— Они не успокоятся, пока ты не умрешь. Сам понимаешь…
— Тогда пусть поспешат, — бросил Бекел. — Завтра мы сражаемся с акрюнаями.
Страль хмыкнул: — Говорят, с ними драсильяны. И легионы сафийских копьеносцев.
— Марел Эб выберет место. Это и решит исход битвы. В отличие от врага, мы не отступаем. Или победа, или поражение.
— Они думают, что получат рабов.
— Баргасты не встают на колени. Бабки проведут ножами по горлу детей, а потом вскроют свои сердца.
— Боги заведут песнь и мы окажемся за завесой.
Бекел оскалился: — Наши боги будут мудрыми, если оденут все свои доспехи.
В трех шагах позади воинов Эстрала не сводила глаз с Бекела, человека, убившего ее мужа, спасшего ее жизнь. Иногда ей начинало казаться: она идет над бездонной пропастью по тончайшему из всех мостов, по мосту, появляющемуся под ногами Бекела. А иногда мир вдруг распахивался перед ней, шире бурного океана, и она панически била руками, осознавая вдруг истину свободы. Одиночество походило на мучительные роды, и двойня — страх, восторг — обжигала руки при касании. Эстрала то проклинала, то благословляла идущего впереди воина. Он ее щит, да, за ним можно укрыться. Он напоминает ей о жуткой ночи, когда она поглядела в глаза мужа и увидела лишь презрение, а потом и темное желание убить.
Неужели она была действительно такой бесполезной? Такой мерзкой? Будь так, он на ней не женился бы — она помнила улыбку на его лице; прошли годы, но она уверена — в его улыбке не было притворства. Эстрала принялась пересматривать все протекшие с той ослепительно-яркой поры годы в поисках признаков своих ошибок, своей вины, пытаясь обнаружить роковой, незаметно перейденный порог. Однако воспоминания завихрились водоворотом, все поплыло, стремясь прочь, и лишь два лица повисли перед внутренним взором: улыбающееся и перекошенное от злобы. То и это, то и это.
Она слишком стара, чтобы стать желанной; но в любом случае ясно — ей не удержать любящего мужчину надолго. Слабая, глупая, слепая, а теперь и вдова, муж которой пытался ее убить.
Бекел не колебался. Убил ее мужа, словно свернул голову забежавшей в юрту крысе. Потом повернулся к жене. Она гордо стояла лишь до того мгновения, когда он сделал первый шаг. Тогда она пала на колени, умоляя сохранить жизнь. Но той ночью случилось калечение Хетан. Зверя милосердия выпотрошили, кровавую шкуру повесили на шестах.
Она плакала, когда он перерезал горло своей жене. «Тела падали и падали. Я думала, он подойдет ко мне и сделает то же самое — я стала свидетельницей его позора, его ярости. Он знал: будь я хорошей женой, муж не положил бы глаз на жену чужую. Значит, вина за его грех лежит и на мне.
Я не стала бы просить пощады».
Но он вытер и спрятал нож. Поглядел на нее — она видела, как исчезла ярость, как заблестели глаза. «Жаль, что ты видела, Эстрала».
«Лучше, если бы он меня убил?»
«Нет… я пришел, чтобы ему помешать».
Она смутилась. «Но кто я тебе, Бекел?»
«Ты мне нужна. Не будь тебя, я помнил бы эту ночь как ночь черной мести. Ярость ревнивца… но, видишь ли, мне было всё равно. Она могла творить что захочется. Однако ни она, и твой муж не имели права убивать тебя».
«Ты убийца Оноса Т’оолана». Она до сих пор не понимает, зачем сказала так. Хотела намекнуть, что кровавая ночь начата им и только им?
Он задрожал, лицо побледнело. Ей подумалось: он уже сожалеет, что оставил ей жизнь, что он передумал. Однако он резко отвернулся… через миг она осталась одна.
Знала ли она, что эти слова его ранят? Почему бы? Неужели он не гордится своим славным подвигом?
Конечно, Бекелу не удалось стать вождем Белолицых. Наверное, той ночью он уже видел, как власть выскальзывает из рук. Что же, теперь она идет за ним. Привязалась к нему, желая забрать слова обратно, но не может приблизиться ни на шаг. Дни и ночи подобно призраку маячит у края света его очага. Она видела первое покушение — воин-барахн, отчаянно желавший заслужить высокий статус, был убит Стралем в пяти прыжках от Бекела. В следующий раз стрела прилетела из темноты, пройдя на ширину ладони от виска Бекела. Страль и трое других воинов побежали за стрелком, но так и не нашли неудачливого убийцу.
Возвращаясь, Страль выбранил женщину за навязчивое присутствие, назвал глазами Жнеца, жаждущими видеть смерть Бекела. Кажется, он верит, будто Эстрала ненавидит Бекела за убийство мужа. Хотя ненависть так и не родилась ни в ней, ни в нем.
Ей хотелось поговорить с Бекелом. Объясниться… как будто она сама понимала свои мотивы той ночью. Все исправить. Умастить рану, а может, и залечить полностью. Разве у них не появилось нечто общее? Он понял бы, даже если не понимает Страль.
А теперь говорят о битве с акрюнаями, о последней схватке ради владения здешними землями. Марел Эб поведет Баргастов, десятки тысяч воинов. Одно дело, когда акрюнаи ударяют по стоянкам кланов; но теперь, наконец, Белые Лица собрались воедино. Ни одно племя мира не победит такую армию. Но Бекел может погибнуть в битве — он же будет командовать Сенаном, а сколь бы наглым не был Марел, он не сможет не поставить самое сильное племя в центре. Нет, Сенан будет клином, и клин тот вонзится глубоко, с дикой яростью.
