Войдя в клуб, мы подождали, пока глаза привыкнут к сумраку, потом Циско направился к бару самообслуживания, перед которым на высоких табуретах сидели двое мужчин в кожаных куртках.
— Ну что, готовы? — спросил он.
Мужчины соскользнули с табуретов и встали перед ним. Каждый был ростом за шесть футов четыре дюйма и весом не меньше трехсот фунтов — типичные боевики-исполнители. Циско представил мне их как Томми-гана[9] и Бэм Бэма.[10]
— Они там, — махнул рукой Томми-ган.
Мужчины повели нас за бар, по коридору, с обеих сторон которого виднелись двери. Они открыли одну из них, в середине справа, и мы вошли в комнату без окон, стены и потолок которой были выкрашены черной краской, с потолка свисала единственная голая лампочка. В тусклом свете я разглядел рисунки на стенах — мужчины с бородами и длинными волосами — и догадался, что это было чем-то вроде мрачной часовни-мемориала павших «святых». Первой мыслью моей, после того как я огляделся, было: дешевая литература. Второй: я не хочу здесь находиться. На полу лежали двое мужчин с руками и ногами, связанными вместе за спиной. На головах у них были черные мешки.
Бэм Бэм наклонился и начал стаскивать мешки, послышались стоны и испуганное мычание.
— Подождите минутку, — сказал я. — Циско, мне нельзя здесь находиться. Ты втянешь меня в…
— Это они? — перебил меня Циско, не дав закончить. — Посмотри внимательно. Чтобы не произошло ошибки.
— Ошибки? Это не моя ошибка! Я не просил тебя это делать!
— Успокойся. От тебя требуется только опознать их. Это они?
— Господи Иисусе!
У обоих пленников рты были заклеены широким скотчем, обернутым вокруг всей головы, лица распухли и были изуродованы отеками, которые уже образовались вокруг глаз. Их били. Нынешняя их внешность не соответствовала тому, что я помнил по гаражу Дома победы и даже по фотографии, которую показывал мне Циско. Я наклонился, чтобы получше рассмотреть. Оба снизу уставились на меня исполненными ужаса взглядами.
— Не могу точно сказать.
— Мик, да или нет?
— Да, но когда они колошматили меня, они не были напуганы до полусмерти и рты у них не были заклеены.
— Сними ленту, — скомандовал Циско.
Бэм Бэм достал финку, выпустил лезвие, поддев, разрезал клейкую ленту на голове одного из мужчин, после чего резко содрал ее вместе с клоками волос с затылка. Мужчина завопил от боли.
— Заткни свою поганую глотку, — угрожающе заорал Томми-ган.
Второй мужчина, усвоив урок, процедуру сдирания клейкой ленты перенес, не издав ни звука. Отшвырнув ошметки ленты в угол, Бэм Бэм зашел сзади, ухватился за веревку, которой были связаны руки и ноги мужчины, и рывком перевернул его на бок, чтобы я мог получше рассмотреть лицо.
— Пожалуйста, не убивайте нас, — сдавленным от отчаяния голосом произнес один из пленников. — Там не было ничего личного. Мы просто выполнили работу, за которую нам заплатили. Мы могли вас убить, но не убили же.
Внезапно я отчетливо узнал в нем того, кто говорил со мной в гараже.
— Это они, — сказал я, показывая пальцем на лежащих мужчин. — Этот говорил, а тот бил. Кто они?
Циско кивнул, словно опознание было всего лишь формальностью.
— Они братья. Говоруна зовут Джоуи Мак. А драчуна — обрати внимание — Энджел Мак.
— Послушайте, мы даже не знали за что, — завопил Говорун. — Пожалуйста! Мы совершили ошибку. Мы…
— Вот дерьмо. Ты чертовски прав — вы совершили ошибку! — заорал Циско голосом, который обрушился на обоих, словно гнев Божий. — И сейчас вы за нее заплатите. Кто хочет быть первым?
Драчун завыл. Циско подошел к карточному столику, на котором были разложены всевозможные инструменты, оружие и рулон клейкой ленты, выбрал трубные клещи, несколько разных плоскогубцев и вернулся назад. Я очень надеялся, что это был лишь акт устрашения. Но если так, то Циско демонстрировал актерское мастерство оскаровского калибра. Я взял его за плечо и придержал. Мне не требовалось ничего говорить, он и без слов меня понял.
Перехватив у Циско клещи, я присел перед пленниками, как бейсбольный кетчер, несколько секунд повзвешивал на ладони инструмент, словно чтобы удостовериться в его достаточной тяжести, и спросил:
— Кто вас нанял избить меня?
Говорун ответил без промедления, он не был заинтересован в том, чтобы защищать кого-либо, кроме себя и брата:
— Один тип, назвавшийся Дэлом. Он велел хорошенько отделать вас, но не убивать. Вы не можете с нами так поступить.
— Мы можем сделать с вами все, что захотим. Откуда вы знаете Дэла?
— А мы его и не знаем. Просто у нас есть общий знакомый.
— И кто же это?
Молчание. Мне не пришлось долго ждать: Бэм Бэм, оправдывая свое прозвище, наклонился и, словно могучий поршень, равномерно впечатал каждому по сокрушительному удару в челюсть. Говорун, сплюнув кровь, произнес имя:
— Джерри Кастилле.
