерь или ферму по поточному выращиванию для убоя на некротику четырнадцатилетних человеческих девочек с магическими талантами. К моменту моего появления там имелись только мужчины-надзиратели, чернокожий обслуживающий персонал, которого демон не держал за людей, и заключенные женщины и девочки различных сортов: племенные матки, наложницы надзирателей, старшие девочки, отсортированные для убоя, на племя и для того, чтобы стать наложницами, а также дети младших возрастов без разделения по полам. И более никого. Никакого так называемого свободного населения нет и в помине. После того, как все мужчины-надзиратели сгинули вместе со своим хозяином, у меня на руках осталась только масса подневольных женщин различного назначения и негритянский персонал. В настоящий момент у меня есть представление, где, точнее, у кого, взять необходимый мне технический и медицинский персонал, но вот учителя и воспитатели для совсем юных возрастов должны иметь исключительно российско-советское происхождение. Если я нарушу это правило, то в один очень не прекрасный момент могу обнаружить, что ситуация вышла из-под контроля, потому что население моего государства не разделяет моих базовых идейных устремлений. Такое не исправишь никакими политработниками, которые при излишнем усердии могут только усугубить ситуацию. Нет уж, с самого начала к этому делу необходимо иметь исключительно правильный подход.
— И сколько вам всего нужно учителей? — спросил Просто Лёня, даже не подозревая, какой его сейчас ждет удар.
— От трехсот тысяч, — сказал я, — и до миллиона…
— Сикоко-сикоко? — переспросил Ильич Второй, деланно хватаясь за сердце, юморист хренов.
— Минимум триста тысяч, оптимально миллион, — повторил я, — иначе никак. Вы сегодня видели моих нареченных сестренок, доставшихся мне от бывшего владельца дома, где я сейчас живу. Несмотря на то, что это вполне взрослые девушки, изнутри они наивны и чисты, как листы из только что распечатанной пачки высокосортной писчей бумаги. У меня просто не хватит возможностей лично заполнить все двадцать миллионов бланков, потому мне и нужны учителя с русско-советским культурным кодом в таком эпическом количестве. При этом, в связи с тотальной неграмотностью населения, на первом этапе мне нужны исключительно учителя начальных классов для общей ликвидации безграмотности и перешивки местных на русский культурный код. По большей части это могут быть девушки с восьми– или десятилетним средним образованием и выраженным педагогическим талантом. Видите ли, товарищ Брежнев, уровень жизни в Советском Союзе далеко не однороден, и если москвички из хороших семей вряд ли прельстятся дальней заграничной командировкой, то выпускницам детдомов и обитательницам глухих деревень и заштатных райцентров предложение высокооплачиваемой работы с педагогическим уклоном может прийтись вполне по вкусу. Парни после службы в армии могут остаться на сверхсрочку, поступить в школу прапорщиков или правдами и неправдами получить у командования части направление в военное училище, а девицам из тех же социальных групп и депрессивных местностей деваться некуда. А у меня срок контракта с полным обеспечением и немаленькой зарплатой пять лет, а дальше — либо триумфальное возвращение домой с кучей заработанных денег, либо продление ещё на пять лет, а может и оформление на постоянное место жительства. Учителя у меня на очень высоком счету и занимают первое место после тех профессий, представители которых рискуют жизнью по долгу службы.