— Итак, что вы предприняли, детектив?
— Мы пробили по базе водительских удостоверений адрес Лайзы Треммел и направились в ее дом в Вудленд-Хиллз.
— Кто остался заканчивать осмотр места преступления?
— Там осталось несколько человек. Наш координатор, все сотрудники криминалистической лаборатории и люди коронера. У них было еще много работы, но нам незачем было их ждать. Наш отъезд никоим образом не ставил под угрозу ни их работу, ни следствие в целом.
— Ваш координатор? Кто это?
— Детектив третьего ранга, ответственный сотрудник отдела расследования убийств. Джек Ньюсом. Он осуществлял общий надзор за осмотром места.
— Понятно. Итак, как развивались события, когда вы оказались у миссис Треммел? Она была дома?
— Да. Мы постучали, она открыла.
— Можете ли вы подробно описать, что было дальше?
— Мы представились и сообщили, что ведем расследование преступления. Какого именно — не объяснили, просто сказали, что это серьезное преступление, и спросили, можно ли задать ей несколько вопросов. Она согласилась, поэтому мы вошли.
Я ощутил вибрацию в кармане — она означала, что на мобильный получена эсэмэска, — незаметно вытащил телефон и, держа его под столом, чтобы не увидел судья, прочел сообщение от Циско:
«Надо поговорить и кое-что тебе показать».
Состоялся быстрый обмен:
«Ты выяснил насчет письма?»
«Нет, это другое. Над письмом продолжаю работать».
«Тогда после заседания. Узнай мне про письмо».
Убрав телефон, я снова стал внимательно следить за прямым допросом, который вела Фриман. Письмо, о котором шла речь, появилось накануне днем в моем абонентском почтовом ящике. Оно было анонимным, но если бы Циско удалось найти подтверждение тому, что в нем содержалось, я бы получил в руки новое оружие. Весьма мощное.
— Как вела себя миссис Треммел при вашем появлении? — спросила Фриман.
— Она показалась мне вполне спокойной, — ответил Керлен. — Не слишком интересовалась тем, почему мы решили с ней поговорить и что за преступление совершено.
— Где вы и ваша напарница говорили с ней?
— Она провела нас в кухню и предложила сесть за стол, спросила, не хотим ли мы воды или кофе, мы оба отказались.
— И тогда вы начали задавать ей вопросы?
— Да, мы начали с вопроса, была ли она все утро дома. Она сказала: да, только в восемь часов отвезла сына в школу в Шерман-Оукс. Я спросил, делала ли она остановки по пути домой, она ответила — нет.
— И как вы это истолковали?
— Как то, что кто-то лжет. У нас ведь была свидетельница, утверждавшая, что видела ее около девяти неподалеку от банка. Так что кто-то из них либо ошибался, либо лгал.
— Что вы сделали после этого?
— Я спросил, не согласится ли она проехать с нами в полицейский участок, где с ней побеседуют и покажут несколько фотографий. Она сказала — да, и мы повезли ее в Ван-Нуйс.
— Предупредили ли вы ее о том, что она имеет конституционное право не разговаривать с вами без своего адвоката?
— Не в тот момент. Тогда она еще не была подозреваемой. Мы рассматривали ее просто как представляющее интерес для следствия лицо, чье имя всплыло в ходе расследования. Я не считал, что мы обязаны зачитывать ей ее права, пока этот рубеж не перейден. Мы были еще далеки от него. Да, существовали нестыковки между тем, что говорили она и свидетельница. Но прежде чем объявлять кого-либо подозреваемой, было необходимо дальнейшее изучение обстоятельств.
Фриман опять делала то же самое: замуровывала дырки еще до того, как я успел их пробить. Это было неприятно, но я ничего не мог поделать и строчил вопросы, которые нужно будет позднее задать Керлену и которых Фриман предвидеть не могла.
Фриман умело вернула Керлена в ван-нуйсский участок, в комнату для допросов, где он обосновался с моей клиенткой. Теперь она использовала его затем, чтобы представить видеозапись той беседы. Она была продемонстрирована присяжным на подвесных экранах. Аронсон уже пыталась энергично возражать против этой демонстрации, но результата не добилась. Судья Перри дал разрешение. Мы, конечно, могли использовать это обстоятельство, подавая апелляцию после приговора, но до этого было еще очень далеко. А что-то предпринять требовалось уже сейчас. Я должен был заставить присяжных взглянуть на это интервью как на нечестный прием, ловушку, в которую попалась моя невинная клиентка.
Видео снималось на камеру, расположенную высоко под потолком, и это давало защите возможность извлечь маленькое преимущество, поскольку Керлен был крупным мужчиной, а моя клиентка — миниатюрной женщиной. Сидя за столом перед Треммел, Керлен выглядел так, словно оказывал на нее давление, загонял в угол, даже запугивал. Это было хорошо, и это обстоятельство я собирался использовать в ходе перекрестного допроса.
Звук на записи был четким и резким. Несмотря на мои возражения, присяжным, а также всем остальным участникам процесса были розданы распечатки беседы. Я возражал, потому что не хотел, чтобы во время просмотра присяжные читали их, мне было нужно, чтобы они следили за происходящим и видели, как здоровенный мужчина запугивает маленькую женщину. Только это могло вызвать у них сочувствие к моей клиентке, слова, написанные на бумаге, этого сделать не могли.
