— У вас пятнадцать минут, — сказал Керлен. — И то только потому, что я сегодня добрый. Полагаю, нам незачем развязывать войну.
Во всяком случае, пока, подумал я, направляясь в комнату для допросов.
— Эй, минутку! — окликнул меня Керлен. — Я должен проверить ваш кейс. Правила, знаете ли.
Он имел в виду алюминиевый, обтянутый кожей атташе-кейс, который я нес в руке. Можно было бы, конечно, затеять спор насчет обыска, нарушающего право адвоката не разглашать информацию, полученную от клиента, но я хотел поговорить со своей клиенткой, поэтому сделал несколько шагов назад, шлепнул кейс на стол и, щелкнув замками, открыл его. Все, что в нем было, — это папка с делом Лайзы Треммел, чистый блокнот, а также новый договор и доверенность на осуществление адвокатских полномочий, которые я распечатал в машине по дороге в полицию. Лайза должна была подписать эти документы заново, поскольку теперь мне предстояло вести не гражданское, а уголовное дело.
Керлен бегло осмотрел содержимое моего кейса и кивком разрешил закрыть его.
— Итальянская кожа ручной выделки, — сказал он. — Выглядит как шикарный кейс наркодилера. Вы ведь не якшаетесь с неправильными людьми, а, Холлер?
Он снова изобразил улыбку поживившегося канарейкой кота. Юмор у полицейских во всем мире одинаков.
— Вообще-то он действительно принадлежал наркокурьеру, — сказал я. — Клиенту. Но там, куда он отправлялся, он бы ему больше не понадобился, так что я взял его в счет оплаты моих услуг. Хотите посмотреть секретное отделение? Его, правда, трудновато открывать.
— Думаю, можно обойтись без этого. Вы ведь честный человек.
Я закрыл кейс и снова направился в комнату для допросов, бросив на ходу:
— А кожа на нем — колумбийская.
Напарница Керлена ждала возле двери. Мы с ней не были знакомы, но я не счел нужным представляться. Становиться друзьями мы не собирались, и я предполагал, что она из тех, кто постарается придать рукопожатию надменность, чтобы произвести впечатление на Керлена.
Она придержала дверь, и я переступил порог.
— Все прослушивающие и записывающие устройства выключены, надеюсь?
— Можете не сомневаться.
— В противном случае это будет нарушением прав моей клиентки…
— Мы правила знаем.
— Да, но иногда ради собственного удобства забываете о них, не так ли?
— Сэр, у вас осталось четырнадцать минут. Вы хотите поговорить с ней или предпочитаете продолжить беседу со мной?
— Вы правы.
Я вошел, и дверь за мной закрылась. Это была комната размером девять на шесть футов. Я посмотрел на Лайзу и приложил палец к губам.
— Что? — спросила она.
— Это значит — ни слова, Лайза, пока я не разрешу.
Ответом мне были поток слез и долгое громкое завывание, перешедшее в какую-то абсолютно нечленораздельную фразу. Лайза сидела у квадратного стола, по другую сторону которого имелся еще один стул. Я быстро сел на него и поставил кейс на стол. Я точно знал, что ее место будет расположено напротив скрытой камеры, поэтому не стал утруждать себя поиском. Резко раскрыв кейс, я придвинул его к себе вплотную, надеясь, что моя спина загородит его от объектива. Нужно было действовать исходя из того, что Керлен со своей напарницей наблюдают за нами и слушают нас, и это было еще одной причиной того, что он «сегодня добрый».
Правой рукой доставая блокнот и документы, левой я одновременно открыл секретное отделение и нажал кнопку включения на глушителе. Устройство излучало низкочастотный радиосигнал и забивало любую прослушку в радиусе двадцати пяти футов электронными шумами. Если Керлен и его напарница решили нелегально прослушивать то, что происходит в комнате, то теперь до них доходят только сплошные помехи.
Этому кейсу с его тайным приспособлением было почти десять лет, а его прежний владелец, насколько мне было известно, по-прежнему находился в федеральной тюрьме. Я получил чемоданчик в счет гонорара минимум семь лет назад, когда зарабатывать на хлеб с маслом мне позволяли именно дела о торговле наркотиками. Разумеется, в полиции стараются постоянно совершенствовать свои «мышеловки», а десяти лет достаточно и для двух революций в области подслушивающей электронной аппаратуры, так что полной уверенности быть не могло, приходилось проявлять осторожность, тщательно контролируя свои слова. Я надеялся, что и моя клиентка будет осмотрительна.
— Лайза, мы сейчас не станем обсуждать все, потому что не знаем, кто нас может услышать. Вы поняли?
— Думаю, да. Но что здесь происходит? Я не понимаю, что происходит?!
Ее голос поднимался все выше, пока на последнем слове не сорвался на визг. Такую модель эмоционального поведения она использовала несколько раз, разговаривая со мной по телефону, еще когда я занимался делом о ее доме. Теперь ставки возросли, и я должен был с самого начала очертить условия.
— Лайза, только без этого, — твердо сказал я. — Кричать на меня не надо. Вы поняли? Если я соглашусь представлять ваши интересы по этому делу, вы никогда не будете на меня кричать.
