— Итак, товарищи Самые Старшие Братья, — сказал я, отключив звук на просмотровом окне, — у кого будут какие мнения по поводу случившегося сегодня исторического взбрыка? Знаете ли, никогда не мог представить себя в роли полковника Штауффенберга, подкладывающего портфель с бомбой под ноги Гитлеру…
— Ничего общего со Штауффенбергом у вас, Сергей Сергеевич, нет, — довольно резко сказала Нина Антонова. — Тот был полным придурком, желавшим установить мир на Западе, чтобы в компании с американцами и англичанами изо всех сил навалиться на Советский Союз. Ничего хорошего для Германии из попытки воплощения такой идеи получиться не могло. Англосаксам требовалось как можно скорее покончить с германским фашизмом в Европе, чтобы использовать Красную Армию в качестве решающей ударной силы в изрядно затянувшейся войне на Тихом океане, а не продлевать конфликт и там и там до бесконечности. К конфронтации с Советским Союзом они намеревались перейти только после полного разгрома предыдущих противников…
— Это понятно и без дополнительных объяснений, — ответил я. — Все мы тут грамотные, в школе учились. Я спрашиваю, что нам делать сейчас, в связи с внезапным исчезновением с политической сцены господина Гитлера, а о том, кем это персонаж оказался на самом деле, мы поговорим потом. Да и не имеет это сейчас особого значения. Ну-с, кто будет говорить первым?
— Прежде всего, — сказал Александр Тамбовцев, — о случившемся необходимо поставить в известность товарища Сталина, ибо этот человек ни в одной из своих ипостасей не любил неожиданностей и недоговоренностей. Без него решать вопрос дальнейшей политики на германском направлении просто бессмысленно.
— Да, — подтвердила Нина Антонова, — это так. В противном случае неизбежно большое недоверие, а этого, как мы понимаем, вам не надо ни при каких обстоятельствах.
— Недоверия не будет, — сказал я, открывая просмотровое окно в сорок первый год на Ближнюю Дачу.
А там — картина маслом, хоть вставляй в хрестоматию: Верховный Главнокомандующий Советского Союза, пыхая зажатой в зубах трубкой, в свете настольной лампы работает с документами… Прямо так вламываться в рабочий кабинет к советскому вождю я не стал, а вышел на связь через «портрет».
— Добрый вечер, товарищ Сталин, — произнёс я, когда абонент «снял трубку», — извините за внеурочное беспокойство, однако вам следует знать, что несколько минут назад в своём «Волчьем Логове» скончался один из величайших злодеев мировой истории Адольф Гитлер, и непроизвольной, но непосредственной причиной его смерти стал я сам…
— Это как так могло быть, товарищ Серегин, что вы стали непроизвольной и в то же время непосредственной причиной смерти этого человека? — спросил Виссарионыч, откладывая свою трубку в пепельницу. — Не то чтобы нам его было жалко, гори он огнём, но все же интересно…
Пришлось объяснить, причём кратко, ибо и товарищ Сталин не любит излишнего многословия, да и времени на лишние разговоры нет. Самолет с германскими генералами успел взлететь с аэродрома, но тут же, повинуясь команде «к ноге» снова пошёл на посадку. А это значит, что на кону — разговор со вторым по значимости человеком в Третьем Рейхе начальником штаба сухопутных войск генерал-полковником Гальдером. Командующего этими самыми войсками генерал-фельдмаршала Браухича, кстати, Гитлер в отставку все же выпер, не дожидаясь декабря — формально за разгром группы армий «Север», а на самом деле только потому, что этот человек в условиях войны против Советского Союза представлял собой красивую ненужность.
— Да, неожиданно все это, — хмыкнул Верховный. — Мы думали, что имеем дело с человеком по имени Адольф Гитлер, а это вдруг оказался демон, который к тому же так внезапно оставил наш мир, не попрощавшись и не сказав никакой исторической фразы. Но соболезнований мы Берлину при этом приносить не будем. Не тот случай. Ви лучше скажите, что собираетесь делать дальше?
— А вот этот вопрос, — ответил я, — невозможно решить без вашего непосредственного участия, ибо я всего лишь прохожу насквозь через ваш мир, оказывая только экстренную помощь, при том, что вам лично предстоит вести его к светлому будущему. Должен заметить, что вопрос отлагательства не терпит: ситуация в «Волчьем Логове» и вообще в Германии меняется с каждой минутой. Сейчас, следующим номером программы, должен последовать разговор нового германского фюрера с Гальдером, Йодлем и командующим группой армий «Центр» фельдмаршалом фон Клюге по прозвищу «Умная лошадь». Поэтому предлагаю вам экстренно прибыть ко мне на «Неумолимый», чтобы принять участие в деятельности оперативного штаба, состоящего из меня, вас и четырех Самых Старших Братьев в качестве политических консультантов. Они в примерно подобной ситуации уже плавали.
— Вот это конкретный разговор, товарищ Серегин, — сказал повеселевший Виссарионыч, убирая бумаги со стола в сейф и запирая его на ключ. — Впрочем, ничего другого я от вас и не ожидал, ибо не такой вы человек, чтобы крутить тёмные дела за спиной у союзника. Ну что же, я готов.
