Я сожрал все до единого — прямо с налипшими листьями и песком. Ползал под деревом, собирая подгнившие с боков фрукты, и тут же впивался шатающимися зубами в мякоть, которая по вкусу мало чем отличалась от червяков, добравшихся до нее раньше меня.
Тьма и Пекло, даже бабушкина индейка на День Благодарения казалась мне и вполовину не такой вкусной, как эти вонючие яблоки. А еще один любитель тухлятины — какой-то мелкий зверек, имевший глупость подобраться ко мне на длину вытянутой руки — стал самым настоящим десертом.
Кажется, я сожрал даже шкурку — в этом месте память меня почему-то подводила. Видимо, просто пыталась поскорее забыть стоящий в ушах жалобный писк, который через мгновение сменился влажным хрустом на зубах. Чужая жизнь — крохотная по сравнению с моей собственной — оказалась достаточно калорийной, чтобы восстановить еще кое-что внутри: ко мне вернулись ноги.
А вместе с ними вернулась и боль. За вновь обретенную чувствительность и способность хоть немного двинуть коленом, пришлось расплатиться сполна. Сил заорать все еще не было, так что я просто катался по земле и скулил, пока, наконец, не окреп достаточно, чтобы двигаться дальше. Легче не стало — но то, что не убило меня, все-таки сделало сильнее.
И уж если мое тело не пожелало тихо сдохнуть или хотя бы на время отключиться от болевого шока — жалеть я его не собирался.
Путь в четверть мили занял у меня час или два. Я кое-как полз вдоль берега, через каждые несколько футов останавливаясь, чтобы перевести дух — когда боль становилось невыносимой. Похоже, Дар Темной Крови умел работать избирательно, экономно восстанавливая лишь те функции, в которых я нуждался больше всего.
Движение. Не более того. С адской болью, с отвратительным хрустом в сломанных костях — но все-таки движение. Способность переместить свое тело подальше от реки, к которой наверняка придут попить воды какие-нибудь ночные хищники, в другое место. Туда, где рано или поздно появиться возможность есть — а не быть съеденным самому.
Когда силы снова почти закончились, я угодил рукой в чье-то гнездо. Очередной подарок Антаки содержал дюжину продолговатых желтых яиц, покрытых не твердой скорлупой, а скорее чем-то вроде теплой и шершавой кожи. Я предпочел думать, что их снесло что-то хотя бы отдаленно похожее на птицу. Но даже если и нет — на моем аппетите это никак не сказалось. Я прикончил второй ужин за считаные мгновения, жалея лишь об одном: что никакая грозная мать не явилась защитить свое неродившееся потомство — я бы с удовольствием подкрепился бы и ею тоже.
После трапезы меня, наконец, потянуло в сон. Не глухое черное забытие, в котором я провалялся не меньше трети дня, а нормальный отдых… почти здоровый. Боль отступила. Точнее — из адских клещей, выворачивающих каждый сустав на ногах, превратилась во что-то мерное и тягучее. По крайней мере, пока я не двигался. Все еще дерьмовое — но хотя бы не мешающее закрыть глаза, приткнуться лопатками к относительно толстому и прочному дереву и…
— Ты правильно поступил, Посланник…
Рядом не было никого — голос звучал только у меня в голове. Не расплывчатый и шелестящий, похожий на привычный потусторонний хор — а всего один. Низкий, густой и хриплый. Похоже, Корсар сорвал его, пытаясь перекричать грохот бортовых орудий и лязг абордажных сабель.
Сотни лет назад — и так далеко отсюда, что я не мог даже представить.
— Ты правильно поступил, — повторил он. — Только трус избегает боя и боится смерти — и все же иногда лучше отступить.
Открыв глаза, я смогу увидеть в десятке шагов у самой кромки воды фигуру. Корсар сидел на берегу, вытянув к воде худые ноги. Огромный и костлявый, почти сливающийся с вечерней тенью… и все же куда более живой, чем раньше. Что-то заставило его явиться мне без всяких просьб — да еще и чуть ли не во плоти.
Видимо, сейчас я отчаянно нуждался именно в нем. Не в грозном ярле Виглафе, который не боялся даже самого грозного врага. Не в Амрите Неукротимом, который без всяких учителей знал немало хитрых приемов Вуса-Мату и помнил название любого оружия в этом мире. И не в неторопливом и спокойном Шевалье, который столько настрадался в каждой из своих жизней, что едва ли кто-то или кто-то могло его удивить.
А в том, кто умел хитрить и выживать там, где погиб бы любой из грозных воителей, что приходили в этот мир до него… А еще Корсар — как и я сам — не очень-то хотел умирать в чужой войне и всеми силами пытался обмануть местных богов, Владык и неведомых ублюдков, которые притащили сюда нас всех…
— У меня не вышло, — негромко вздохнул он. — Если от судьбы и можно убежать — я бежал недостаточно быстро. Но ты еще можешь…
— Как, черт бы тебя побрал? — Я осторожно подтянул тело повыше, чтобы искалеченным ногам стало поудобнее. — Я самый жалкий из всех Посланников всех времен. Ничему не научился, проиграл бой, потерял меч… Я едва не умер!
— Но ведь не умер же, — усмехнулся Корсар. — И уж точно не меч делает тебя тем, кто ты есть.
— Кем? Неудачником со сломанными ногами?
