– А я не про музыку. Я про бритых. Их в машине трое, о чем-то же они говорят. Даже интересно, о чем, правда?
– Как ты думаешь их слушать? – сдался Сергей.
Усмехнувшись, Валентин поставил на подоконник «дипломат», купленный когда-то на деньги Карпицкого. Все в нем было: компьютер, приемник, передатчик, дешифровщик, сцепка с телефоном и спутником, ко всему прочему – направленный микрофон, похожий на пистолет с укороченным стволом.
Стоит дверь лишь распахнуть…
Выпили по первой, закусили свежим огурчиком, Валентин нажал какую-то кнопку, сразу пошел звук. Музыка само собой – в окно вливалось, но звук голосов был очищен от помех.
«Это круто. Драйв есть. Я морально ощущаю. В натуре, блин, не слабо». – «А бомжевать?» – «И бомжевать тоже. И окурки клянчить, пятаки. И бутылки. Мне не западло. Я человек свободы». – «Зачем свобода, когда бабок нет?» – «Как зачем?»
– Отличная слышимость, – одобрил Сергей. – Только насчет информации ты ошибся. У них головы пустые.
– Из любой чепухи всегда можно что-нибудь выцепить, – возразил Валентин. – Они сидят в машине и считают себя защищенными. А раз считают себя защищенными, значит, непременно проговорятся.
– Ты мне лучше про Мезенцева расскажи. Говорят, его труп нашли?
– А ты откуда о трупе знаешь?
– Да весь город говорит.
– Это не город, это, наверное, твой руль большой говорит, – догадался Валентин. И заметил: – между нами говоря, в Ушайке нашли не труп Мезенцева, а некий труп с паспортом Мезенцева…
«Мужик, значит, говорит жене: пойду посплю, в натуре. Ты, говорит, разбуди меня, когда захочу выпить. А как я узнаю, когда ты захочешь выпить? А ты только разбуди…»
– Как тебя понимать?
– А буквально, – ответил Валентин. – В поликлинике сохранилась стоматологическая карта Мезенцева. И патологоанатом дал заключение. Не сходятся факты. И зубы не те, и факты не те. Сам понимаешь, паспорт можно подменить, но зубы не подменишь…
«А вы знаете, что делают эти педрилы на Пасху? Бабок у них много, вот они, в натуре, красят свои «мерсы» в разные цвета, и стукаются…»
– Вообще история с Мезенцевым какая-то неправильная, – покачал головой Валентин. – Нет у меня ощущения, что этим делом занимаются плотно. Как-то все урывками… Когда сверху надавят… Так что о трупе Мезенцева ты пока сильно не распространяйся, следствию это не на руку. Пусть люди считают, что в Ушайке нашли труп Мезенцева…
«Пивбар на углу знаете?» – «А то!» – «Леха вчера говорит одному лоху: хочешь выпью двенадцать кружек подряд? А лох говорит: не хочу. А Леха говорит: а за бабки? А тот говорит: за бабки пей. Леха посмотрел на лоха и вышел. Все решили, отлить пошел, дело нужное. А Леха вернулся минут через двадцать и высосал подряд двенадцать кружек. Ну, ты силен, говорит ему лох и бабки выкладывает, чувствуется, говорит, что ты хорошо отлил. А Леха говорит: какое отлил, я в торец бегал! Там пиво тоже на разлив, вот я и пробовал, смогу или нет…»
– А мелочи? – Валентин пил, закусывал, но внимательно прислушивался к голосам оттягивающихся скинов. – Чем интересовался Мезенцев?
– Да какие мелочи? Водку пил, да читал фантастику.
– Фантастику? – удивился Валентин.
– Вот именно. Причем, не просто фантастику, а научную. Любил, чтобы идея была. Если начинались стилистические сложности или появлялись драконы и прочая нежить, Мезенцев книгу бросал. Я сам не видел, но ребята, бывавшие у Мезенцева, говорили, что дома у него огромная библиотека. Он из тех типов, у которых амбиции всегда выше крыши. Суть дела схватить умел, этого не отнимешь, а вот подойти к предмету честно… Короче, скотина он… Мог Мезенцев запросто кинуть партнера, мог пролезть туда, куда другой не пролезет. А сам по себе скучноват, потому что без полета, без легкости. Он же из низов. Такие часто не знают, куда им плыть. Верным направлением они могут считать любое направление…
«Слышь, пацаны! Два пилота в падающей „тушке“, в натуре, смотрят в иллюминатор. Никак не пойму, говорит один, почему это моряки так радуются приближению земли?.».
– Мы с майором Егоровым почти всю ночь провели над бумагами, – опять напомнил Валентин. – Я о Томске и томичах много узнал. Точно говорю, много у вас интересных людей. Плесень любит сырость. А в России сейчас сыро.
– О чем это ты?
Валентин засмеялся:
– Да все о Мезенцеве. В Томске действительно о нем одном и судачат. Да еще об отце Дауне. Никто этого отца не видел, а судачат о нем.
Жили тут двое – горячая кровь, неосторожно играли в любовь… Что-то следов их никак не найти, видно, с живыми им не по пути…
– Ну, не совсем так, – возразил Сергей. – Судачат и о другом. Тебе твой майор Егоров сказал, что в Томске пропал не один Мезенцев? Еще, например, поэт-скандалист Мориц пропал. Совсем шумный был человек, а пропал. А с ним пропал несовершеннолетний инвалид по прозвищу Венька-Бушлат, тоже не самый тихий. Алкаш да калека, вот куда они могли деться? А до них Ленька Варакин…
– Варакин?
