— Лайза, у вас немного размазалась тушь. Очень важно, чтобы вы выглядели сильной и мужественной. Пойдите в дамскую комнату и приведите себя в порядок, хорошо?
— Может, я сделаю это уже в здании суда?
— Нет, потому что, вполне вероятно, на входе мы встретимся с кем-нибудь из присяжных или журналистов. Никогда не знаешь, с кем столкнешься. Я не хочу, чтобы кто-нибудь подумал, что вы провели все время ленча в слезах. Сделайте это прямо сейчас. А я тем временем позвоню Рохасу, чтобы он за нами подъехал.
— Мне может потребоваться несколько минут.
Я посмотрел на часы.
— Хорошо, давайте. Я подожду вызывать Рохаса.
Дэл встал, чтобы пропустить ее, после чего мы остались вдвоем. Отодвинув тарелку, я поставил локти на стол, сцепив руки перед подбородком, словно игрок в покер, старающийся скрыть лицо от противников. Хороший юрист всегда в душе негоциант, и теперь настал момент выкупить отречение Герба Дэла.
— Итак, Герб… вам пора покинуть сцену.
Он непонимающе улыбнулся:
— Что вы имеете в виду? Мы ведь приехали вместе.
— Нет, я имею в виду вообще уйти из дела. Отстать от Лайзы. Вам пора исчезнуть.
Он продолжал изображать полное недоумение.
— Я никуда не собираюсь уходить. Мы с Лайзой… мы близки. И я вложил в это дело кучу денег.
— Деньги ваши пропали. А что касается Лайзы, то эта шарада сейчас будет разгадана.
Я достал из внутреннего кармана фотографию Герба с братьями Мак, которую накануне дал мне Циско, и вручил ему. Он быстро взглянул на снимок и неловко рассмеялся.
— Ну и что? Кто они?
— Братья Мак. Парни, которых вы наняли, чтобы они меня отметелили.
Он замотал головой, бросил взгляд через плечо на коридор, который вел к туалетным комнатам, и снова повернулся ко мне.
— Микки, простите, но я не понимаю, о чем вы толкуете. Вы должны помнить, что мы заключили с вами сделку насчет кино. Сделку, на которую, уверен, калифорнийская коллегия адвокатов с удовольствием обратит внимание, но в остальном…
— Вы мне угрожаете, Дэл? Если да, то вы совершаете большую ошибку.
— Нет, я не угрожаю. Я просто стараюсь понять, откуда вы все это взяли?
— Все это я взял из темной комнаты, где имел интереснейший разговор с братьями Мак.
Дэл сложил фотографию и вернул ее мне.
— Вот с этими? Да они просто попросили меня указать дорогу, вот и все.
— Дорогу? Вы уверены, что они не попросили у вас денег? Потому что это у нас тоже запечатлено на фотографии.
— Ну, может, я и дал им пару долларов. Они попросили и выглядели вполне безобидно.
Теперь настала моя очередь улыбнуться.
— Знаете, Герб, вы хорошо выкручиваетесь, но они мне все рассказали. Так что давайте кончим нести отсебятину и вернемся к тексту пьесы.
Он пожал плечами:
— Ладно, это ваша пьеса, так что говорите, что дальше.
— Дальше то, что я сказал в начале: вы уходите, Герб. Поцелуете Лайзу на прощание, а равно и сделку насчет кино. А также и свои деньги.
— Не слишком ли много поцелуев? А что я получу взамен?
— Взамен вы не попадете в тюрьму, это все, что вы получите.
Он снова взглянул назад.
— Так не пойдет, Мик. Видите ли, это были не мои деньги. Не я их заплатил.
— А кто? Джерри Кастилле?
Его взгляд на мгновение метнулся в сторону. При упоминании имени его словно невидимым кнутом хлестнуло. Теперь он точно знал, что братья Мак сломались и все выложили.
— Да, я знаю и о Джерри, и о Джо из Нью-Йорка, — продолжил я. — У бандитов нет понятия чести, Герб. Братья Мак готовы петь, как Сони и Шер. А песня будет называться «Ты попался, малыш». Я упакую вас в прелестный пакетик и, если вы не исчезнете сегодня же из Лайзиной и моей жизни, отправлю его в офис окружного прокурора, где случайно работает моя бывшая жена, которую очень огорчило то нападение на меня. Можете быть уверены, что она на следующее же утро передаст все это в Большое жюри и ты, засранец, загремишь за нападение при отягчающих обстоятельствах с ТТТ, то есть с тяжкими телесными травмами. Это очень усугубит твое положение и добавит года три срока. Я, как жертва нападения, буду на этом настаивать. Это за мое скрученное яичко. В свете всего сказанного, полагаю, вам светит четыре года тюрьмы, Дэл. И еще хочу, чтобы вы знали: в тюрьме Соледад никакие «знаки мира» не пройдут.
Дэл уперся локтями в стол и наклонился ко мне. Я впервые увидел в его взгляде отчаяние.
— Не знаю, что, черт возьми, вы задумали, но вы даже не представляете себе, с кем вам придется иметь дело.
— Послушай, засранец — можно мне называть тебя засранцем? — мне плевать, с кем придется иметь дело потом. Сейчас мое дело — ты, и я хочу, чтобы ты вон убрался из моей жизни и…
— Нет-нет, вы не поняли. Я могу вам помочь. Вы думаете, что знаете, что происходит в этом деле? Ни хрена вы не знаете. Но я могу вас просветить, Холлер. Я могу помочь вам доплыть до берега, на котором все мы будем загорать.
