Ни кофе, ни содовой я Дэлу не предложил, не стал ходить вокруг да около или пытаться восстановить отношения, а сразу перешел к делу:
— Герб, мы собрались здесь исключительно для того, чтобы точно выяснить, что вы сделали, что связывает вас с Оппарицио и как нам следует действовать дальше. Насколько мне известно, я никому не понадоблюсь до девяти часов следующего утра, так что у нас, если потребуется, впереди целая ночь.
— Прежде чем мы начнем, я хочу убедиться, что наша сделка останется в силе, если я буду с вами сотрудничать, — ответил Дэл.
— Я уже сказал вам во время ленча: сделка заключается в том, что вы избежите тюрьмы. В обмен на это вы расскажете мне все, что знаете. Никаких других обещаний не ждите.
— Я не буду давать никаких показаний. Все — только к вашему сведению. Кроме того, у меня для вас есть кое-что получше, чем мои показания.
— Посмотрим. А прямо сейчас почему бы вам не начать с самого начала? Сегодня вы сказали, что вам велели отправиться на Лайзин пикет. Начните отсюда.
Дэл кивнул было, но потом передумал.
— Наверное, надо начать с более раннего момента, с начала прошлого года.
Я жестом пригласил его говорить:
— Откуда угодно. В нашем распоряжении, повторяю, вся ночь.
И Дэл начал рассказывать длинную историю о том, как он годом раньше продюсировал фильм под названием «Чистокровный скакун». Это была душещипательная семейная история о девочке, которой подарили коня по имени Честер. На внутренней поверхности его нижней губы она нашла вытатуированный номер, указывавший, что некогда он был чистокровным скакуном, который считался погибшим во время пожара в конюшне, случившегося годом раньше.
— Тогда они с ее папой предприняли некоторые розыски и…
— Послушайте, — перебил я, — похоже, это очень трогательная история, но нельзя ли перейти к Луису Оппарицио? Конечно, мы имеем в своем распоряжении целую ночь, но давайте придерживаться нашей темы.
— Это и есть наша тема. Этот фильм. Предполагалось, что он будет малобюджетным, но я обожаю лошадей. Еще с раннего детства. И я искренне верил, что смогу наконец сделать рывок.
— Рывок?
— Ну да. Я считал эту историю неограненным алмазом, и если бы удалось придать ему правильную огранку, можно было бы сразу настрогать DVD и устроить грандиозную презентацию и раскрутку. Но для всего этого нужно вложиться в производство, а для этого, в свою очередь, нужны деньги.
Всегда все сводится к деньгам.
— И вы их заняли.
— Занял и вбухал в фильм. Знаю, глупо. Причем вбухал сразу почти все, что получил от инвестора. Но режиссером был этот придурочный перфекционист из Испании. Парень едва говорил по-английски, но мы его наняли. Он делал бессчетное количество дублей — по тридцать дублей на какую-нибудь паршивую сцену в закусочной! В результате у нас кончились деньги, и только чтобы закончить съемки, мне требовалось минимум четверть миллиона. Я оббегал весь город, выпотрошил всех, кого смог. Что делать, я был влюблен в эту картину. Она была для меня любимой игрушкой, понимаете?
— И тогда вы заняли деньги не у того парня, — произнес Циско из-за его спины.
Дэл развернулся, посмотрел на него и кивнул:
— Да, у одного знакомого, у сомнительного, надо признать, деятеля.
— Как его имя? — спросил я.
— Его имя вам ничего не даст, — сказал Дэл.
— Даст. Имя?
— Дэнни Гринн.
— Но вы же сказали…
— Да, знаю. Он один из них, но его фамилия Гринн, что поделаешь? Гринн — с двумя «н» на конце.
Я взглядом велел Циско проверить это.
— Ну ладно, вы заняли четверть миллиона у Дэнни Гринна, что дальше?
Дэл воздел руки вверх, изображая жест бессильного отчаяния:
— В том-то и дело: дальше — ничего. Фильм я закончил, но продать не смог. Я таскал его по всем чертовым фестивалям Северной Америки, и никто на него не клюнул. Повез на Всеамериканский кинорынок, снял номер в «Льюисе» в Санта-Монике, а картину продал только в Испанию. Ну конечно: единственной страной, которая им заинтересовалась, была родина этого козла — режиссера.
— И Дэнни Гринн был недоволен, да?
— Уж конечно. То есть я вносил какие-то платежи, но заем был рассчитан на полгода, и по истечении этого срока он потребовал вернуть все остальное. Все я заплатить не мог. Я собирался отдать ему деньги, ожидавшиеся из Испании, но большая их часть еще не была переведена. Там должны были сначала дублировать фильм и все такое прочее, так что основную часть этих денег я не увижу до конца нынешнего года, когда он у них выйдет на экраны. В общем, залетел я по-серьезному.
— И что случилось потом?
— Ну, однажды Дэнни приехал ко мне. Когда он появился, я решил, что он пришел переломать мне ноги. Но вместо этого он сказал, что они хотят, чтобы я кое-что для них сделал. Что-то вроде долгосрочной работы. И если я ее выполню, они пересмотрят условия моего долга, более того, даже могут скостить приличную часть всей суммы. У меня, ребята, как вы понимаете, выбора не было. Что я мог? Сказать «нет» Дэнни Гринну? Попробовал бы я!