Она скоро сможет приблизиться к нему. Может, этой ночью. «Всего лишь забрать обратно свои слова. Он сразил их, чтобы спасти мою жизнь. Сам так сказал. Хотя я сама была причиной для тако…»
Задумавшись, она что-то пропустила: Бекел отослал Страля и пошел медленнее, чтобы оказаться рядом с ней. Во рту вдруг пересохло.
— Эстрала, я должен просить об одолжении. — Голос его был каким-то мрачным. «Больше никаких смертей. Прошу. Если у нее были другие любовники…» — Хетан, — продолжал он чуть слышно. — Ты среди женщин, охраняющих ее.
Она моргнула. — Ненадолго, Бекел. Она уже не убежит. В ее глазах пустота. Она искалечена. Вчера ее сторожили лишь две женщины.
— А сегодня будет одна.
— Может, вообще никого. Воины будут всю ночь насиловать ее.
— Божье дерьмо! Я не подумал!
— Если хочешь ее…
— Не хочу. Слушай. На закате солнца, когда воины соберутся на ужин, ты сможешь оказаться той, что ее кормит?
— Пища выпадает у нее изо рта, — сказала Эстрала. — Мы велим делать это детям — они развлекаются, запихивая ей пищу как маленькой.
— Не сегодня. Возьми дело в свои руки.
— Зачем? «Я хочу поговорить с ТОБОЙ. Вернуть всё как было. Хочу лечь с тобой, Бекел, и вернуть всё назад».
Он уставился на нее, чего-то ища — женщина торопливо отвела взор, чтобы он не понял ее мыслей. — Не понимаю, — сказал он. — Почему вы, женщины, так рвались искалечить женщину?
— Я ни при чем.
— Не об этом я спрашиваю.
Она никогда о таком не размышляла. Так бывает. Так всегда ведется. — У женщин есть когти.
— Знаю. Я слишком часто их чувствовал. В битве — одно дело. Но искалечить — это другое. Правда?
Она не хотела смотреть ему в глаза. — Не понимаешь ты. Я не о когтях воительниц. Мы прячем другие когти, те, которыми царапаем других женщин.
— Но почему?
— Ты теперь заговорил как Онос Т’оолан — сомневаешься в том, что мы всегда делали. Не за это ли он умер, Бекел? Задавал вопросы про вещи, о которых не имел права рассуждать.
Она увидела, как он поднимает руку и почему-то внимательно смотрит на нее.
Рука, привыкшая держать нож.
— Его кровь, — шепнул Бекел, — отравила меня.
— Когда мы выталкиваем одну из своих… — она пыталась подыскать слова, — это как вода находит дырочку в бурдюке. Такой… вес…
— Давление.
— Да, именно это слово. Давление. Мы облегчаем давление. Все смотрят на нее, не на нас. Все желания… — она замолчала, задохнувшись.
Однако он уже понял. — Всем причиной мужчины, ты об этом?
Она ощутила вспышку гнева, словно плеть прошлась по спине. — Ответь мне, Бекел, — она прямо поглядела ему в глаза, — часто ли ты касался жены с истиной нежностью? Скажи, часто ли ты смеялся, сидя с друзьями, когда женщина выбегала из дома с кровавой коркой на губах, с заплывшим глазом? «Ого, нынче волк взбесился!» Вы ухмылялись и хохотали — думаете, мы не слышим? Думаешь, не видим? Искалечить её! Берите её! Пока она ерзает под вами, вы оставляете в покое нас!
Головы поворачивались не звук ее негодующего тона, хотя слов никто не мог различить — она почти шипела, словно собачья змея, плотно обертывающаяся вокруг раздавленного тела жертвы. Она видела насмешливые ухмылки, ловила завихрения шуточек. «Убийство связало их, они уже кусают друг дружку! Разве удивительно, что супруги от них сбежали!»
Бекел хрипло вздохнул, отводя взгляд. — Помню его чепуху… ну, так я тогда думал. Рассказы об Имассах — он сказал, величайшим доказательством силы воина было умение касаться жены лишь с нежностью.
— И ты ухмылялся.
— Я видел, иные женщины тоже ухмылялись.
— А если бы мы не ухмылялись, Бекел? Если бы вы увидели в наших глазах не насмешку?
Он поморщился, но кивнул. — Ночи наедине с «бешеным волком»…
— Да. Выбить из нас вздорные идеи. Ты не понимаешь… никто из вас не понимает. Не убей ты его, он мог бы изменить всё.
— А женщин вроде Секары Злодейки?
Она поджала губы: — А что с ними?
— Разумеется, — хмыкнул он. — Алчность и власть, вот что их заводит. Как и нас, мужчин.
— Зачем тебе Хетан?
— Ни за чем. Забудем.
— Ты мне уже не доверяешь. Наверное, и раньше… Между нами лишь лужа крови.
— Ты идешь за мной. Стоишь неподалеку от костра каждую ночь.
«Я одинока. Неужели не видишь?» — Почему ты его убил? Я скажу. Потому что увидел в нем угрозу. И он был угрозой, разве не верно?
— Я… я не… — Он замолчал, качая головой. — Я хотел выкрасть ее. Положить всему конец.
— Слишком поздно. Хетан мертва внутри. Давно мертва. Ты украл ее мужа. Ее детей. А потом ты — вы — украли ее тело. Цветок без корней быстро вянет.
— Эстрала.
Она поняла: он готов открыть какой-то секрет.