И вскоре женщины, пыхтя от усердия, старательно разрисовывали стены своих комнатушек… Им казалось, что они творят чудеса. Творческое начало, проснувшееся в них после снятия ошейников, побуждало их выплескивать в виде рисунков своё настроение — и делать это можно было совершенно свободно. И оживали барачные стены и перегородки, наполняясь яркостью солнца, синевой неба, белизной облаков, цветами, бабочками и стрекозами… У многих женщин сразу же открылся потрясающий талант к изобразительному искусству. А те, кто не решился взять в руки кисть, намывали и чистили мебель, протирали окна и рамы… И царила в бараке веселая суета, и звучали незатейливые песни — но теперь каждая находила в их словах какой-то новый, воодушевляющий смысл.
Мамаша Молли знала, что скоро ей пришлют «напарницу» из другого мира. Поэтому она взялась за обустройство двухместной комнатки, где отныне им предстояло проживать вместе. Мужчины сколотили из досок и повесили на стену в этой комнатке несколько полочек, а также соорудили что-то вроде тумбочки.
Эту ночь женщины спали уже на новом, чистом и белоснежном белье…
И все последующие дни обустройство продолжалось.
И вот однажды, когда мамаша Молли стояла на крыльце барака, размышляя, где ещё можно устроить клумбы, на главном плацу раскрылся портал, показывая знакомый пейзаж Тридесятого царства. Мгновение — и дверь из мира в мир захлопнулась, а посреди барачного дворика осталась стоять молодая женщина с таким же, как у Молли и её товарок, животом. На груди её покоилась толстая светлая коса, а большие синие глаза светились доброжелательным интересом. В руках она сжимала ручку серого чемоданчика на колесиках — точно такого же, с каким прибыла сюда сама Молли. Одета она была в белую блузку и темно-синюю юбку, а на её шее красовался красный платочек. Оглядевшись, незнакомка решительно зашагала в сторону мамаши Молли.
— Приветствую тебя, сестра! — произнесла мамаша Молли, сразу сообразив, что это и есть та самая напарница, и стала спускаться по ступенькам. — Я Молли.
— Добрый день! Рада видеть тебя, дорогая сестра! — улыбнулась та в ответ. — Меня зовут Варвара. Очень приятно, Молли. Ну что, теперь будем работать вместе?
Она лукаво подмигнула и протянула руку. Женщины скрепили знакомство рукопожатием.
В это время остальные обитательницы барака стали выходить на крыльцо, чтобы посмотреть на прибывшую. Её непохожесть на них сразу бросалась в глаза, и дело было не только во внешности. Она по-другому двигалась, по-другому смотрела, по-другому улыбалась… Отпечаток другого мира был явственно заметен на ней.
— Дорогие сестры! — обратилась к своим товаркам мамаша Молли. — Это Варвара. Она наша новая подруга и наставница в том, как правильно быть свободной женщиной. Внешние путы с нас сняли, убив демона, теперь мы сами должны освободиться изнутри, не теряя при этом человеческого облика.
— Барбара! Барбара! — пронеслось среди женщин.
— Вы можете назвать меня Барбарой, если вам так проще произносить моё имя, — сказала Варвара. — Я совсем не против. — Она немного помолчала. — А знаете что, мои дорогие… Давайте-ка выходите все сюда! Чтобы я вас всех видела! И мы проведем с вами первый урок!
Заинтригованные женщины стали выходить из барака, и вскоре вокруг Варвары образовалось полукольцо. Все смотрели на неё с жадным интересом.
Варвара обводила взглядом эту толпу из пятисот беременных женщин, стараясь разглядеть и запомнить их лица. Теперь она несет ответственность за каждую из них… Их разум сейчас подобен чистому листу, их души представляют собой пустой сосуд. И ей, Варваре, предстоит писать в их разуме те истины, которые запечатлены в ней самой, а их души она станет заполнять правдой и любовью… То, как жили эти женщины раньше, наложило на них неизгладимый отпечаток. Но они исцелятся. Они станут другими — такими, какими они были задуманы Создателем. Только сейчас они начали по-настоящему знакомиться с собой… Они лишь в самом начале пути. О, сколько увлекательных открытий их ждет… Сколько радостей!