— Хорошо, простите, но они утверждают, будто я сделала то, чего я не делала.
— Я знаю, и мы постараемся доказать это. Но только никаких истерик.
Поскольку ее задержали до предъявления обвинения, Лайза была пока в своей одежде: в белой футболке с цветком на груди. Я не заметил ни на ней, ни где бы то ни было еще следов крови. Лицо было исполосовано подтеками от слез, а курчавые каштановые волосы беспорядочно торчали во все стороны. Лайза была женщиной миниатюрной, а в резком свете допросной казалась еще более хрупкой.
— Мне нужно задать вам несколько вопросов, — продолжил я. — Где вы были, когда вас нашла полиция?
— Я была дома. Почему они так со мной поступают?
— Лайза, послушайте меня. Вы должны успокоиться и дать мне возможность расспросить вас. Это очень важно.
— Но что происходит? Мне никто ничего не говорит. Они сказали, что я арестована за убийство Митчелла Бондуранта. Когда? Как? Я близко не подходила к этому человеку. Я не нарушала ЗСП.
Я понял, что следовало посмотреть керленовский DVD прежде, чем разговаривать с ней. Но мне было не впервой начинать дело с невыгодной позиции.
— Лайза, вы действительно арестованы по подозрению в убийстве Митчелла Бондуранта. Детектив Керлен — он старший — сказал мне, что вы сделали признание в…
Она съежилась, закрыла лицо руками — я увидел, что она в наручниках, — и разразилась новым потоком слез.
— Я ни в чем не признавалась! Я ничего не сделала!
— Успокойтесь, Лайза. Именно для этого я здесь — чтобы защищать вас. Но сейчас у нас очень мало времени. Мне дали десять минут, после этого вас уведут. Мне нужно…
— Меня посадят в тюрьму?
Я нехотя кивнул.
— А как насчет залога?
— По делу об убийстве очень трудно получить освобождение под залог. И даже если бы мне удалось чего-то добиться, у вас нет…
Новый пронзительный вой наполнил комнату. Мое терпение лопнуло.
— Лайза! Прекратите немедленно! А теперь слушайте: на кону ваша жизнь, так? Вы должны успокоиться и выслушать меня. Я ваш адвокат и сделаю все возможное, чтобы вытащить вас отсюда, но это потребует времени. Поэтому слушайте мои вопросы и отвечайте без всех этих…
— А мой сын? Как же Тейлор?
— Из моего офиса сейчас связываются с вашей сестрой, он побудет у нее, пока мы не сумеем вытащить вас.
Я был очень осторожен, чтобы не давать прямых обещаний относительно ее освобождения. «Пока мы не сумеем вытащить вас». Я отдавал себе отчет в том, что на это могут уйти не то что дни, но недели или даже годы. А может, этого и вообще никогда не случится. Но я не собирался уточнять.
Лайза кивнула, словно почувствовала облегчение, узнав, что о сыне позаботится ее сестра.
— Что насчет вашего мужа? У вас есть его телефон?
— Нет, я не знаю, где он, и в любом случае не желаю с ним связываться.
— Даже ради сына?
— Особенно ради сына. Сестра о нем позаботится.
Я кивнул и оставил эту тему. Сейчас не время было расспрашивать о ее неудавшемся браке.
— Ладно, а теперь давайте спокойно поговорим о сегодняшнем утре. Детективы дали мне диск с записью вашей беседы, но я хочу услышать все непосредственно от вас. Вы сказали, что находились дома, когда появились детектив Керлен и его напарница. Чем вы занимались?
— Я… я сидела за компьютером. Рассылала имейлы.
— Хорошо. Кому?
— Своим друзьям. Сообщала им, что мы собираемся перед зданием суда в десять, и просила принести плакаты.
— Понятно. Когда появились детективы, что именно они сказали?
— Говорил только мужчина. Он…
— Керлен.
— Да. Они вошли и стали меня расспрашивать. Потом он спросил, не возражаю ли я против того, чтобы проехать с ними в полицейский участок, чтобы ответить на кое-какие вопросы. Я спросила — о чем, он ответил: о Митчелле Бондуранте. Он ничего не сказал о том, что того убили, что он мертв. Поэтому я согласилась, подумала: может, они наконец начали следствие против него. Я не знала, что они ведут следствие против меня.
— Ага, а довел ли он до вашего сведения, что вы имеете право ничего ему не говорить и связаться с адвокатом?
— Да, точно как показывают по телевизору. Он зачитал мне мои права.
— Когда именно он это сделал?
— Уже когда мы приехали сюда и он объявил, что я арестована.
— Вы ехали вместе с ним?
— Да.
— В машине о чем-нибудь разговаривали?
— Нет, он почти все время говорил по сотовому. Я слышала, как он произнес что-то вроде: «Она со мной».
— Вы были в наручниках?
— В машине? Нет.
Хитрый Керлен. Рискнул ехать в машине с предполагаемой убийцей без наручников, чтобы усыпить ее бдительность и разговорить. Трудно придумать более эффективную ловушку. Это также давало обвинению основания утверждать, что Лайза тогда еще не была под арестом и, следовательно, сделала свое заявление добровольно.
— Значит, он вас сюда привез, и вы согласились поговорить с ним?