Последние слова донеслись до меня уже не через карту, а через открытый портал.
— Добро пожаловать, товарищ Сталин, — сказал я, — хоть расстались мы совсем недавно, но можно сказать, что это было в прошлую эпоху.
— Да, — сказал тот, привычно переступая через границу между мирами и оглядываясь по сторонам, — умеете вы, товарищ Серегин, войти так, что потом Гитлеры начинают дохнуть как мухи…
Самые Старшие Братья при появлении советского вождя как-то непроизвольно выровнялись как по линейке и подтянулись. Да, это я со своим императорским потенциалом и рангом Специального Исполнительного Агента Творца Всего Сущего, могу ощущать себя с этим человеком на равных, а другим этого не дано. Меньшинство ненавидит его до зубовного скрежета, а все остальные так же истово обожают. Виссарионыча, кстати, показной пиетет по отношению к своей фигуре несколько смущает.
— Вольно, товарищи, не надо тянуться перед товарищем Сталиным, он такой же человек, как и все, — говорит советский вождь. — Вы тоже в своих прошлых жизнях были людьми немаленькими, тянули общий воз наравне с Верховным Главнокомандующим и целых четыре мира хранят о вас благодарную память. Пока вас тут не было, товарищ Брежнев мне о вас немало рассказал самых превосходных историй — о товарище, Бережном с которым он вместе служил, побольше, об остальных поменьше, но все равно опыт того мира мы сейчас торопливо внедряем в жизнь, творчески соединяя с теми истинами, что преподал нам товарищ Серегин.
И вот тут пришло время смущаться уже четверке Самых Старших Братьев.
— Мы, товарищ Сталин, — сказала Нина Антонова, — как всякие честные люди, следовали совету императора Марка Аврелия, делали что должно, чтобы свершился замысел того, кто послал нас в те раненые миры с наказом поступать исключительно по совести. И тот же принцип мы намерены исповедовать и на службе у товарища Серегина, который есть для нас самое лучшее начальство во всех подлунных мирах. Уж извините, сказала как умела.
Виссарионыч машет рукой в знак того, что все понимает, оборачивается, и тут его взгляд падает на «окаменевшую» тушку Евы Браун. Безумный взгляд, гримаса ужаса, раскрытый в беззвучном крике рот, и растрепанные волосы делают эту женщину похожей на участницу арийского конкурса «Фрау Гарпия».
— О, товарищ Серегин! — сказал он. — А эта женщина перед вами чем провинилась?
— Собственно, передо мной ничем, — ответил я. — Это любовница Гитлера по имени Ева Браун, которая присутствовала при его кончине и наблюдала все метаморфозы, что произошли с мертвым телом, и это почти свело её с ума. С одной стороны, эта женщина — вольная или невольная соучастница преступлений, с другой стороны, одна из жертв этого злобного существа. Я уже рассмотрел её дело и, взвесив все про и контра, вынес решение. Госпоже Еве Браун будет предложено пройти аквилонским Путем Искупления, а при отказе она будет тихо и безболезненно умерщвлена, а тело её уничтожено. Dixi! Я так сказал!
— Ну хорошо, — согласился советский вождь, — делайте с этой особой то, что считаете нужным, нам она безразлична. Вы лучше скажите, как вы намерены реагировать на такую неожиданную ситуацию, и что теперь, по вашему мнению, следует делать Советскому Союзу?
— Если говорить в общих чертах, — сказал я, — то есть два варианта развития событий. Если моему протеже не удается удержаться на вершине собачьей кучи-малы, где сейчас каждый будет рвать каждого, или он откажется проводить приемлемую для нас политику, то наши планы от смерти Гитлера не поменяются ни на йоту. Третий Рейх будет разгромлен, а Европа советизирована до самого Ламанша. При этом на крики англосаксов с галерки не следует обращать не малейшего внимания. Не их собачье дело, что мы делаем на своей половине мира, и как. А если Рейнхард Гейдрих сможет удержаться на посту фюрера германской нации и провернуть что-то вроде почетной капитуляции, при которой Германии выйдет из войны с обязательством тотальной денацификации, Третий Рейх в границах на двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года станет моим вассалом, а остальная Европа подвернется сплошной советизации. Немцы в таком случае будут моей и только моей заботой, как и желают мои Верные германского происхождения, а Советский Союз получит возможность без боя занять оккупированные немцами территории по принципу «пост сдал, пост принял», резко сократив издержки и сроки своей инвазии в Европу. Кроме всего прочего, для моих вассалов обязательны все заключенные мной договора, в том числе и тот союзный договор, который я заключил с вами в самом начале своей деятельности в вашем мире. Один росчерк пера нового фюрера — и вермахт воюет в одном строю с Красной Армией. А потом там начинается разоблачение бредней Розенберга по поводу «теории крови» и расследование преступной деятельности предыдущего режима. Однако должен заметить, что это соглашение не будет распространяться ни на одного германского сателлита, благодаря чему они становятся вашей законной добычей. Финляндия, Румыния, Венгрия, Болгария, Хорватия, Италия, режим Петена и франкистская Испания будут к вашим услугам в качестве