отомство, и чистокровное и метисов, в больших семьях-кланах, только тёмные, которые не сидят на месте, в семилетнем возрасте отдают своих детей в школы-интернаты, а дети светлых в обязательном порядке посещают ближайшие общедоступные школы, где на общих основаниях учатся все, кто способен освоить их программы.
И только в семьях обычных людей традиционные отношения прихрамывают на обе ноги, потому что только четверть из них, с нашей точки зрения, являются полными, а во всех остальных мужчина либо явление приходящее, либо отсутствует полностью, поскольку его заменяет генетический банк. Как я понимаю, не разваливается эта система только потому, что, подобно эквилибристам на канате, её баланс поддерживают миллионы социоинженеров из числа светлых эйджел, мгновенно принимающих меры, если в любой из семей что-то пойдёт не так. Облегчает им эту работу то, что детей в Империи заводят не молодые девчонки сразу после школы, а гражданки с заслугами, в том числе отставные офицеры и рядовые штурмпехотинки, уже прошедшие первую стабилизацию старения и способные отработать в семье и за маму, и за папу.
Мне такая система подходит только частично. Нет у меня сейчас ни большого количества социоинженеров, как и достаточного количества женщин-отставниц с жизненным опытом, выслуживших по двадцать лет в первой линии и прошедших после этой службы полное омоложение. Все это будет потом, но жить-то надо сейчас, в том числе и тем пяти сотням девушек и молодых женщин (первая партия), что в настоящий момент толпятся на другой стороне только что открывшегося портала. У многих из них животы разного размера, у других в руках запеленутые свёртки (плоды несчастной любви, а может, и случайных связей), и почти у всех — маленькие фанерные чемоданчики, в которых, и без рентгена понятно, нижнее белье и мыльно-рыльные принадлежности.
Истинный Взгляд говорит, что контингент для выполнения поставленной задачи вполне пригоден: у всех среднее образование и вполне российско-советский культурный код, — только прежде чем пускать этих девушек в дело, их требуется приютить и хотя бы немного душевно отогреть. А ещё подлечить тех, кто в этом нуждается. У кого-то застужены (а то и отбиты) почки, кто-то словил трудновыводимую венерическую инфекцию, а у кого-то из-за жизни в не ремонтировавшейся тридцать лет общаге-бараке в организме поселились зловредные туберкулезные бациллы.
Рядом со мной стоит Просто Лёня, у него тоже инсталлирован Истинный Взгляд, и он также видит контингент насквозь. Поначалу спокойный и даже улыбающийся, по мере проявления картины во всех цветах и красках, он начинает наливаться дурной кровью, постепенно набираясь слепой ярости, как носорог. Но гнев его направлен отнюдь не против этих молодых женщин, а против реципиента и всех его подхалимов, допустивших появление в советском обществе такой социальной прослойки, как бы уравновешивающей холеные и самодовольные морды самых разнообразных товарищей Гришиных: мол, если средняя температура по больнице нормальная, тогда не о чём беспокоиться.
— Спокойно, Лёня, — сказал я, — есть мнение, что весь подобный проблемный контингент я у тебя заберу без остатка, и ещё будет мало. Такие у меня теперь пустующие просторы, и работы невпроворот. Твоя задача — сделать так, чтобы на их месте не образовывалось новой нищеты. Ты лучше вместо оказания безвозвратной во всех смыслах помощи странам Африки и Азии направь финансовые потоки в собственную глубинку: на ремонт школ, дорог и общежитий, на поддержку колхозов, досуха высосанных предыдущей системой, иначе по факту эти места продолжат у тебя генерировать нищету, спасающуюся бегством в город, пока полностью не обезлюдеют. И кто потом будет тебе кормить страну? Канадский фермер? Нет уж, пришло время внутреннего сосредоточения, чтобы с каждым годом жить в маленьких райцентрах и деревнях становилось лучше и веселее. Нужно сделать так, чтобы везде был свет и газ (вместо того, чтобы гнать его по дурацким трубопроводам в Европу), чтобы по телефону без проблем можно было дозвониться куда угодно, чтоб телевизор в деревне показывал не хуже, чем в Москве, а Посылторгом колхозник мог бы заказать себе на дом любую фигню, вплоть до мебельного гарнитура. Справишься — будет тебе Советский Союз, который простоит ещё тысячу лет, не справишься — пукнуть не успеешь, как, при всех прочих равных, наступит «девяносто первый год», и будут по телевизору показывать танец маленьких лебедей.
Лёня хмуро посмотрел на меня и сказал, что у них, в том мире, который обустраивали Самые Старшие Братья, все было так или почти так, и он даже не предполагал, что в Основном потоке все настолько плохо. Африка с Азией и в самом деле перебьются — свои проблемы надо решать, попутно окорачивая распоясавшуюся за последние годы партийно-административную камарилью, у которой в настоящий момент доминируют только два свойства: вороватость и прожорливость. Особенно сильно это поветрие в «жирных» курортных местах, где деньги сами падают с неба, но это не обязательно. Случается подобное и в маленьких городках Нечерноземья, где набольший начальник обкладывает данью все, что приносит деньги на его территории — от киосков по продаже мороженого до похоронных бюро, а потом часть собранного передает наверх, это называется «делиться».