— Кто такой Джерри Кастилле?
— Послушайте, вы только никому не говорите.
— Ты не в том положении, чтобы указывать, что мне делать, а чего не делать. Кто такой Джерри Кастилле?
— Он уполномоченный по западному побережью.
Я подождал, но это оказалось все.
— Слушай, парень, у меня нет времени возиться тут с тобой целый вечер. Уполномоченный по западному побережью от кого?
Окровавленный мужчина кивнул, словно понял, что у него нет другого выбора.
— От одной организации восточного побережья. Понимаете?
Я взглянул на Циско. Герб Дэл связан с организованной преступностью восточного побережья? Это казалось надуманным.
— Я-то понимаю, а вот ты, видимо, нет, — ответил я. — Я юрист. Мне нужен прямой ответ. Какой именно организации? У тебя есть ровно пять секунд, прежде чем…
— Он работает на Джоуи Джордано из Бруклина, ясно? Теперь нам крышка, так что иди ты к такой-то матери.
Он отполз назад и плюнул в меня кровью. Пиджак и галстук я оставил в конторе и сейчас, переведя взгляд на свою белую рубашку, увидел, что галстук не прикроет кровавого пятна.
— Это рубашка с монограммой, говнюк!
Внезапно между нами появился Томми-ган, из-за его мощных габаритов я ничего не видел, зато услышал, как его кулак врезался в лицо Говоруна. Когда Томми-ган снова отошел, Говорун плевался уже не только кровью, но и зубами.
— Рубашка с монограммой, парень, — спокойно произнес Томми-ган, словно объясняя жестокость своих действий.
Я выпрямился и сказал:
— Ладно, развяжите их.
Циско и двое «святых» в недоумении уставились на меня.
— Развяжите, — повторил я.
— Ты уверен? — переспросил Циско. — Они вполне могут побежать к этому чертову Кастилле и доложить ему, что мы в курсе.
Я посмотрел на двух распростертых на полу мужчин и покачал головой:
— Не побегут. Стоит им сказать, что они проговорились, и скорее всего им конец. Так что развяжите их, и сделаем вид, будто ничего не было. Они слиняют, не успеют у них сойти синяки. На том все и закончится. — Я наклонился к пленникам: — Я ведь прав, да?
— Да, — ответил Говорун, едва шевеля верхней губой, на которой уже начала вспухать шишка величиной с детский стеклянный шарик.
Я перевел взгляд на его брата:
— Я прав? Хочу услышать ответ от вас обоих.
— Да, да, вы правы, — ответил Драчун.
Я посмотрел на Циско. Мы закончили, но приказы здесь отдавал он.
— Ладно, Томми-ган, слушай: пусть они пока остаются здесь. Дождетесь темноты, потом наденете им на головы мешки и отвезете, куда попросят. Там выкинете их, но не тронете. Это ясно?
— Да, ясно.
Бедняга Томми-ган, он выглядел искренне разочарованным.
Я в последний раз посмотрел на лежавших на полу окровавленных пленников, а они — на меня. По мне словно искра пробежала от ощущения, что я держу их жизни в своих руках. Циско похлопал меня по спине, я вслед за ним вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, и мы двинулись назад по коридору, но тут я тронул его за руку и остановил.
— Тебе не следовало этого делать — привозить меня сюда.
— Шутишь? Я был обязан тебя сюда привезти.
— О чем ты говоришь? Почему?
— Потому что они что-то с тобой сделали. Внутри. Ты что-то утратил, Мик, и если ты это не вернешь, от тебя будет мало толку даже тебе самому, не говоря уж о других.
Я долго молча смотрел на него, потом, кивнув, сказал:
— Уже вернул.
— Ну и хорошо. И не будем больше никогда это вспоминать. Можешь подкинуть меня обратно до конторы, чтобы я там пересел на свой мотоцикл?
— Да. Конечно, могу.
Высадив Циско возле гаража, я поехал дальше, размышляя о праве государственном и уличном праве и о различиях между ними. Выступая в суде, я утверждал, что закон, действующий на территории страны, должен соблюдаться повсюду честно и надлежащим образом. В том, в чем я только что участвовал, не было ничего честного и надлежащего.
Тем не менее меня это не волновало. Циско был прав: мне требовалось одержать победу над самим собой в собственной душе, чтобы одерживать ее в суде и где бы то ни было еще. Сейчас я чувствовал себя обновленным. Направляясь к дому по Лорел-Кэньон, я открыл все окна, позволив свежему вечернему воздуху приятно обдувать салон.
На сей раз Мэгги воспользовалась ключом. Когда я приехал, она ждала меня внутри — неожиданный приятный сюрприз. Дверца холодильника была открыта, и она, наклонившись, заглядывала внутрь.
— Вообще-то я заехала, потому что накануне процесса ты всегда запасаешь провизию под завязку. Обычно, заглядывая в твой холодильник, чувствуешь себя так, словно идешь по подсобке в «Гелсонз». Что же случилось на этот раз? Внутри пусто.
Я бросил ключи на стол. Она успела после работы заехать домой переодеться. На ней были вылинявшие джинсы, свободная «крестьянская» блуза и босоножки на широких пробковых каблуках. Она знала, что мне нравился этот ее наряд.
— Полагаю, на этот раз я оказался не на высоте.