Женщины смотрели на Варвару с доверием и симпатией, и её окрыляла та важная миссия, с которой она пришла в этот мир. Вот оно — её настоящее призвание! Она — другая, человек иного мира, и в то же время у неё есть что-то общее с этими женщинами. Она тоже была отверженной, сиротой, которую родной мир не принимал, а только брезгливо терпел. Но нашлась сила, которая вспомнила о таких, как она, и нагнулась со своих звенящих высот, чтобы бережно подобрать и приспособить к важному, полезному и посильному делу. То, что в Советском Союзе только декларировалось на словах, в Тридесятом Царстве было воплощено в жизнь железной рукой обожаемого командующего. Там не обманывают, не злословят, не делят людей по сортам и не бьют в спину. После того, как Варвара принесла страшную встречную клятву, она стала совсем другим человеком, и так же ей предстоит изменить стоящих перед ней женщин. Они должны забыть, что совсем недавно были племенным скотом — теперь они люди, такие же, как она сама и множество других свободных женщин. А ещё их роднит будущее материнство… Все беременные всегда удивительно быстро находят общий язык, ибо их объединяет общее таинство…
Варвара понимала, насколько важен этот первый урок и для них, и для неё самой. Готовя её к этой миссии, её не учили так, как учат в институтах. С ней не прорабатывали никакой программы. Она должна была полагаться на интуицию, эмпатию и то уникальное свойство советского человека, которое позволяет ему быстро становиться другом всех обездоленных и угнетенных. И начать надо с главного… Надо сделать так, чтобы на этом первом уроке в их головах закрепилась идея, которая и будет вести их в дальнейшем, помогая усваивать тот самый «русский код». Исходная идея, под знаком которой росли все советские дети…
— Дорогие мои сестры! — начала Варвара, и её молодой энергичный голос звонко разнесся над собравшейся толпой. — Я знаю, что вы пребываете в растерянности и не знаете, что делать со свалившейся на вас свободой. Вы не знаете, что ждет вас дальше и сможете ли вы найти своё место в этой новой жизни. И я пришла к вам, чтобы помочь вам в этом. Вместе с Молли мы будем обучать вам всему тому, что должен уметь каждый свободный человек. И вы такие не одни, дорогие сестры! Я лишь первая из первых. В самом скором времени во всех лагерях и в каждом бараке будет идти подобная работа. Заботиться о тех, кого мы освободили — вот один из главнейших принципов того народа, которому принадлежу и я, и ваш освободитель обожаемый командующий Серегин! И вы тоже вольетесь в этот народ, ибо по-другому никак. Вы почувствуете, что это такое — принадлежать народу, быть значимым звеном, существование которого важного для всех. Понимаете ли вы меня, дорогие сестры? Это и есть свобода — когда ты без всякого принуждения, с радостью и открытым сердцем, вершишь вместе с другими, такими же, как ты, великие дела, увеличивая количество доброты и правды в мире! Нет больше принуждения, и вы больше не рабы!
Возбужденно-одобрительный гул пронесся над толпой.
— А теперь, дорогие сестры, давайте повторим все вместе: МЫ НЕ РАБЫ! — Варвара подняла руки к небу.
— Мы не рабы! — вознесся к небесам ликующий крик.
— Рабы — не мы! — громко произнесла Варвара.
— Рабы — не мы! — ответили женщины ещё более стройным хором.
— Давайте ещё раз! От всего сердца! Мы не рабы!
— Мы не рабы! — Теперь эти слова звучали ещё громче и ещё уверенней.
— Рабы — не мы!
— Рабы — не мы!!!
Варвара видела, как заполняет души этих женщин чувство причастности к чему-то большому, великому. И в ней самой поднималась радость, и она ощущала себя нужной этому миру, который непременно станет для неё родным…
Мир Мизогинистов, 15 июля 2020 года, полдень, бывшее Царство Света, женский репродукционный лагерь в Литонии (27 км к востоку от Атланты), дом управляющего
Камилла Альбертовна Хорват-Бенуа, дочь архитектора Альберта Бенуа, знатная благотворительница и даже пианистка
Камилла Альбертовна очень волновалась перед отправкой в другой мир. Это ведь не то что переехать в другой город или даже другую страну… Там, где им отныне предстояло жить и пускать корни, не будет ничего привычного и родного. Там пока ещё нет церквей, театров, ресторанов, модных магазинов и всех прочих учреждений, которые называются ёмким словом «цивилизация»… Там не будет того светского общества, в котором она имела обыкновение бывать. Все связи с предыдущим миром будут оборваны навсегда. Да и Бог с ними, со связями… Но с кем ей общаться ТАМ? Чем заниматься? И как вообще все сложится? Не будет ли у неё ностальгии по оставленному миру? Ведь все произошло так неожиданно и стремительно, что Камилла Альбертовна не успела морально подготовиться к столь потрясающим переменам.
Впрочем, чувства паники у неё не было. Самое главное, что её драгоценный супруг будет рядом. И её дети, и даже прислуга… которая уже вовсе и не прислуга. А все остальное, наверное, приложится, коли будет на то воля Божья… В Харбине, когда они приехали туда в тысяча девятьсот втором году, тоже поначалу было голое поле, но потом все появилось. Наверное, это Дмитрий Леонидович наворожил, как маг богатства, одним мановением своей руки… И Камилла Альбертовна привычно шептала молитвы и крестилась, прося у Господа благословения на начало новой жизни в чужом, неизвестном мире.
Радовало мать семейства ещё и то, что она существенно поправила своё здоровье в волшебных ваннах. Она и не знала, что у неё столько хворей… Ну, побаливали колени, ну, одолевали изредка мигрени — все, как обычно бывает у дам её возраста. Оказалось, что это было чревато значительным ухудшением самочувствия в недалёком будущем… Об этом Камилле Альбертовне поведала ученая докторша из Тридесятого царства, которая осматривала всю их семью. Женщина-доктор — подумать только! И ведь важная такая, что и не усомнишься в её компетенции. Причём она даже и пальцем не прикасается к пациенту — она видит его насквозь вместе со всеми хворями! Волшебно-целебных ванн избежали только Леня, Дима и Аня, у остальных нашлись разные, как выразилась докторша, «нарушения» — легкое искривление позвоночника (Маша), близорукость (Миша), гастрит (Душечка). Все они остались чрезвычайно довольны водными процедурами, как и сама Камилла Альбертовна, к которой вернулись легкость походки, свежесть лица и густота волос. Она не желала бы выглядеть ровесницей своей старшей дочери, полагая, что это было бы несолидно, и потому решила, что такого ом