И там, где заводится подобная система, пышным цветом расцветает обвешивание покупателей, взяточничество, оплата услуг мимо кассы и прочие явления, трактуемые уголовным кодексом как экономические преступления. И это ещё кооперативное движение в самом зачатке. По мере его развертывания аппетиты у местных деятелей возрастут многократно, несмотря на то, что советская Фемида сурова, и в случае поимки (а точнее, провала «крыши») лоб виновному мажет зеленкой беспощадно. Судя по настрою генсека, пройдет ещё немного времени, и мир вздрогнет от размаха и жестокости новой волны репрессий, и аббревиатуру «ОБХСС» будут произносить с тем же ужасом, что раньше «НКВД», а моя орбитальная сканирующая сеть ещё и подскажет следственным органам, где выгодней «копать».
С другой стороны от меня стоит Птица. Она тоже в ах… то есть в ужасе, ибо её советские родители происходили из вполне благополучного слоя творческой интеллигенции, и обиженных и оскорбленных, попадающихся им время от времени, старались не замечать. — Значит, так, — сказал я на ухо своей главной названной сестре, — с сего момента и до тех пор, пока эти девушки не отправятся к основному месту службы, они — твоя и только твоя забота. Сейчас остроухие отведут их в казармы, а дальше ты сама. Дух Города уже проинструктирован, так что невидимые слуги будут помогать молодым мамашам со всем тщанием и рвением. И не вздыхай так трагично, потому что никому другому я эту задачу поручить не могу. Ты у нас главная вытирательница сопливых носов, вот и действуй в соответствии со своими полномочиями — отогревай душевно и показывай этим девочкам, что теперь они действительно среди своих. Впрочем, завтра, послезавтра и в последующие дни будут прибывать и дополнительные контингенты. Так что терпи, названная сестрица, ибо кому сейчас легко…
Девятьсот пятый день в мире Содома, утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, башня Мудрости
Анна Сергеевна Струмилина, маг разума и главная вытирательница сопливых носов
По правде говоря, я никогда не думала, что в тысяча девятьсот семьдесят шестом году творилось ТАКОЕ… Ну то есть я не предполагала, что там могли существовать такие вот… девочки. И этот факт стал для меня настоящим потрясением.
Дело в том, что тот мир, откуда пришли к нам эти девочки — это реальность моих родителей. Маме сейчас одиннадцать лет, папа чуть старше… Чудесное советское время! Я так любила слушать мамины рассказы о стране СССР… Когда она рассказывала, то у неё прям глаза горели. И непременно потом вздохнет и скажет: «Да… это было самое прекрасное время… Все было совсем не так, как сейчас…»
Эта мамина ностальгия передалась и мне. Иногда мне удавалось посмотреть старые советские фильмы. И я тоже вздыхала, видя, какими дружными и простыми были тогда люди. Дети могли гулять спокойно где хотели, и ничего с ними не случалось! Доверяли люди друг другу… Общались запросто… Мечтали о чем-то… Шли к какой-то цели… А какие были песни! Мне казалось, что тогда была истинная романтика, ныне утраченная без следа. Барды так душевно пели под гитару про какие-то дивные края, про какую-то немыслимую любовь… И были пионерские лагеря, и давались клятвы, и взахлеб читались книги… И дети играли в войнушку и устраивали дворовые концерты… Тимуровцы помогали одиноким старушкам, и на улицах стояли таксофоны…
И не было тогда богатых и бедных, и не было выпендрежа, и дети уважали учителей. И люди умели по-настоящему дружить. Женщины были скромны, а мужчины — галантны. Люди вообще были ДРУГИЕ.
Мне казалось, что в то время все должны были быть непременно счастливы. Тогда люди были уверены в своём будущем, и государство о них заботилось. Но… оказалось, что все было далеко не так радужно, как представлялось мне по рассказам мамы и по фильмам… Там, в безмятежной советской действительности, лились те самые невидимые миру слезы, которые утирать теперь придётся мне…
Пятьсот несчастных, обездоленных девушек! Совершенно потерянных в жизни, у которых впереди маячил только мрак безнадежности. Какие там бардовские песни, какая романтика, какие книги! Об этих девушках не снимали фильмы, о них не пели песни. Они словно бы вовсе не существовали. Их никто не замечал, как всегда стараются не замечать то, что портит благостную картину всеобщего счастья. Равнодушие… Это все, что они видели. Их жизненный путь вел в никуда. Была в этом доля их вины или нет — совершенно неважно. Не все из них смогли бы выкарабкаться, если бы не Серегин, решивший не просто их спасти, а применить в деле. Ох уж этот наш Серегин… Для него не существует никчёмных людей. Ну а если для него не существует, то и для нас тоже, ибо он — это мы, а мы — это он.
И вот теперь мне предстоит познакомиться с каждой, деликатно поковыряться у неё в душе, чтобы обнаружить и пробудить то самое Великое Начало, которое, будучи щедро полито, даст обильный урожай. А пока они — юные, хрупкие, но уже надломленные ростки. Большинство из них уже приобрели тот цинизм, что призван служить защитой от суровых ветров неидеальной действительности. Недоверчивые, колючие, привыкшие к тому, что притягивают к себе одни несчастья, они не умеют взаимодействовать с миром и выстраивать с ним конструктивные связи. Отверженный, не нашедший сво