оложения ей будет достаточно. Пока, по крайней, мере, а там видно будет…
Что же касается Дмитрия Леонидовича, то его преображение потрясло всех. Теперь это был подтянутый сорокалетний мужчина с русыми волосами и озорным блеском серо-голубых глаз. А главное, что он избавился от своей роскошной окладистой бороды! Когда, дня за три до отъезда к постоянному месту жительства, домашние увидели его с аккуратно подстриженной бородкой, как у Николая Второго, то, после минуты ошеломленного молчания, все подскочили и начали наперебой высказывать своё мнение. И только Камилла Альбертовна стояла в сторонке, сложив руки на груди, не зная, как реагировать на столь радикальную смену образа дражайшего супруга. Она испытывала странную неловкость, глядя на этого молодцеватого мужчину, по виду совсем ненамного старше неё. Таким она своего мужа не знала. У них была двадцатилетняя разница в возрасте, и она всегда ощущала её. Сейчас он казался ей даже моложе, чем был тогда, когда они обвенчались! И он вдруг показался ей очень привлекательным… И она оробела. Щеки её залил румянец. Ни слова она не могла произнести, и лишь смотрела, как дети суетятся вокруг отца с удивленно-радостными восклицаниями. Все же, хоть он и омолодился, а борода добавляла ему возраста… И солидности, разумеется.
Все же она подошла к нему, сначала долго разглядывала его лицо, а потом произнесла совсем не то, что хотела: «Зачем, Дмитрий Леонидович?»
А он широко улыбнулся и пояснил, что там, куда они отправляются, никак невозможно с бородищей. Боятся там женщины бородатых, вот такие дела. Ибо эти бородачи, сектанты хуже старообрядцев, поклонявшиеся Сатане, относились к женщинам как к двуногим животным, а при виде свободной дамы в испуге орали: «Дикая баба!» и хватались за ножи и револьверы. Но теперь этих мерзавцев больше нет, Сергей Сергеевич повывел их всех вместе с их демоном, и ничто о них не должно напоминать. А аккуратная бородка едва ли напугает местных дам и девиц, к которым велено относиться нежно, как к малым детям. Все они потерянные сироты, и Сергей Сергеевич говорит, что наш долг — взять их за руку и ввести обратно в человеческое сообщество.
Потом, когда дети легли спать, он многое рассказал супруге о том мире… И она премного впечатлилась этими ужасами. И поднялось в душе её сострадание и желание помочь несчастным обитательницам того мира, не видевшим в своей жизни ничего доброго и светлого…
Долго они разговаривали в ту ночь в своей спальне, после того как отдали другу супружеский долг, который, казалось, уже лет десять как отдан сполна… И чувствовала себя Камилла Альбертовна влюбленной в своего мужа, и было это странно и восхитительно. Своего Дмитрия Леонидовича она по-своему любила, уважала, ценила, берегла, как достойного мужа, но влюбленности прежде не испытывала никогда, ведь он был намного старше…
И вот настал тот момент, когда все они шагнули в новый мир…
Перед ними стоял огромный особняк из серого камня, напоминающий готический английский замок. Вокруг возвышались вытянутые бараки репродукционного лагеря. И ни травинки, ни былинки вокруг, вся земля вымощена брусками такого же серого камня, из которого сложены и стены дома. Здесь им предстояло жить. Никаких переездов больше не будет. Молча стояли они и смотрели на этот неприветливый дом, носящий на себе отпечаток мира-инферно. Но, напитанные энергией Тридесятого царства, новые хозяева уже думали, как они тут все переделают, чтобы этот чужой дом этот стал уютным фамильным гнездом…
Ронни звонко залаял и побежал к двери. За ним потянулось и все семейство. Дмитрий Леонидович нажал на ручку — и тяжелая дверь отворилась, впуская своих новых обитателей. Семейство и их прислуга оказались в просторном холле, к конце которого была видна широкая мраморная лестница, ведущая на второй этаж. На стенах висели газовые светильники и черепа каких-то животных. Здесь было довольно мрачно, и только натертый паркет сиял яркими бликами, отражая солнечные лучи, проникающие в узкие стрельчатые окна. Здесь было тихо, но тишина эта таила в себе отголоски чего-то страшного, что прежде происходило в этом доме…
Камилла Альбертовна украдкой вздохнула и поежилась, прижимаясь к своему супругу. И тут раздался шорох, от которого все непроизвольно вздрогнули и, как один, повернули головы в сторону источника звука.
И тут из боковой комнаты вышли… двенадцать молодых чернокожих женщин, и Камилла Альбертовна вспомнила, что до пожилых лет тут не доживает никто. Едва только женщина, вне зависимости от цвета её кожи, начинает стариться, как её сразу же забивают на мясо, будто какую-то овцу. Непривычному взгляду местные служанки все казались одинаковыми, и даже их платья были одного серого цвета и одного покроя.
— Ух ты! Арапки! — прошептал Миша и ткнул Леню в бок.
А чернокожие рабыни подошли к прибывшим и, выстроившись шеренгой, дружно поклонились. Лица их ничего не выражали, кроме покорности судьбе, и сердце Камиллы Альбертовны непроизвольно сжалось от жалости к этим женщинам: ей стало понятно, что с ними плохо обращался прежний хозяин. Ещё она обратила внимание, что все они смотрят исключительно на её мужа.
