— Но вы же видели на предыдущем примере: то, что вы считали противоречием, на поверку оказалось лишенным всякой противоречивости.
— Это только один пример.
Керлен не уступал ни пяди. Он понимал, что я толкаю его к краю обрыва. Его задача заключалась в том, чтобы не сорваться с него.
— Но если быть честным, детектив, разве вы можете не согласиться, что после всего сказанного и сделанного единственным несоответствием, касающимся допроса Лайзы Треммел, осталось то, что она говорит, что не была возле банка, а ваша свидетельница утверждает, будто она там была?
— Всегда легко судить задним числом. Пусть это единственное несоответствие, но оно было и остается чрезвычайно важным. Заслуживающая доверия свидетельница уверена, что Лайза Треммел находилась вблизи банка вскоре после совершения убийства.
— Заслуживающая доверия свидетельница? Вы сочли Марго Скейфер заслуживающей доверия на основании одного лишь короткого разговора с ней?
Я в нужной пропорции смешал в голосе гнев и изумление. Фриман запротестовала: мол, я просто пытаюсь скомпрометировать свидетельницу, потому что не получил тех ответов, которые мне были нужны. Судья протест отклонил, но идея была недурна: внедрить в присяжных мысль, что я не получаю тех ответов, которые мне нужны. Потому что, в сущности, так оно и было.
— Первая беседа с Марго Скейфер была действительно короткой, — ответил Керлен. — Но с ней впоследствии еще несколько раз беседовали разные дознаватели. Ее показания относительно того дня не изменились ни на йоту. Я верю, что она говорит то, что видела на самом деле.
— Рад за вас, детектив, — сказал я. — Давайте вернемся к кофейному стакану. В какой момент вы пришли к заключению о том, чей кофе расплескался на месте преступления?
— Мы нашли в кармане жертвы чек из «Джоуз Джоу» на большой стакан кофе, купленный в то утро, в восемь двадцать одну. После этого мы решили, что стакан, найденный на месте преступления, принадлежал Митчеллу Бондуранту. Позднее этот факт подтвердил дактилоскопический анализ. Он вышел с этим стаканом из машины и уронил его, получив удар сзади.
Я кивнул, чтобы присяжные поняли, что я получил именно тот ответ, на который рассчитывал.
— В какое время чек был обнаружен в кармане жертвы?
Керлен заглянул в свои бумаги, но не нашел там ответа.
— Точно не знаю, потому что чек нашел коронерский следователь, в чьи обязанности входит осмотр карманов жертвы и обеспечение сохранности всего имущества, имеющегося при ней. Это делается до отправки тела в коронерский отдел.
— Но это случилось гораздо позже, чем вы со своей напарницей отбыли преследовать Лайзу Треммел, правильно?
— Мы отбыли вовсе не преследовать Лайзу Треммел, но чек действительно был обнаружен после того, как мы поехали беседовать с ней.
— Коронерский следователь позвонил вам и сообщил о находке чека?
— Нет.
— Вы узнали о чеке до или после того, как арестовали Лайзу Треммел?
— После. Но существовали и другие доказательства того, что…
— Благодарю вас, детектив. Пожалуйста, я попросил бы вас отвечать только на те вопросы, которые я задаю. Если не возражаете.
— Я не возражаю против того, чтобы говорить правду.
— Отлично. Именно для этого мы все здесь и собрались. Итак, согласны ли вы, что арестовали Лайзу Треммел на основании несоответствий и противоречий в ее заявлениях, которые в свете обнаруженных позднее улик и фактов оказались на самом деле несуществующими?
Керлен ответил той же, словно заученной фразой:
— У нас была свидетельница, которая утверждала, что видела ее рядом с местом преступления вскоре после убийства.
— И это все, чем вы располагали на момент ареста, я правильно понимаю?
— Были и другие улики, связывавшие Треммел с убийством. У нас есть молоток, и…
— Я говорю о времени, когда был произведен арест! — выкрикнул я. — Пожалуйста, отвечайте на вопрос, который я задал, детектив!
— Эй! — воскликнул судья. — Есть только один человек, которому дозволено повышать голос в моем зале, мистер Холлер. И этот человек — не вы.
— Простите, ваша честь. Не могли бы вы обязать свидетеля отвечать только на те вопросы, которые ему задают, а не на те, которых ему не задавали?
— Будем считать, что свидетель получил соответствующее внушение. Продолжайте, мистер Холлер.
Я секунду повременил, чтобы взять себя в руки, и обвел взглядом жюри, желая увидеть сочувственную реакцию, но не увидел — даже на лице Ферлонга, который вообще не смотрел на меня. Я снова повернулся к Керлену:
— Вы только что упомянули молоток. Молоток обвиняемой. В момент ареста этой улики у вас не было, так?
— Так.
— Не означает ли это, что, произведя арест и поняв, что противоречивые заявления, на которые вы рассчитывали, на самом деле противоречивыми не являются, вы начали искать улики, которые подтвердили бы вашу версию?
