– Так чего у тебя там, говоришь? – продолжил бандит в тоне светской беседы и, не дожидаясь ответа, принялся разворачивать целлофан.
– Н-н-н… – прорычал Ромка и получил тычок в простреленные рёбра: заткнись.
Отбросив пакет, белобрысый озадаченно повертел непонятный предмет и заглянул внутрь. Глаза его тут же радостно расширились:
– Ах ты ж, мать твою за ногу!.. Золотишко! А ну-ка, делись с дядей Гогой!
Ромка опешил. Золото? В медальоне? Но он же пустой!
Бандит наклонил медальон над ладонью, потряс, словно внутри и впрямь было что-то, что могло выпасть – и застыл. Рот его открылся, глаза выкатились, с губ поползла слюна – и он, содрогаясь, повалился набок как тряпичная кукла. Из носа, ушей и рта хлынула кровь.
– Ч-что… Ч-что… Ч-что за… – потрясённо бормотал Ромка, не находя не только ответов, но и вопросов, поднимаясь, пятясь, стремясь оказаться как можно дальше от этой неведомой жути.
Когда, наконец, он смог подняться, остекленевшие глаза бандита невидяще пялились в небо.
Потихоньку приходя в себя, парень перетряхивал свои небогатые медицинские знания. Что это было? Инсульт? Гипер… тензия? Или тония?.. Запущенная лучевая болезнь? В любом случае, когда человек, собирающийся тебя прирезать, вдруг умирает сам по себе просто так… Это уже не просто удачное совпадение. Это… это… Чудо?
Чушь какая-то…
Или чудо?
Усилием воли Роман заставил себя вернуться к действительности.
Минус три. Еще где-то два. Как минимум один должен караулить воз.
«Значит, нам туда дорога…» – мелькнул в памяти обрывок старинной песенки, и Ромка угрюмо усмехнулся.
С благоговением упрятав медальон на место, он обыскал мертвеца. Из оружия – только нож и лук со стрелами. Но луком Ромка пользоваться не умел, поэтому выбор был невелик. Отстегнув ножны с ремня белобрысого, он сделал попытку сориентироваться по заходящему солнцу.
«Я бежал оттуда. Большей частью прямо. То есть телега там. Вперёд.»
Дорогу и воз он нашел, когда сумерки уже опустились на землю застиранным промозглым покрывалом. Обессиленный, не теряющий сознания только потому, что при таком разнообразии видов и источников боли отключиться просто не получалось, он навалился на ствол и уткнулся лбом в шершавую кору. Из растревоженной раны в груди и на спине сочились тёплые струйки.
Всё. Упасть, уснуть… да даже умереть… только не сделать сегодня больше ни единого шага… ни единого движения…
Женщина с телеги что-то тихо попросила, послышался смачный звук удара, и слова оборвались вскриком.
Ромка зло вскинул голову. Добей гадов и умирай, сколько влезет, боец!
Осторожно раздвинув ветки, он принялся изучать место последнего боя.
Кони стояли, вяло обмахиваясь хвостами. В кузове горой возвышались ящики с патронами и лекарствами норильцев. Женщин видно не было, а бандит с автоматом – один, то ли к облегчению, то ли к огорчению парня – сидел, привалившись к грузу.
Спиной к Ромке.
Голова и плечи головореза возвышались над ящиками, поворачиваясь то вправо, то влево, но никогда назад.
Двадцать шагов – снова прикинул он расстояние от поваленной сосны до дороги. Пустое пространство. Был бы у него сейчас пистолет… а лучше – двустволка… а еще лучше – снайперка… и снайпер к ней…
Скривив разбитые губы в усмешке, Ромка с трудом опустился на четвереньки, прополз под комлем и поднялся, хватаясь за ветки. Лучше быть пристреленным стоя, чем лёжа. К тому же он не был уверен, что сможет встать на ровном месте.
Взяв наизготовку нож и не сводя взгляда с бандита, он медленно двинулся вперед. Сил на манёвры не оставалось. Если разобраться, сил не оставалось даже на то, чтобы пройти эти двадцать шагов – но именно поэтому он и не разбирался. Он шёл.
Главное при выслеживании добычи, знал он точно – не делать резких движений. Не шуметь. Пусть эта сволочь обнаружит его как можно позднее. Подпустит к себе. А там…
Женский вскрик, ругательство, удар, всхлип.
Бандит завозился, озираясь… обернулся… и замер.
В скудных остатках света Ромка увидел, как на лице бандита недоумение сменилось недоверием, растерянностью – и окончилось страхом.
– Ты сдох! – выкрикнул он, поднимая автомат и поднимаясь сам.
Правая его рука была перемотана окровавленными тряпками и беспомощно свисала, приклад неуклюже зажат подмышкой. Левая тряслась, и ствол плясал, выписывая восьмёрки.
– Я тебя помню! Я грохнул тебя в отеле! Ты дохлый! Падла, сука грёбаная, ты сдох, сдох, ты трупак!!!..
Очередь прогремела в тишине, рубанула деревья над головой.
Вперёд.
– Ты околел, загнулся, свернулся, окочурился! – хрипя, бандит выдернул пустой рожок и вставил другой. – Ты падаль, жмур, мертвяк!
Очередь ударила в землю перед ногами парня, и ствол увело вбок.
Вперёд.
Новый рожок – и на Ромку уставились налитые ужасом, абсолютно безумные глаза – и дуло автомата. Палец на крючке начал ход.
– Ты…
Ромка взмахнул рукой – точное, выверенное движение, как на тренировке – и клинок сорвался с пальцев.