Одина из чернокожих служанок, на вид чуть постарше остальных, сделала полшага вперёд и, склонив голову, произнесла по-английски, обращаясь к главе семейства:
— Меня зовут Андира. Новый господин может отдавать распоряжения…
— Эээ… кхм… пока распоряжений не будет… — на том же языке ответил слегка растерявшийся генерал Хорват, и в глазах негритянки мелькнуло явственное удивление. — Впрочем, нет, Андира, постой-ка… Ты покажи нам дом, а остальные пока могут быть свободны.
Чернокожие служанки снова поклонились и тихо, вереницей, скрылись в боковой комнате, и только Андира осталась стоять рядом с новыми хозяевами дома.
И тут на мраморной лестнице появились четыре женские фигуры, одетые в какие-то струящиеся одежды. Когда они приблизились, оказалось, что это молодые и довольно красивые женщины, почти девочки, примерно Машиного или Аниного возраста. Они, точно так же, как и негры, не обратив никакого внимания на остальных, остановились возле генерала Хорвата, скрестив руки на груди, после чего одна из них, белокурая красавица с большой грудью, произнесла мелодичным голосом:
— Приветствуем вас, господин…
— Здравствуйте, юные мисс… — ответил тот, вновь изрядно озадаченный. — Я прошу прощения, с кем имею честь?
Девушки удивленно переглянулись, и затем блондинка сказала:
— Мы наложницы бывшего хозяина… Я Лора, это Дорис, Летиция и Розалин. Если новому господину будет угодно, мы могли бы ублажать вас… Мы хорошо умеем это делать. Если господин захочет, то может нас бить. Мы к этому привыкли. Мы послушные… И очень-очень хорошо умеем ублажать… Хотите, по одной, хотите, все вместе…
— Ээээ… — только и смог произнести глава семейства, в то время как его супруга, покрывшись густой краской, зажимала уши Лене. Аня то же самое пыталась проделать с Мишей, который, однако, отчаянно выворачивался.
— Мисс, вы пока идите к себе… Вы мне пока не нужны… — наконец смог выговорить Дмитрий Леонидович.
Однако девушки, вместо того, чтобы уйти, как-то встревоженно переглянулись, и блондинка сказала:
— Значит ли это, что мы не нравимся господину и господин выгоняет нас? Мы должны идти обратно в общие бараки?
— О, конечно же, нет, никто вас не выгоняет! — поспешил тот их заверить. — Но меня ублажать не надо. Разве вам не сказали, что вы свободны?
Девушки снова переглянулись, и уже другая, кудрявая брюнетка, сказала:
— Мы не знаем, что это такое — быть свободными.
— Ах, вот оно что… кхм… Ну ладно, вы пока идите к себе, а потом мы решим, что с вами делать, хорошо?
— Мы поняли, господин! — ответила брюнетка повеселевшим голосом, и они, все четверо, поспешно удалились, поднявшись по лестнице.
Генерал Хорват с облегчением вздохнул и взглянул на своё семейство. У дочерей и супруги были круглые глаза, старший сын делал вид, что рассматривает интерьер, а два младших отпрыска нетерпеливо топтались.
— Ну что, давайте обживаться… — сказал Дмитрий Леонидович. — Андира, показывай, где тут у вас что…
Семейство генерала Хорвата принялось обустраиваться.
Половина дня прошла в хлопотах. Димитрий Леонидович ушёл по делам, а Камилла Альбертовна вместе с дочерями изучала своё новое жилище. Дом оказался весьма удачно спланированным. Такого большого особняка у них ещё никогда не было, и Камиллу Альбертовну радовало, что теперь она будет жить точно какая-то знатная графиня. Дом, конечно, следовало украсить, чтобы мрачная атмосфера окончательно ушла из него. Уж это она сможет! Вот теперь она в полной мере применит здесь свои таланты! Она уже прикидывала, что она переделает и перекрасит, куда повесит ковры и картины, куда установит кадки с домашними растениями… И тут вдруг она словно опомнилась: а где взять эти кадки и картины? Разве в этом мире есть живописцы? Разве тут выращивают домашние цветы? Впрочем, её оптимизм быстро вернулся к ней. Картины нарисует Анечка! Пусть она не маститый художник, но не зря же её хвалил учитель живописи! Тот чудесный пейзаж с луной, что висел у них в ТОМ доме, всегда нравился ей, да и гости хвалили эту картину… Пусть пишет ещё. Краски можно заказать из Тридесятого царства — там все есть. Ну и кадки с растениями тоже можно взять оттуда…
Справа от огромной передней оказалась просторная гостиная зала. Её следовало обустраивать и украшать в первую очередь, ибо именно здесь их семейство будет собираться за общим столом и принимать гостей. «Поклею светлые обои, повешу бархатные портьеры с тюлем… — думала мать семейства, скользя взглядом по тёмным неприветливым стенам гостиной, — поменяю всю мебель, на рожки установлю изящные абажуры, поставлю комоды с изящными безделушками — и будет премило!»
И тут её глаза выхватили угол в левой стороне залы. «Ах, как бы хорошо сюда встал рояль! — подумала она с тоской человека, не мыслящего своей жизни без музицирования. — Музыка! Она всегда помогала мне привести нервы в порядок. Как бы я хотела рояль! Но не знаю, прилично ли будет просить о том, чтобы мне доставили инструмент…»