— Это неправда! Несмотря на наличие свидетельницы, мы продолжали смотреть на дело непредвзято. У нас на глазах не было никаких шор. Я был бы счастлив снять подозрения с вашей подзащитной. Но расследование продолжалось, и улики, которые мы накопили и оценили, указывали на нее.
— И не только это, у вас был еще и мотив, не так ли?
— Убитый вел процесс изъятия дома у обвиняемой. Это показалось мне весьма убедительным мотивом.
— Но вы не были в курсе подробностей этого процесса, знали лишь то, что дом у нее собираются отнять, так?
— Да, а еще то, что против нее был выдан запретительный судебный приказ.
— Вы хотите сказать, что выдача запретительного судебного приказа сама по себе могла стать мотивом для убийства Митчелла Бондуранта?
— Нет, я вовсе не хотел это сказать и так не думаю. Просто это вписывалось в общую картину.
— В общую картину, которая в тот момент подтолкнула вас к поспешному выводу, не правда ли, детектив?
Фриман вскочила и заявила протест, судья поддержал. Но это не имело значения. Мне и не нужен был ответ Керлена, мне было важно заронить свой вопрос в головы присяжных.
Я взглянул на дальнюю стену, увидел, что уже половина четвертого, и сообщил судье, что собираюсь придать новое направление допросу, а потому не уместно ли будет объявить перерыв именно сейчас? Судья согласился и отпустил присяжных на пятнадцать минут.
Когда я вернулся за стол, моя клиентка прочувствованно сжала мне руку.
— Вы так замечательно все делаете! — прошептала она.
— Поглядим. До конца еще ой как далеко.
Она отодвинула стул, собираясь встать, и спросила:
— Пойдете пить кофе?
— Нет, мне нужно позвонить. А вы идите. Только помните: никаких разговоров с прессой. Вообще ни с кем.
— Не волнуйтесь.
Я проследил за тем, как она выходила из зала, и нигде не увидел ее постоянного спутника Герба Дэла.
Достав из кармана телефон, я позвонил Циско на мобильный. Он ответил сразу же.
— Циско, меня поджимает время. Мне нужно письмо.
— Считай, что оно у тебя есть.
— Что ты имеешь в виду? Все подтвердилось?
— Абсолютно.
— Хорошо, что мы разговариваем по телефону.
— Это еще почему, босс?
— Потому что я мог бы не удержаться и поцеловать тебя за это.
— Гм, ну, это было бы не обязательно.
Последние несколько минут перерыва я потратил на то, чтобы подготовиться ко второй части перекрестного допроса Керлена. Новости, полученные от Циско, обещали волной прокатиться через весь процесс. От того, как мне удастся использовать информацию в допросе Керлена, будет зависеть весь остальной ход событий. Вскоре все возвратились в зал, и я занял место перед свидетельским боксом, готовый продолжать. Перед тем как перейти к письму, мне оставалось покончить всего с одним пунктом в моем списке.
— Детектив Керлен, давайте вернемся к снимку места преступления, который вы видите на экране. Вы выяснили, кому принадлежал портфель, найденный открытым возле тела жертвы?
— Да, в нем были принадлежности жертвы, а на медной пластине выгравировано его имя. Портфель принадлежал ему.
— Когда вы прибыли на место преступления и увидели рядом с телом открытый портфель, что вы предположили?
— Ничего. Я старался сохранять объективность взгляда на все, особенно в тот момент, когда впервые соприкоснулся с делом.
— Вы не подумали, что открытый портфель мог означать ограбление как мотив убийства?
— Да, в числе прочих вероятностей.
— Вам не пришло в голову: вот мертвый банкир и открытый портфель рядом с ним, интересно, за чем охотился убийца?
— Мне приходилось думать и об этом как о возможном сценарии. Но как я сказал, это было…
— Благодарю вас, детектив.
Фриман вскинулась, заявив, что я не даю свидетелю времени полностью ответить на вопрос. Судья согласился, и Керлен закончил:
— Я просто хотел сказать, что грабеж был лишь одним из вероятных сценариев. Портфель мог быть открыт специально для того, чтобы все выглядело как ограбление, которого на самом деле не было.
Без малейшей паузы я продолжил:
— Вы выяснили, что пропало из портфеля?
— Насколько нам было известно тогда и известно сейчас, ничего. Но описи того, что должно было в нем быть, не существовало. Мы пригласили секретаршу мистера Бондуранта, чтобы она проверила бумаги своего шефа и попробовала определить, чего в них не хватало. Она никакой пропажи не заметила.
— Тогда как вы объяснили себе, почему портфель был открыт?
— Как я уже сказал, это могло быть сделано, чтобы ввести нас в заблуждение. Но мы не исключаем и того, что портфель открылся сам, когда стукнулся о цементный пол во время нападения на мистера Бондуранта.
Я посмотрел на него взглядом, говорившим: «Не может быть!»
— А как вы пришли к подобному заключению, сэр?
— Блокирующий механизм замка в портфеле был поврежден. Любой удар мог привести к открыванию. Мы провели тесты и обнаружили: когда портфель падал на твердую поверхность с высоты трех футов и более, он раскрывался один раз из каждых трех.