Второе пробуждение случилось ещё спустя пять минут и обошлось без потери сознания.
— Ну хорошо, господин Серегин, — сказал он слегка заплетающимся языком, — если вы ставите вопрос таким образом, то я предпочту сделать выбор в пользу построения нового русского государства на каких-то там руинах, вместо того, чтобы отправляться прямо в ад. Это всегда успеется. Надеюсь, вы не заставите пожилого человека катать тачку с землей и рыть траншеи заступом?
— Нет, Дмитрий Леонидович, — сказал я, — работа вам предстоит строго по специальности — начальником казенных железных дорог страны, на карте этого мира занимающей восточную часть Североамериканских Соединенных Штатов. Когда там властвовал демон, он наложил свою лапу на умы всего взрослого белого мужского населения той страны, а потому после его смерти оно тоже стало недееспособно все и сразу, включая железнодорожный персонал. Недостающих специалистов мне на выкуп оптом предлагают в мире начала сороковых годов, где сейчас идет Вторая Великая Война, и неблагонадежное население завоеванных стран в больших количествах насмерть морят голодом в концентрационных лагерях, примерно так же, как англичане в своё время морили буров. Вашей задачей будет отсортировать из общей массы нужных людей, расставить их по местам и запустить движение — сначала чисто товарное, а потом и пассажирское. И дальше больше: в дальнейшем вам предстоит усовершенствовать эти железные дороги таким образом, чтобы они соответствовали запросам самого отдалённого развитого будущего. И времени у вас для этого будет больше, чем достаточно, потому что у меня на службе, при условии добросовестного исполнения своих обязанностей, вы позабудете, сколько вам стукнуло лет, шестьдесят или шестьсот, потому что все время будете ощущать себя сорокалетним мужчиной в самом расцвете сил.
— Ну хорошо, господин Серегин, — сказал генерал Хорват, проведя рукой по лицу, — звучит настолько завлекательно, что просто нет слов. При этом должен сказать, что вы говорите невероятные вещи, а я вам все равно верю, и сам не знаю почему. Давайте сюда контракт, и я распишусь в нём своей кровью.
— По нашу сторону добра и зла роспись кровью не практикуется, — сухо сказал я. — Тут принято придерживаться устных соглашений и верить на слово до первого же обмана, после которого виновный сразу улетает в глубины ада. Ну что, Дмитрий Леонидович, вы не переменили своего мнения?
— Нет, не переменил, — ответил мой собеседник. — Только есть одна просьба. Там, откуда вы меня изъяли, у меня остались супруга и дети… Нельзя ли и их тоже сюда?
— Бери, Серегин, — прошептала мне в ухо энергооболочка, — супруга у этого прохиндея — знатная благотворительница и даже пианистка, и дети тоже ничего — три сына и три дочери от восемнадцати до двенадцати лет, сгодятся на что-нибудь при твоем кадровом голоде.
— Я вас понял, — сказал я, — уже завтра утром вы встретитесь со своей семьей. А сейчас для вас все пройдет порядком, обычным для таких случаев: посещение госпиталя на предмет детального обследования вашего здоровья, исповедь у священника и встреча с магом-исследователем, который выяснит, нет ли у вас каких-либо особенных талантов — уж больно вы удачливы в делах. А теперь вперёд, раз-два.
Мир Мизогинистов, 4 июля 2020 года, полдень, бывшее Царство Света, женский репродукционный лагерь в Шантильи (35 км к западу от Шайнин-Сити), барак для племенных маток
Мамаша Молли, 30 полных лет от роду, восьмой месяц беременности, инициированный маг жизни, активистка и почти комсомолка
Мамаше Молли снился один очень долгий сон. Иногда она пробуждалась, в каком-то наполовину осознанном состоянии ела, справляла свои потребности, и снова погружалась в ванну, чтобы смотреть свой увлекательный сон дальше. В этом сне к ней приходили знания. Они заполняли в её сущности предназначенное им место, укладываясь там ровно и плотно, как кирпичная кладка. Кирпичик за кирпичиком — сведения, навыки, идеи — все это вырастало в красивую и крепкую высокую башню. И когда верхушка этого сооружения была увенчана последним элементом, она открыла глаза и поняла: её пребывание среди целительных искр закончено. Она проснулась окончательно, и дремотное состояние ушло без следа; бодрость наполняла её тело, жажда деятельности звала её к свершениям. Она вытянула перед собой руки — и обомлела: это были белые, изящные руки молодой девушки. Куда делись опухшие запястья, сухая шелушащаяся кожа, криво обломанные ногти? Молли тихонько засмеялась — и смех её разлетелся тихим эхом под сводами пещеры. Она взглянула на своё тело, подсвеченное каким-то неизвестным источником (а может быть, это светилась сама вода?). Стройные гладкие ноги, округлые бедра, кожа без бугров, без пятен, без малейшего изъяна… И круглый животик, облепленный голубыми огоньками, то гаснущими, то вспыхивающими вновь. Ребёнок! Ему там хорошо. Его любят. И он любит свою мамочку, которая уже никому его не отдаст… Молли нежно погладила животик — и малыш тотчас ответил радостными кувырками — ему пока хватало места, чтобы активно шевелиться.
