Могила.
Похоронен заживо.
Не в силах совладать с собой, мальчик замычал, чтобы хоть как-то выплеснуть скопившиеся нечистоты ужаса из души. Но приступ паники продолжал крепко держать его горло и не хотел никак отпускать.
Как долго он ревел мальчик не знал. Время в этом бетонном ящике, казалось, имело иное течение, и сложно было сказать сколько прошло минут, две или двести. Однако мычание помогло. Немного успокоившись, Максимка начал оглядываться, чтобы попытаться найти хоть что-то, что может ему помочь. Например, можно найти какую-нибудь палку и, взяв её в зубы, бить ею по какой-нибудь железяке, чтобы слышны были звуки. Бред, конечно, но ничего другого он не смог придумать.
Палки не оказалась. Как и лестницы, которую он раз за разом пытался высмотреть в темном помещении. Ничего. Лишь голые кирпичные стены, под потолком толстые корни деревьев, пролезшие сквозь кладку, в дальнем углу истлевшие тряпки – чья-то фуфайка и один кирзовый сапог. Судя по слою пыли на бетонном полу тут давно никого не было. И в ближайшем будущем не предвидится.
От бессилия и злобы Максимка сжал пальцы в кулак. И замер… Рука. Движения восстанавливаются. Не так быстро, ещё чувствуется слабость, но ведь двигается! Значит и ноги тоже отойдут.
Максимка попробовал пошевелить второй рукой, но на команды мозга она никак не отреагировала.
«Это ничего, подождём. Время нужно, – успокоил себя мальчик, едва сдерживаясь от радости. И оборвал: – Которого нет!».
Шорохи в дальнем углу заставили его замереть. Что-то было там, в темноте. Что-то живое.
Рука начала сжиматься и разжиматься быстрее. Надо как можно скорее вернуть кровообращение, чтобы она могла полноценно двигаться в случае, если надо будет отбиваться…
Гранатовые бусинки глаз уставились из мрака на мальчика.
Крыса? Да, верно, крыса. Всего лишь крыса. Она ведь не съест его.
Максимка хрюкнул от смеха. Эта мысль показалась ему жутком смешной. Не съест! Ага, как же! Много раз читал он в книгах как эти твари до костей обгладывали тела животных и людей. А что им стоит расправиться с тощим мальчиком? Уже до обеда управятся.
Крыса пискнула и вышла из темного угла на свет. Огромная. Жирная. И зубы, жёлтые, кривые, такие большие, что даже не помещаются во рту и торчат по сторонам, как у саблезубого тигра.
«Брысь! Брысь, блохастая!».
Да только что ей с его мыслей, читать она их все равно не умеет. Ещё голодная, наверное, тварь.
«Вот так влип!».
Крыса наморщила нос, принюхиваясь, оскалилась. Дернула рваными ушами и убежала.
«За сородичами?» – пуще прежнего испугался Максимка.
И зашевелил рабочей рукой.
«Давай, оживай, тело, оживай, миленькое, без тебя никак!».
Закололо правую руку, словно сильно её отлежал. Мальчик сморщился, не в силах стерпеть боль, разливающуюся огнем выше локтя. Пошевелил пальцами. Слава богу, они функционируют.
«Теперь ноги! Ну же! Ну!».
Но с ногами всё было по-прежнему – они не двигались.
* * *
Крыса вернулась через семь с половиной минут. Это Максимка знал точно, потому что считал секунды с её ухода. И вернулась не одна. Вместе с ней на гостя пришли поглазеть ещё шесть пар рубиновых глаз.
«Вот теперь точно конец», – обреченно подумал мальчик, пытаясь отодвинуться подальше от грызунов. С трудом удалось доползти до противоположной стенки темницы.
Крыса, та, что прибежала первой, пронзительно пискнула и быстро преодолела разделяющее их расстояние. Опять начала принюхиваться.
«КЫШЬ!» – мальчик шлепнул ладонью по бетонному полу. Это отпугнуло хвостатую тварь. Она попятилась назад, но остановилась. Вновь подошла, словно поняв, что добыча серьезной угрозы для неё не представляет. Остальные из стаи небольшими перебежками стали приближаться к мальчику.
Максимка начал опять молотить руками, даже отшвырнул одну в сторону, но тварей оказалось больше и усмирить всех разом не получилось. Пара грызунов вцепилась в ботинки, и мальчик впервые обрадовался, что не чувствует ничего ниже пояса. Ноги начало кидать из стороны в сторону, словно их трепали не маленькие создания, а цепные псы.
«Сильные, гады», – отметил он, шлепнув ещё одну зарвавшуюся тварь.
От прикосновения к лоснящейся шерсти стало противно, захотелось поскорее отереть ладонь. В нос ударил неприятный запах мокрой псины и гнили.
«От такой мерзости и чуму подхватить недолго».
Ещё одна блохастая тварь прыгнула прямо в лицо мальчику, и, если бы не быстрая реакция того, наверняка бы вцепилась в нос.
Сердце забилось сильнее, готовое от страха выпрыгнуть наружу. Умирать здесь, в этом богом забытом месте, совсем не хотелось.
Ожидая в любую секунду повторного прыжка, Максимка сжал ладони в кулак, чтобы в случае чего с хрустом переломить гадине хребет. Но атаки не последовало. Крысы разом, словно что-то услышав только им слышимое, испугано уставились на люк. Вожак стаи пискнул, уже не так воинственно, и первый бросился наутёк. Следом последовали остальные.