– Ты… – выдохнул бандит, схватился за рукоять ножа, внезапно появившуюся в солнечном сплетении… и рухнул на землю.
Пятый бандит отыскался в телеге, мёртвый, уложенный рядом с пленницами, и внутренний стержень, удерживающий Ромку последние часы, точно ослаб. Непослушными руками он разрезал верёвки, спутывавшие руки и ноги женщин, осел на край воза, навалился на ящики и закрыл глаза. «Вот теперь можно и помереть… или поспать… Как получится…»
Мир вокруг закачался и поплыл. Освобожденные женщины рыдали, порываясь обнять то его, то друг друга, и безостановочно несли какую-то околесицу.
– Оно гремит, светло, как днём, а ты идёшь!
– Ромочка, прости, это я тебя увидала да сойкала! А он повернулся!
– Так как не сойкать-то было, Ивановна! Он же как по ковру шёл! Я даже подумала – всё, Натаха! Кукушечка пришла, готовь скворечник!
– А молниями-то как шарахало!
– Я аж думала, до нас достанет!
Чувствуя, что реальность каким-то непонятным образом перетекает в бред, причем коллективный, Ромка помирание отложил и приоткрыл глаза.
– Что… шарахало?.. Какими… молниями?
– Как это – какими? – Ивановна удивлённо заморгала. – Электриными, известно какими!
– Э… чьми?
– Электриными! – Натаха выразительно ткнула в прогалину, по которой он шёл. – Такую здоровущую, как эта, редко встретишь!
Ромка подскочил, словно облитый кипятком, и уставился в тёмное пустое пространство между поваленной сосной и дорогой.
Электра?! Здесь?! Перед ним?! И он по ней… И он ее не… не… не…
И тут детали головоломки сложились. И рожа бандита, увидевшего его вышагивающим по электре-переростку аки посуху, и двое, разорванные воронкой, в которой не было никакого прохода, и горошина из подвала, невесть как забравшаяся в медальон и принятая бандитом за золото, и… может… его жизнь? Со сквозной раной в груди выжить и бегать целый день… Если на людей горох действует как парализующее и кровопускающее, то на него, выходит, с точностью до наоборот?
На людей. А он, получается, не человек? Мутант?
Ошарашенный неожиданным открытием, Ромка прислушался к себе, но кроме ощущения, что его долго били, а потом переехали телегой, не уловил ничего. Может, он нормальный человек, только эволюционировавший, как учили на биологии? Или это и есть «мутант»?..
Хотя какая разница, мутант или нет! Если бы больше имелось таких, как он, сколько проблем и ограничений перестало бы существовать! Сколько хороших земель стало бы доступно для обработки, сколько дорог восстановилось! Сколько людей не погибло бы в малозаметных или блуждающих аномалиях! У человечества появилось бы новое будущее!..
А пока всё, что у него имеется – один мутант, и тот дырявый как решето.
Размечтался.
– …эх, жалко, что темнело уже, – разочарованно вздохнула до сих молчавшая чернявая круглолицая девушка. – Не разглядела я толком ничего.
– Насть, ты тогда уж сама вообрази, как можешь.
– Представь – электра эта страхолюдная заходится, как истеричка на базаре… – Натаха взмахнула руками и зверски вытаращила глаза.
– …и Ромочка, в отсветах весь и в молниях, с ножом напролом прёт! – восхищенно выпятила грудь колесом Ивановна.
Ромка представил себя, прущего с ножом в отсветах и в молниях – грязный, рубаха рваная в крови засохшей, синяк на полморды, ноги негнущиеся – и гыгыкнул. Увидь он такое, на месте бандита тоже струхнул бы, поди.
Но Ивановна поняла его смешок по-своему:
– Ромочка, ты не обращай внимания. Это мы Настюхе чего видели, описываем.
– Так-то она у нас девушка хорошая, только вот слепой уродилась…
Тим Волков. Последний круг
Тёте Вале стало плохо. Она побледнела, покачнулась и, едва не ударившись об угол стола, упала на пол. При падении задела цветок в горшке и тот грохнулся рядом, обсыпая землёй всё вокруг. Максимка даже не сразу догадался, что случилось, так и сидел на кресле, опустив на колени раскрытую на середине книгу и ошарашенно глядел как женщина сотрясается в судорогах на полу, вся присыпанная землей.
А потом словно ударило молнией. Понял – приступ. Такое уже случалось однажды, ещё когда он совсем маленький был, ещё когда мама живая была… Надо на бок перевернуть. И под голову что-то подложить. А потом… потом…
Мальчик отбросил книгу, подбежал к тётке, начал мычать, пытаясь выведать что надо сделать ещё, чтобы ей полегчало. Но та лишь икнула и её натужно вырвало чем-то темно-зеленым, пахнущим прогорклым.
Максимка смел с её лба землю, убрал от лица острые осколки глиняного горшка. Наверное, надо какие-то уколы сделать? «Скорую» вызвать?
– Лекарства… – только и смогла прохрипеть тётя Валя, смотря красными от натуги глазами на коробку из-под обуви, в которой хранила все свои многочисленные таблетки.
Максимка метнулся к аптечке, схватил её и вновь подсел к лежащей.
Та, не поднимая головы, наощупь достала нужный флакон, свинтила колпачок. Дрожащими руками неловко перевернула бутылёк, чтобы высыпать на пол пилюли – не время сейчас заботиться о чистоте, потом, когда легче станет, всё приберёт. Но вместо таблеток на пол упал лишь шарик ватки.