Молли сделала несколько движений ногами; заплясали, закружились в воде стайки разноцветных искр. Ещё некоторое время она продолжала с радостью разглядывать своё тело, а потом её взгляд упал на резной стульчик, что стоял рядом с лоханью — не его спинке висело что-то белое, длинное, пушистое. «Это мне принесли халат, чтобы я могла надеть его, когда вылезу», — догадалась Молли. Как ни отрадно было находиться в воде, ей уже не терпелось выйти из лохани и наконец окунуться в новую жизнь, с этим новым, но при этом её собственным, только помолодевшим телом.
И когда она поднялась, глядя, как стекает с неё вода вместе с искорками, рядом появилась доктор Максимова.
— Ну, как самочувствие, моя красавица? — улыбаясь, спросила она и, взяв халат со спинки стула, развернула его, чтобы помочь Молли одеться.
— Хорошо, товарищ Максимова! — просияла Молли в ответ и, ловко выбравшись из лохани, сунула руки в рукава. — Благодарю вас!
И только тут до неё дошло, что она говорит все это не на своём языке… Кутаясь в халат и недоумевающе моргая, она смотрела на доктора Максимову, а та в это время разглядывала Молли с явным удовольствием.
— Какая прекрасная русская речь, девочка моя! Вижу, инсталляция языка прошла успешно, акцента почти нет. Ну и ты, конечно, умничка, у тебя высокий уровень интеллекта, — сказала доктор Максимова и дружески приобняла Молли. — Я поздравляю тебя. Твой лечебный курс закончен. Физические показатели твоего тела отвечают двадцатилетнему возрасту. В твой мозг установлена вся информация, необходимая для того, чтобы ориентироваться в нашем мире и взаимодействовать с окружающими тебя людьми. Кроме того, теперь ты обладаешь методами использования магии, и теперь тебе лишь нужно пройти инициацию, чтобы завершить своё посвящение в маги жизни. После этого перед тобой откроются безграничные возможности…
Молли ещё не успела осознать сказанное, как раздался легкий хлопок — и возле доктора Максимовой возникла Лилия, маленькая богиня-целительница (Молли именно так теперь её воспринимала). Правда, одета она была уже не в халат, а в короткий хитон, а на голове её красовался венок из полевых цветов.
— Да-да-да! — звонко сказала Лилия. — Все верно. Кстати, о возможностях. С таким шикарным телом, которое твой милый пузик ничуть не портит, ты просто королева! А у королевы всегда есть возможность подчеркнуть свою красоту. Чуть позже мы подберем тебе наряды, а пока… взгляни-ка на себя!
Лилия взмахнула рукой — и прямо в воздухе появилось овальное окно в золотистой рамке. И при этом то место, где стояла Молли, осветил довольно яркий свет, словно туда упал луч прожектора. Окно просто парило над полом, в двух шагах от неё. Но что это? В окне Молли увидела женскую фигуру, завернутую в белый халат… Сердце её затрепетало. «Это… я?» — подумала она, не решаясь подойти к странному окну. «Зеркало», — подсказал ей разум название.
Женщины, проживающие в лагерях, не знали зеркал: им ни к чему была такая роскошь, ибо не было нужды заботиться о своей красоте. Они могли видеть своё отражение лишь в стеклах окон, так что, конечно, имели представление о своей внешности, но никогда особо не стремились разглядеть себя получше.
Молли, с гулко колотящимся сердцем, вглядывалась в нестерпимо четкое отражение, и не могла поверить, что это она. Разве же это её глаза — большие, зелено-карие, с длинными пушистыми ресницами? Разве же это её щеки — нежные, с розовым румянцем и милыми ямочками? А эти сочные яркие губы, тёмные дуги бровей?
Молли решилась, и шагнула поближе к зеркалу. А доктор Максимова и Лилия стояли поодаль и не без удовольствия наблюдали за тем, как их подопечная знакомится со своим обликом молодой красавицы.
«Да, да, это я! — пела ликованием душа бывшей матки-производительницы. — Все правда! Вернулась моя молодость, прошли все мои болячки! Это все правда!»
Она широко улыбнулась. И тут же приблизилась к зеркальной поверхности, не веря своим глазам. Все её зубы были целы, и, словно жемчуга, сияли меж её губ, ровные и крепкие…
И она засмеялась тихим довольным смехом. И затем скинула с себя халат, разложила по плечам рыжевато-каштановые волосы и вновь принялась разглядывать своё отражение, то приближаясь к зеркалу, то отдаляясь на несколько шагов. И её не торопили. И вправду, эта молодая женщина с круглым торчащим вперёд животиком была очаровательна своей мягкой грацией будущей матери.
Но вот она насмотрелась на себя и со счастливым вздохом надела халат. Глаза её горели, губы стали ещё ярче. Она была готова вдохновлять и вести за собой, вразумлять и наставлять.
— Пойдём, Молли, — сказала Лилия. — Тебя ждет главное событие — инициация. У Деметриуса уже все готово. После инициации ты отправишься обратно к своим сестрам, где отныне от тебя будет зависеть очень многое. Ты будешь первой. Потом за тобой последуют и остальные женщины, что прошли у нас лечение и получили необходимые знания и установки.