— И вы сказали «да».
— Правильно. Я сказал «да».
— И что это была за работа?
— Подобраться поближе к людям, которые гнали волну, протестуя против отъема домов, — их организация называлась ФЛАГ. Он хотел, чтобы я, если получится, проник в их ряды. У меня получилось, вот там-то я и познакомился с Лайзой. Она была у них закоперщицей.
Все это звучало дико, но я подыграл ему:
— Вам сказали, зачем все это?
— В принципе нет. Сказали только, что есть один крендель, у которого идея фикс: постоянно знать, что она задумала. Его дела были как-то связаны со всем этим, и он не хотел, чтобы она ему подложила свинью. Поэтому если Лайза планировала какую-нибудь протестную акцию, я должен был сообщать Дэнни, где та состоится, против кого будет направлена и все такое прочее.
Теперь история начинала приобретать черты правдоподобия. Я вспомнил сделку с «Лемюром». Оппарицио находился в процессе продажи АЛОФТа государственной компании, и было предусмотрительным с его стороны позаботиться о том, чтобы предотвратить все потенциальные угрозы, могущие сорвать сделку. В том числе даже и такие малозначительные, как Лайза Треммел. Дурная молва могла помешать продаже компании. Акционеры всегда желают, чтобы у их приобретения была безупречно чистая репутация.
— Ну хорошо. Что еще от вас требовалось?
— Не так уж много. Только сбор информации. Я близко подобрался к Лайзе, но примерно через месяц после этого ее сцапали за убийство. Тогда Дэнни появился снова. Я думал, он скажет, что наша договоренность расторгается, поскольку объект наблюдения теперь в тюрьме, но он захотел, чтобы я внес залог и освободил ее из заключения. И дал мешок денег — двести тысяч. Предполагалось, что после ее освобождения я продолжу делать то же самое, только уже с вами: примажусь к вашей команде, чтобы изнутри знать, что у вас происходит, и буду докладывать ему.
Я посмотрел поверх его головы на Циско. От его задумчивого вида не осталось и следа. Мы оба понимали, что Дэл может оказаться лишь вершиной айсберга, который способен распороть днище прокурорского корабля и пустить его ко дну. А также то, что в лице Лайзы мы, вероятно, имеем клиента крайне неприятного, но действительно невиновного.
А если она невиновна…
— А как сюда вписывается Оппарицио? — спросил я.
— Ну, он вообще-то не очень вписывается — по крайней мере непосредственно. Но каждый раз, когда я звоню Дэнни с донесениями, он желает знать, что у вас есть на Оппарицио. Так прямо и говорит: «Что у них есть на Оппарицио?» Он это спрашивает каждый раз. Поэтому я думаю, что, возможно, в итоге я работаю именно на него, понимаете?
Я ничего не ответил. Вертясь туда-сюда в своем кресле, я обдумывал услышанное. Тем временем Циско сказал:
— Знаешь, Дэл, чего я не понял и чего не хватает в твоей истории?
— Чего?
— Главы о том, как ты нанял тех двух бандитов, чтобы они напали на Мика. Ты, засранец, выкинул эту главу.
— Да, что вы можете сказать на этот счет? — поддержал его я.
Дэл энергично замотал головой, словно показывая, что он тут ни при чем.
— Послушайте, это они мне велели. Они же и парней этих ко мне послали.
— А зачем было меня избивать? Какой в этом смысл?
— Ну, это же вас немного попридержало, правда? Они хотели, чтобы Лайза притихла, а вы начинали действовать слишком успешно, поэтому они решили вас осадить.
Чтобы избежать моего взгляда, Дэл, произнося все это, делал вид, будто снимает с брюк какую-то несуществующую пушинку. Это навело меня на мысль, что он лжет насчет причины моего избиения. Так в его рассказе прозвучала первая замеченная мной фальшивая нота. Моя догадка состояла в том, что организация нападения была самодеятельностью с его стороны, вероятно, ему просто самому захотелось, чтобы меня хорошенько отметелили.
Я посмотрел на Баллокс, потом на Циско. Если отбросить последний сюжет, связанный лично со мной, кое-какие возможности для нас здесь открывались. Я уже знал, что Дэл предложит дальше — себя в качестве двойного агента. С ним мы могли бы доплыть до берега, снабжая Оппарицио ложной информацией.
Это следовало обдумать. Нетрудно было напичкать Дэла дезинформацией, чтобы он донес ее до Дэнни Гринна. Но маневр мог оказаться рискованным, не говоря уж об этических соображениях.
Встав, я кивком указал Циско, чтобы он следовал за мной.
— Посидите немного здесь, мне нужно переговорить с моим дознавателем.
Мы вышли в приемную, я закрыл за собой дверь, подошел к столу Лорны и спросил Циско:
— Ты понимаешь, что это значит?
— Это значит, что мы сможем выиграть это гребаное дело.
Выдвинув средний ящик стола, я достал оттуда стопку рекламных буклетов близлежащих ресторанов и заведений быстрого питания.
— Нет, я имею в виду тех двух громил из байкерского клуба. Они могли быть убийцами Бондуранта, а мы прозевали эту пьеску.
— Об этом мне ничего не известно, босс.