Керлен начал беседу в непринужденной манере, назвав имена всех присутствовавших в комнате и спросив Треммел, добровольно ли она находится там. Моя клиентка ответила — да, но ее скованность и угол съемки словно бы свидетельствовали об обратном. Лайза выглядела так, будто ее внезапно бросили в тюрьму.
— Почему бы вам для начала не рассказать нам о своих сегодняшних утренних передвижениях? — задал следующий вопрос Керлен.
— Начиная с какого времени? — уточнила Треммел.
— Ну, например, с того момента, когда вы встали с постели.
Треммел описала свою обычную утреннюю процедуру: проснулась, встала, собрала сына в школу, потом отвезла его туда. Мальчик посещал частную школу, дорога обычно занимала от двадцати до сорока минут — в зависимости от движения на дорогах. После того как высадила сына, она остановилась купить кофе, а потом поехала обратно домой.
— Во время нашей беседы у вас дома вы сказали, что не делали никаких остановок. А теперь сообщаете, что остановились купить кофе.
— Я просто забыла.
— Где вы остановились?
— У кофейни на бульваре Вентура, она называется «Джоуз Джоу».
Опытный дознаватель, Керлен резко сменил тему, застав добычу врасплох:
— Сегодня утром вы проходили мимо банка «Уэстленд нэшнл»?
— Нет. Так в этом все дело?
— Значит, если некто говорит, что видел вас там, он лжет?
— Да, а кто это сказал? Я не нарушала судебный запрет. Вы…
— Вы знаете Митчелла Бондуранта?
— Знаю ли я его? Нет. Я знаю, кто он. Но лично с ним не знакома.
— Вы его видели сегодня?
Здесь Треммел запнулась, и это стало пагубной для нее оплошностью. На записи было видно, как крутятся колесики у нее в голове. Она пыталась сообразить, следует ли сказать правду. Я бросил взгляд на присяжных и не увидел ни одного лица, которое не было бы обращено к экранам.
— Да, я его видела.
— Но вы только что сказали, что не пересекали территорию «Уэстленд нэшнл».
— Я ее и не пересекала. Послушайте, я не знаю, кто вам сказал, что видел меня в банке. И если это был он, то он лжет. Меня там не было. Да, я видела его, но это было в кофейне, а не…
— Почему вы не сказали нам этого утром в вашем доме?
— Чего не сказала? Вы не спрашивали.
— Вы переодевались с утра?
— Что?
— Вы переоделись после того, как вернулись домой?
— Послушайте, в чем дело? Вы попросили меня прийти сюда просто поговорить, а сами устраиваете какую-то западню. Я не нарушала судебного запрета. Я…
— Вы напали на Митчелла Бондуранта?
— Что?!
Керлен не ответил. Он просто неотрывно смотрел на Треммел, у которой губы безмолвно сложились в идеальное «О». Я взглянул на присяжных. Все взоры были по-прежнему прикованы к экранам. Я надеялся, что они видели то же, что видел я: выражение неподдельного шока на лице моей клиентки.
— Вы хотите сказать… что на Митчелла Бондуранта кто-то напал? С ним все в порядке?
— Нет, далеко не все, он мертв. И настал момент, когда я должен зачитать вам ваши права.
Керлен зачитал Лайзе права, и тут Треммел произнесла заветные слова — лучшие четыре слова, когда-либо слетавшие с ее губ:
— Я требую своего адвоката.
На этом беседа закончилась. Видеозапись завершалась эпизодом, в котором Керлен арестовывает Треммел по подозрению в совершении убийства. И этим же Фриман завершила допрос Керлена. Она удивила меня, сказав, что больше вопросов к свидетелю не имеет, и сев на место. Нетронутыми остались обыск в доме моей клиентки и молоток. Но, судя по всему, для этих целей она предназначила не Керлена, а кого-то другого.
В 11.45, немного раньше срока, судья объявил перерыв на ленч. Это давало мне час пятьдесят минут, чтобы окончательно уточнить для себя тактику перекрестного допроса. Предстоял новый танец с присяжными.
Я вышел к свидетельскому боксу с двумя толстыми папками и своим неизменным блокнотом. В папках особой надобности не было, но я надеялся, что они произведут должное впечатление. Я не спешил, раскладывая свое имущество на пюпитре, — хотел немного подразнить Керлена. Мой план состоял в том, чтобы обращаться с ним так же, как он обращался с моей клиенткой: хитроумно вытягивать нужные ответы и неожиданно менять направление допроса, наносить удар слева, когда он будет ждать его справа, то есть использовать тактику «бей и беги».
Фриман придумала ловко: разделить показания между напарниками. Сочинение хореографии дела было одной из ее сильных сторон, что она блестяще демонстрировала на данном процессе. Но я не собирался ей подыгрывать и решил по полной программе обрушить атаку на Керлена. Сначала нужно было разобраться с ним, черед его напарницы Лонгстрет настанет гораздо позднее.