Максимка удивился. Что такое? Собак почувствовали? Или…
Что-то лязгнуло высоко, под сводами его темницы. Максимка запрокинул голову и вдруг увидел, как канализационный люк медленно отходит в сторону, обсыпая пол землей. Чувство радости захлестнуло его. Нашли! Наконец-то.
Но спасатели не спешили. Чугунная крышка медленно отъехала, впуская в помещение тусклый свет. Потом на кирпичный выступ из света опустилась нога, одетая в резиновый сапог, грязный и старый. Показалась вторая конечность, поясница. Не в такт насвистывая песенку, в подвал начал спускаться человек. Судя по одежде, как показалось Максимке, он был или слесарем, или ещё кем-то, кто обслуживал это помещение. Уж точно не спасателем, в такой-то грязной робе!
Мальчик был ещё слишком слаб, да и боль мешала, чтобы принять полностью сидячее положение, поэтому он продолжал лежать, оперившись на локти, глядя как незнакомец лениво спускается в шахту.
Увидев ребенка, внезапный гость чуть повел бровью, кашлянул. Буднично, без интереса, спросил, будто задавал этот вопрос уже тысячу раз:
– Лежишь?
Этот вопрос показался Максимке очень странным, ведь и так было видно, что он распластался на полу. Да и само поведение гостя смутило. Он растеряно кивнул.
Мужчина, хромая на левую ногу, подошел ближе к мальчику, посмотрел на него. Одобрительно произнес:
– Летом тут можно лежать, не холодно.
Потом присел рядышком на корточки, достал из кармана пачку сигарет. Закурил. Выпуская клубы дыма, внимательно посмотрел на лежащего. Мальчику от этого взгляда стало совсем не по себе. Неотрывно глядя на мужчину, на его длинные шишковатые пальцы, держащие словно ядовитое насекомое одними ногтями сигарету, Максимка вдруг подумал, что слесарь этот нехороший. И еще с ужасом подумал, что он может с ним сделать всё что захочет, потому что мальчик обездвижен и никто их не услышит, так как немые не могут кричать.
«Что он мне сделает? Ничего не сделает», – задыхаясь от страха, начал успокаивать себя Максимка.
– А я вот хожу тут, проверяю линию, – произнес слесарь, выпуская струю сизого дыма из носа. И вдруг добавил, задумчиво, выговаривая каждое предложение: – А тут у нас недавно мужика одного заживо обварило. В котел упал, его и обварило. Мясо от кости даже отошло. Он не опытный еще, не знал, что нельзя рядом с котлом ходить. Полез куда не надо, вот его и обварило.
«Господи, не надо всё время повторять это слово!» – взмолился Максимка и зажмурился. Испуганный разум живо представил жуткую картину, въедающуюся в сетчатку глаз.
– В пакеты его собирали, – продолжил тот, пыхтя сигаретой. – Всё, что мягкое. А кости так, в коробку, клали. Похоронили потом, с закрытой крышкой.
«Надо постараться запомнить его лицо, чтобы… чтобы потом, в случае чего… фоторобот, или ещё чего…» – дрожа всем телом, Максимка поднял взгляд на гостя.
Посмотреть в глаза слесаря стоило ему огромных усилий.
И вдруг мальчик понял, что не видит лица гостя. То есть оно, конечно, было, это лицо, но всё время какое-то ускользающее от взгляда, размытое. Вроде бы песочного цвета, и нос по центру, и глаза имеются, а вот какие они, эти глаза, крупные или маленькие, с изъяном или без, он не мог уловить. Словно всё было окутанное облаком пыли.
Мальчик икнул и почувствовал, как по щеке покатилась слеза.
– А здесь, в кабельной, давно уже никто не живет. Раньше бомж с Зареченской зимовал, Василич, а потом перестал. Его собаки погрызли. Ногу ему сцапали. Он живой был ещё некоторое время, но потом заражение пошло у него, он и сгнил заживо. Никто ему не помог.
Слесарь поднялся и подался вперед.
Максимка задрожал ещё сильнее, попытался отползти подальше от незнакомца, но не смог – не хватило сил.
– Надо сделать тут кое-чего, – сообщил гость, доставая из заплечной сумки молоток и зубило.
И, прихрамывая, пошел в темноту. Крикнул оттуда:
– Ты не уходи, я скоро приду.
Шаги его раздавались довольно долго, но все дальше и дальше, словно там, во мраке, имелся бесконечный коридор.
Максимка не стал дожидаться возвращения странного слесаря и продолжил разрабатывать конечности.
«Давайте же! Шевелитесь! Шевелитесь, мать вашу!».
Всё тело трясло в знобящем страхе.
«Он же маньяк какой-то! Псих! Никакой не слесарь, сумасшедший. Может, он трупы в этом подвале прячет? Удобное ведь место. Откуда тут эта фуфайка? И чья она? Точно, прячет. Там, наверху, пустырь, особо никто не ходит. А в люк и подавно по своей воле никто не полезет. Да и крысы со временем улики все уничтожат, останутся только одни…».
А кости так, в коробку, клали. Похоронили потом, с закрытой крышкой
Максимку вновь прошил удушающий приступ паники.
Перевернувшись кое-как на живот, мальчик начал ползти. Не обращая внимания на раскисшую грязь от сапог странного гостя, марающую лицо и руки, он цеплялся за любую выбоину в полу и подтаскивал вперед тело, туда, где был люк. Успел заметить с боку, на кирпичной стене, железные скобы, по которым спускался безумец. По ним то и можно подняться на верх. Хватило бы только сил.