– Ну да. Его я хорошо знал. Мошенничал, конечно, но легко, с фантазией. Когда Ленька пропал, его искали. Конечно, не нашли, но месяца через три пришло от него письмо. Дескать, все надоело, все обрыдло до рвоты. Дескать, решил спрятаться в каком-то монастыре, там доживет жизнь. В общем, я понимаю… Варакину да Мезенцеву было что замаливать.
– Письмо он сам написал?
– Жена так утверждает.
– А экспертиза?
– А экспертиза поддерживает жену.
– А такой поступок, он в характере Варакина?
– Ленька был взрывной человек, – кивнул Сергей. – Он и не такое мог отмочить.
«Я от тебя на седьмом небе!»
«А я от тебя на пятом месяце!»
– Ты объясни, – Сергей откинулся на спинку стула. – Если труп, найденный в Ушайке, не принадлежит Мезенцеву, то почему в кармане нашли паспорт Мезенцева?
– Следствие выяснит.
«Козлы! В натуре, козлы!» – «А мы?» – «Чего мы?» – «Мы тоже, что ли, козлы?» – «А то нет? Забыл Верку Ханову?» – «Это у нее деревянная нога была?» – «Почему деревянная?» – «А чего бы я ее помнил?»
– Оттягиваются ребята, – усмехнулся Валентин.
И неторопливо налил еще по рюмашке:
– У вас не скучно. Я это вообще о Томске. Майор Егоров ввел меня в курс дела. Региональные службы, они сейчас как в трубе. В изогнутой. Ничего не видно ни впереди, ни сзади. Тем не менее, работают. С подачи майора Егорова я так понял, что в Томске в последние три года пропало десятка три человек.
– Это много?
– Ну, с какой стороны посмотреть, – усмехнулся Валентин. – Если со стороны живых людей, то много. К тому же, мы ведь наверняка знаем не обо всех исчезновениях. То есть, могут быть люди, которые тоже загадочно пропали, но по тем или иным причинам в официальный список не занесены. Вот, скажем, гражданин Гришин. Знаешь такого?
Сергей пожал плечами:
– Имя у него есть?
– Есть. И звучное.
– Ну?
– Василий Иваныч.
– А-а-а, кажется, припоминаю такого… Гришин… Если не ошибаюсь, бывший чиновник горисполкома…
– Не ошибаешься, – кивнул Валентин. – Бывший чиновник бывшего горисполкома. Но это в далеком прошлом. Гражданин Гришин из тех пронырливых чиновников, которые вовремя поняли, что старый мир рухнул. Навсегда рухнул. Он сметливый перец. По старой памяти взял выгодный проект и всем правильно распорядился.
– Вспомнил, вспомнил я Гришина, – кивнул Сергей. – Он свою фирму одним из первых зарегистрировал в Горно-Алтайске, в офшорной зоне. Но сам, кажется, давным-давно благоденствует на Кипре. Такие Гришины умеют хорошо устраиваться.
– Умели.
– Что ты хочешь сказать?
– Да нет этого перца на Кипре! Это только считается, что он там, а на Кипре его нет, все это фикция, видимость. Кипр есть, фирма есть, деньги ходят туда-сюда, как полагается, а гражданина Гришина нет. Никто не может выйти лично на гражданина Гришина.
– А пытались?
– А то!
– И никаких следов?
– Никаких! – довольно рассмеялся Валентин. – Правда, время от времени он звонит жене. Раз в квартал. И жена уверяет, что звонит действительно Гришин. И звонит с Кипра. Уже почти три года.
– Как она такое терпит?
– А она веселая. Она терпеливая. Она себе на уме. Она моложе гражданина Гришина почти на десять лет, ее такое положение дел устраивает. Дом у нее полная чаша и здоровье нормальное. Уж лучше муж на далеком Кипре, чем нищета и посылки в Мариинскую тюрьму.
– Интересно…
– Погоди, – предупредил Валентин, – сейчас станет еще интереснее. Женя Портнов. О таком слышал? Такого знаешь?
Сергей пожал плечами.
– Ну вот, а я знаю. Играл у вас такой актер в драмтеатре. Под псевдонимом Евгений Анчаров. Три года назад уехал на гастроли в Венгрию и в Томск не вернулся. Из Венгрии перебрался во Францию, так противен стал ему Томск, так противны стали Сибирь, вся Россия. Мне лично актера Евгения Анчарова нисколько не жаль, – усмехнулся Валентин. – Если его в Томске тошнит, пусть живет во Франции, Россия соответственно будет чище. Но только спрашивается, на какие такие шиши гражданин Портнов живет в солнечной Франции? Ничем особенным не знаменит, актер второго, даже третьего ряда, характер скверный. А вот, смотри, живет во Франции… И неплохо вроде живет… Может, спросишь, Родиной торгует? Да нет. Какие он мог знать секреты? И жена его, в отличие от жены гражданина Гришина, сильно увяла. Но с Портновым переписывается. Даже уехала бы к нему, но все что-то мешает: то денег нет, то нечаянно забеременеет.
– Когда ты успел накопать столько?
– Это не я. Это майор Егоров.
Внезапно Валентин насторожился.
«А бабки надо срубить. Двор я осмотрел. Удобный… А дом деревянный, ну, эти деревянные кружева, блин… И сучка трахнутая. Вот такая трахнутая. Я за ней присмотрел, она дверь на балкон даже на ночь не закрывает, а уходит из дома часов в восемь утра… Там всего четыре квартиры… Машину оставим на углу, сами в дом, замок обычный, никаких этих железных дверей… У отца Дауна – слово… Мы что, не люди? Прямо завтра пойдем… А брать, говорю, бумагу. Только бумагу… Поняли?… Руки поотрываю!»