Я откинулся назад и положил руку на спинку сиденья с мягкой обивкой. Теперь озадаченным оказался я. Небрежно отмахнувшись, я сказал:
— Ну, просветите меня.
— Вы думаете, я случайно оказался на ее пикете и сразу предложил делать кино? Черта с два! Меня туда послали. Я подкатился к Лайзе еще до того, как завалили Бондуранта. Думаете, все это получилось случайно?
— Кто вас послал?
— А вы как думаете?
Уставившись на него, я почувствовал, как все аспекты дела начинают сливаться воедино, словно притоки, впадающие в одну реку. Гипотеза невиновности, судя по всему, не была гипотезой. Лайзу действительно подставили.
— Оппарицио.
Герб лишь коротко кивнул в знак подтверждения. И в этот момент я увидел направлявшуюся к нам по коридору Лайзу, с сияющими глазами и снова принятым для зала суда победным видом. Я снова повернулся к Дэлу, хотелось задать ему еще множество вопросов, но времени не осталось.
— В семь вечера сегодня. Приходите ко мне в офис. Один. Расскажете мне об Оппарицио. Обо всем расскажете, иначе… иначе я отправляюсь в окружную прокуратуру.
— Только должен предупредить: я не стану давать никаких показаний. Никогда.
— В семь вечера.
— Мы с Лайзой договорились поужинать сегодня.
— Значит, придется изменить планы. Придумайте что-нибудь. Будьте у меня ровно в семь. А теперь пора.
Когда Лайза приблизилась, я уже начал выбираться из кабинки, одновременно достав телефон и вызывая номер Рохаса.
— Мы закончили, — сказал я. — Подбери нас перед входом.
Когда заседание суда возобновилось, обвинение вызвало в качестве свидетеля детектива Синтию Лонгстрет. Это окончательно убедило меня в том, что в финале сочиненного Фриман «Болеро» первую скрипку будет играть наука. Весьма умно задуманный спектакль: исподволь привести к развязке, которую нельзя ни поставить под сомнение, ни опровергнуть. Использовать Керлена и Лонгстрет в качестве повествователей, развернувших экспозицию событий, а затем скрепить все фрагменты показаниями криминалистов. Она собиралась завершить дело, предоставив исполнение финальной части своего произведения судмедэксперту и криминалистам. Отличная упаковка — без единого зазора.
Детектив Лонгстрет теперь не выглядела такой суровой и неприступной, какой я видел ее в первый день в ван-нуйсском участке. Прежде всего сейчас на ней было платье, в котором она больше напоминала школьную учительницу, нежели детектива. Мне уже доводилось наблюдать подобные метаморфозы, и они всегда беспокоили меня. Делалось ли это по наущению прокурора или по собственной инициативе, но я неоднократно замечал, как женщина-полицейский на свидетельском месте становилась мягче и привлекательнее для присяжных. Однако посмей я высказать подобное соображение судье или кому бы то ни было другому, меня бы немедленно обвинили в женоненавистничестве.
Так что в большинстве случаев приходилось лишь ухмыляться и глотать уловку.
Лонгстрет Фриман использовала для того, чтобы описать вторую половину следственного процесса. Ее показания главным образом касались обыска и находок, сделанных в доме Лайзы Треммел. Здесь я никаких сюрпризов не предвидел. Дав возможность суду под протокол удостовериться в честности и добросовестности свидетельницы, Фриман перешла к делу.
— Получили ли вы у судьи ордер на обыск, который санкционировал доступ в дом Лайзы Треммел? — спросила она.
— Да, получила.
— Каков порядок? Как вы убеждаете судью в целесообразности выдачи такого ордера?
— Нужно сделать запрос, в котором излагаются предполагаемые обстоятельства дела, а также перечисляются факты и улики, которые привели вас к заключению о необходимости обыскать данное помещение. Я упомянула показания свидетельницы, которая видела подозреваемую вблизи банка, и собственные показания подозреваемой, в которых содержались противоречия и несоответствия. Ордер был выдан судьей Компаниони, после чего мы проследовали в дом на Вудленд-Хиллз.
— Кто такие «мы», детектив?
— Мой напарник детектив Керлен и я, мы также решили взять с собой видеооператора и бригаду специалистов по осмотру места преступления, чтобы зафиксировать все, что могло обнаружиться в ходе обыска.
— Значит, весь ход обыска записан на видео?
— Ну, я бы не сказала, что весь. Мы с напарником разделились, чтобы ускорить процесс, а оператор был только один, так что он не мог одновременно находиться с нами обоими. Поэтому процедура была такова: когда мы обнаруживали нечто, что могло оказаться уликой или что мы хотели изъять для исследования, мы звали оператора с камерой.
— Понятно. Вы принесли сегодня с собой эту видеозапись?
— Да, она уже находится в видеоплейере и готова к воспроизведению.
— Отлично.
Далее присяжным предоставили возможность познакомиться с полуторачасовой видеозаписью под аккомпанемент пояснений Лонгстрет. Камера следовала за полицейской бригадой, прибывшей к дому, который они обошли вокруг, прежде чем войти. Когда на экране появился задний двор, Лонгстрет обратила особое внимание жюри на огород, где выращивались травы, с помощью железнодорожных шпал поделенный на террасы и недавно перекопанный. Великие режиссеры называют такие эпизоды эпизодами-предзнаменованиями. Истинный смысл данного эпизода обнаружился позднее, когда камера снимала внутренность гаража.