Десятки новых знакомств в эти несколько дней преобразили его жизнь. Этот август стал паролем, визитной карточкой. Все встречи потом начинались с восторженных воспоминаний:
– А как ты, Борис, машины с фундаментными блоками к нам развернул. Такую баррикаду сделали!
– Да что ты, Аркадий. Идея-то твоя была. Я только исполнял.
– Ты что, Борис, все у Савельева прозябаешь? Мне в руководство комитета свой человек нужен. Возьмешься?
Далее следовал новый поворот калейдоскопа, новая картинка.
Борис Петрович вдруг вспомнил другую детскую игру: на большом листе сотня кружочков, тебе выпадает какое-нибудь число, и ты передвигаешь свою фишку вперед, стремясь к последнему, победному, кружочку. Но по дороге некоторые кружочки штрафные и возвращают тебя назад, а некоторые – призовые, и ты перескакиваешь вперед на десятки ступенек. Для Корноухова за последние годы было несколько «призовых кружочков».
И вот очередной взлет – зам генерального… Десять лет – рядовой следователь, еще пять лет – юрист в министерстве и вдруг – четыре прыжка и почти на вершине.
Корноухов взглянул на дорогу. Скоро приедем. Через пять минут его встретит жена, его верная, милая Ольга. Она будет долго и весело рассказывать о множестве малоинтересных для Бориса Петровича новостей: о покупках, о соседях, об утренней смешной передаче, о болезнях родственников.
Так будет обязательно, потому что так было уже двадцать лет… И никогда за эти годы он не пожалел о своем юношеском выборе. Он умел сочетать любовь и нежность к жене с постоянными увлечениями и даже изменами.
Впрочем, Борис Петрович так свои похождения не называл. Изменить – это значит пожелать себе в жены другую женщину. Но даже мысли такой не мелькнуло у него ни разу за двадцать лет.
Его Ольга – это надежный, уютный дом, это дети, это общие воспоминания, общие знакомые, спокойная старость, наконец… Жена – это, конечно, святое, но она не единственная женщина на свете. Могут быть женщины для светских бесед, для отдыха…
Корноухов вдруг вспомнил – завтра он отдыхает на даче у Елагиной. Завтра в пять вечера.
Надо с этим заканчивать… Елагина стала очень известной и поэтому очень опасной фигурой.
Ее фирма скоро непременно лопнет. Пока она только собирает деньги и тратит их… Тратит на себя, на рекламу, на фирму. Но скоро надо будет отдавать, и с процентами. А где их взять? На пустом-то месте…
Есть такой «Закон сохранения денег в природе»: если у кого-то деньги появляются, значит, у кого-то другого они исчезают.
Корноухов сам сформулировал этот закон, чем был несказанно горд и при любом удобном случае вставлял эту фразу…
Да, с Елагиной надо кончать…
Борис Петрович понимал, что он слишком быстро и слишком высоко взлетел и что падать будет очень больно. Если фирма Елагиной громко лопнет, то даже такая, неделовая, связь с ней при его положении может очень дорого стоить.
Жаль, но завтра с Елагиной – прощальная гастроль…
Жаль, удивительно знойная женщина. Куда там молодым. Молодые девки – они работяги, делают все четко, активно, но без души… С молодыми скучно!.. А здесь – напор, страсть, вулкан…
Борис Петрович нажал кнопку звонка… Жена открыла через три секунды.
– Оленька, милая, здравствуй. Я так скучал… Каждую минуту только о тебе и думал… Но сегодня сложный день был. А завтра еще сложнее. Завтра я только к ночи, наверное, освобожусь…
На следующий день Борис Петрович, как обычно, остановил машину при въезде в дачный поселок:
– Спасибо, Валера. На сегодня ты свободен. У меня тут деловая встреча. Меня в Москву доставят. А ты завтра давай к девяти или лучше в девять тридцать.
Прощальный банкетный набор был достаточно тяжел, и Корноухов пожалел, что так далеко оставил машину. Можно было бы и прямо к даче подъехать – ведь в последний раз.
Около открытой калитки он поставил свой груз и огляделся… Всё как всегда.
Он печально посмотрел на цветущий сад, уютный домик… Елагина ждет его на втором этаже – такая у них сложилась традиция: она никогда не выходила навстречу. Он сам поднимался наверх в большую комнату с зашторенными окнами.
К его приходу около камина всегда был накрыт маленький столик, на котором горели свечи в двух старинных подсвечниках…
Не надо сразу говорить ей, что сегодня последний раз!
Подойдя ближе к дому, Борис Петрович почувствовал запах крепкого, ароматного кофе.
Да, она ждет его!
И почему это он решил, что именно сегодня последний раз?..
Может быть, сегодня их предпоследняя встреча. А последняя будет через неделю.
Эта мысль понравилась Корноухову. Исчезло назойливое, томительное ожидание прощания… До этого он ощущал себя провожающим на вокзале: вот-вот тронется поезд и навсегда увезет близкого ему человека…
Первый раз Елагина привезла его сюда ровно год назад. За неделю до этого они познакомились в Венгрии на семинаре по распространению страховых полисов. Как быстро все меняется – еще недавно и он, и она готовы были заниматься этой дурацкой работой.