— Твое тело заживет куда быстрее, чем ты думаешь, Посланник. — Корсар задрал голову к звездному небу. — Ночь — наше время. Тьма вылечит любые раны… хоть и потребует немало. Уже скоро ты вернешь прежнюю силу — и даже больше.
— Может, и так, — проворчал я. — Но за это время остальные четверо станут могущественнее.
— Если их все еще четверо. — Корсар вытянул шею, будто вглядываясь куда-то вдаль. — Мы не сможем почувствовать… слишком далеко. И это хорошо, Посланник. И в бою, и на войне не всегда побеждает самый могучий. Иногда удача улыбается самому хитрому. Избранные других стихий сейчас у всех на виду, а тебя скрывает тень. Но ты выйдешь из нее — когда настанет твое время… И враги не устоят.
— А если я не хочу? — устало проговорил я. — Что тогда? Я все равно не смогу сражаться с целым кланом. А вы вчетвером не сможете протащить меня по Семнадцати Ступеням так же быстро, как Владыки протащат остальных.
— Какая разница? — Корсар повернулся ко мне. — Ты уже смог сбежать от смерти один раз — убежишь и второй, если потребуется. Пока ты жив, всегда есть возможность изменить хоть что-то. Или отыскать путь, который не отыскали мы.
— Вот как? — улыбнулся я. — А как же Великая Тьма, что не оставит мне выбора?
— Я уже и так сказал тебе слишком много, Посланник. — В голосе Корсара послышалась тоска. — Но все-таки скажу еще кое-что: Тьма смогла запугать и сломить нас всех. И поэтому никто не знает, так ли велико ее могущество на самом деле. Я пытался обмануть ее, искал свой путь, а не шел тем, что мне уготовила Джаду.
— И не нашел, — вздохнул я. — Ты был последним из тех, кто приходил до меня. Примерно триста лет назад — но в те времена почти никто уже и не вспоминал о Владыках Черной Змеи. Значит, ты потерпел неудачу.
Сказав, я едва не прикусил язык — слишком уж грубыми получились слова. Особенно для призрака, который решил нарушить установленные самим Темным Божеством правила, чтобы помочь мне хоть теми крупицами информации, что еще оставались в его обрезанной и искалеченной памяти.
Но Корсар, похоже, не собирался обижаться. То ли посчитал, что это имеет никакого смысла — если уж нам приходится делить одну-единственную черепушку — то ли просто не имел возможности испытывать подобные эмоции.
— Я потерпел неудачу, — согласился он. — Но тебе уже случалось преуспевать там, где не везло ни мне, ни остальным. И если я не отыскал способа обмануть Великую Тьму — это вовсе не значит, что его нет. И если ты постараешься, если придумаешь верный план…
Все-таки в шизофрении есть своя прелесть. И даже если голоса в голове — выдумка, всего-навсего бред моего воспаленного сознания, а чужие воспоминания я собрал из обрывков каких-нибудь телесериалов или фильмов, которые штампуют парни из Голливуда, в этих странных беседах можно узнать что-то новое… Или хотя бы хорошенько обдумать старое.
В тени на берегу уже никого не было — но я все-таки решил ответить.
— Знаешь, а ты прав, Корсар. — Я откинулся к дереву и прикрыл глаза. — Кое-какой план у меня действительно есть.
Глава 2
Я выполз из-под одеяла и проковылял к краю скалы, ставшей мне домом. Прошло уже несколько дней, но я все еще не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы двигаться дальше. Мне удалось украсть в деревне неподалеку кое-какие вещи и несколько лепешек. Здесь, наверху, было не слишком холодно, вокруг росло достаточно спелых ягод, а среди камней не так уж редко попадались птичьи яйца — но и этого, похоже, оказалось пока недостаточно.
Антака не наделил меня способностью использовать Джаду для исцеления напрямую, и мне приходилось ждать. Дар Темной Крови явно стал куда сильнее — иначе я просто не пережил бы падения и порогов реки — но даже он пока еще не склеил то, что всего пару дней назад разбилось на кусочки. Руки восстановились полностью, я снова мог ходить — хоть и опираясь на палку — и движения больше не причиняли жуткой боли. Понемногу срастались и переломанные ребра — и, кажется, срастались относительно ровно и правильно. Но на этом мои успехи пока что заканчивались. Я все еще был слаб и немощен, и даже охота на ягоды и птичьи яйца давалась мне не без труда. А уж если бы в мое убежище пожаловал кто-то из Владык…
И поэтому я каждое утро — и потом еще каждые несколько часов — выбирался на скалу, с которой была видна и деревня внизу, и проходящая через нее дорога. Вряд ли кто-то видел, как я ковылял в ночи среди домов, сдирал с веревок сушащиеся на них рубахи, запускал руку в корзину с лепешками, оставленную какой-то забывчивой хозяйкой, и потом неторопливо поднимался в горы, кряхтя, как древний старец. Темнота надежно укрыла меня — и все же кто-то мог отыскать следы. И рассказать Владыкам — если тем вздумалось поискать беглого Посланника Тьмы здесь.
Шандор благоразумно не стал прыгать за мной в водопад — доспехи Бохая тут же утянули бы его на дно. Но это вовсе не значит, что они с Четаной не отправят людей прочесать оба берега реки — а заодно и леса поблизости. И рано или поздно кто-нибудь из Владык наткнется на мои следы…