Борис Петрович с улыбкой вспомнил эти три дня в Будапеште: знакомство в самолете, пробежки по ресторанам, одинокую скамейку в пустынном ночном парке на окраине города.
И еще он вспомнил взгляд, когда на второй день они остановились около маленькой гостиницы…
Она тогда решительно взяла его за руку и повела внутрь…Две фразы по-английски, три зеленые бумажки, переданные портье, и через пять минут они были в маленьком одноместном номере…
Да, сегодняшний вечер не может быть последним – это все испортит.
Борис Петрович решительно поднялся по старой дубовой лестнице и остановился в дверях: камин, свечи, глухие шторы на окнах, накрытый стол, возле которого в глубоком кресле сидела незнакомая ему миловидная женщина.
Она медленно встала и с открытой улыбкой подошла к Корноухову.
Он увидел хитрые искорки в ее глазах… Незнакомка была чем-то похожа на Елагину, но моложе, стройнее, женственнее.
Она подошла так близко, что он почувствовал пьянящий запах ее духов… Подошла, протянула руку для поцелуя и заговорила спокойно, доброжелательно:
– Я – Елизавета, а вы – Борис Петрович, да?
– Да, Борис… Но…
– А Евгении пока нет… Она приедет только через пять часов.
– Тогда я поеду…
– Не обижайте меня, Борис, – кокетливо произнесла Елизавета. – Елагина моя подруга, и она целый час меня уговаривала приехать и развлекать вас.
– Мы, понимаете, с Евгенией Евгеньевной старые друзья… Общие дела …
– Вы не волнуйтесь, Борис. Друзья так друзья… Уверена, что и мы с вами будем такими же друзьями. – Елизавета как добрая хозяйка указала на стол. – Я вижу, что вы что-то принесли. Быстро расставляйте – и к столу… К столу!
– Да тут и места нет. Помогайте, Елизавета. Вы это лучше сделаете.
– О, это мое любимое занятие – помогать суровым мужчинам. Улыбнитесь вы, ради Бога… Я действительно готова вас развлекать весь вечер. Но одно мне уже нравится.
Она сделала загадочную паузу. Затем решительно налила высокий фужер красного вина. А в приземистый бокал, также до краев – коньяк.
– Мы уже столько времени знакомы, Борис, и до сих пор с вами на «вы».
– А ведь действительно – непорядок, – приободрился Корноухов. – Судя по реквизиту, вы предлагаете выпить «на брудершафт»… Согласен, но уже тогда по всем правилам.
– Это как же? – театрально всплеснув руками, изумилась Елизавета. – Это целоваться потом?
– Да! И не просто, а крепко и троекратно. Иначе у нас с вами никакого ни «брудера», ни «шафта» не получится… И еще – если после этого торжественного акта кто-либо оговорится и другую персону на «вы» назовет – весь «брудершафт» повторяется и на тех же условиях.
– Строже надо наказывать!
– Согласен. Я готов к более суровой мере.
– И чтоб тоже троекратно, – засмеялась Елизавета. – Ну, Борис, давайте брудершафтиться…
Корноухов уже не сомневался, что он не уйдет отсюда до позднего вечера. Он полагал также, что Елагина может и вовсе не появиться.
Ну, Елагина – молодец!.. Решила не портить вечер. Сама не смогла, так шикарную замену прислала.
Борис Петрович украдкой взглянул на огромную кровать в центре комнаты: все как всегда – надо лишь сбросить огромное желтое покрывало.
Около получаса они мило болтали, игривыми полунамеками приближая кульминацию.
Борис Петрович решил форсировать события – в конце очередного витиеватого тоста, полного комплиментов, он намеренно перешел на «вы». Типа: «…Еще час назад – вы прекрасная незнакомка, а сейчас – вы моя богиня…»
– Ага! – обрадовалась Елизавета. – Я так и знала. Это из-за армянского коньяка и грузинского вина. «Брудершафт» действует только на отечественном сырье.
– Я готов понести более суровую кару.
– И троекратно?
– Готов!
– Тогда я несу нашу водку и наше шампанское… Только тогда все получится. Это однозначно!
Она быстро подбежала к холодильнику и вытащила бутылку «Московской» и уже открытую бутылку шампанского.
– Это тебе, Борис. Вот в эту рюмочку. Ровно пятьдесят – нельзя ни грамма больше… И меньше – нельзя. А это мне. Поехали!
Они скрестили руки и залпом выпили. Корноухов решительно подошел к кровати и сдернул покрывало:
– Готов принять кару.
– Не поняла, Борис. При чем здесь кровать? – Она говорила спокойным холодным тоном и внимательно вглядывалась в глаза Корноухова. – Ты прямо маньяк какой-то. У тебя глаза дикие. Ты что, изнасиловать меня хочешь?!
Корноухов искал, что ответить, но вдруг почувствовал, как все начало расплываться перед глазами. Он заметил, что Елизавета схватила с камина большой кухонный нож с деревянной ручкой и стала размахивать им буквально перед его носом.
Она истерически кричала:
– Я не позволю! Ты развратный тип! Я буду защищаться. Что ты так на меня смотришь?! Ты убить меня хочешь?
Борис Петрович попытался изобразить примирительный жест, подняв вверх обе ладони,