Покрывший его пот постепенно высыхал.
Ему не хотелось обдумывать причину такого волнения — видит Худ, это не любовные игры. Скенроу прелестна — внезапно вспыхивающая улыбка способна ледяные горы растопить — но в ней нет чего-то, способного расшевелить его сердце. Давно оно не летело вскачь. Однако она способна вызвать наслаждение, избавить от мыслей, воспоминаний о мрачной и полной событиями жизни. Способна, пусть на короткий ослепительный миг, возвратить его к жизни.
Но этой ночью тьма раскрыла свой цветок, и аромат его мог заморозить душу бога. «Еще жив, Седогривый? Чувствуешь? Думаю, даже если кости твои гниют в могиле, ты все равно ощутил…
Драконуса.
Чтоб его!»
Он расчесывал влажную, спутанную бороду.
Мир содрогается. Спускаются огненные шары, ужасающий свет затопил небеса. Кулаки ударяют по миру.
«Хотелось бы увидеть своими глазами».
Но он помнит предсмертный крик Азата. Помнит кривые деревья в столбах пламени, горечь и жар почвы, которую раскидывал пальцами. Помнит, как вылез наружу, под безумное небо в полосах дыма, под проблески молний и ливень пепла. Помнит первую мысль, вылетевшую вместе со вздохом невозможной свободы.
«Джакуруку, ты изменился».
Верность возникает при странных обстоятельствах. Раскаяние и благодарность, пожатие руки, мгновение порочного восторга, принятое за поклонение… Взгляд скользнул к Скенроу. Зловещие тени исчезли. Она спала, прекрасная в своем покое. «Невинность так драгоценна. Но не думай обо мне с любовью, женщина. Не вынуждай к моменту признания, к истине глупых клятв, вымолвленных целую жизнь назад.
Давай еще немного поиграем в игру блаженного забвенья.
„Лучше так, Драконус“.
„Друг, это империя Каллора. Не передумаешь“?
Передумать. Да, надо было… „Берег кажется гостеприимным. Если бы я заботился о своих делах…“
Тут он улыбнулся.
И я улыбнулся в ответ.
Драконус возвращался на тот континент — я слышал его шаги, там, внутри казавшейся вечной тюрьмы. Он возвращался, чтобы лично увидеть безумства Каллора.
Ты был прав, Драконус. Лучше мне было заботиться о своих делах. Хоть раз.
Ты меня слышишь? Драконус? Ты слушаешь?
Я передумал. Наконец-то. И скажу вот что: найди меня, и один из нас умрет».
— Завитки на собачьей шерсти.
Бальзам выпучил глаза: — Что?
Наоборот скривился: — Ты же хотел гадания?
— Уже не уверен.
Маг прищурился на уродливую тварь, которую держал за ошейник — зарычал и швырнул прочь.
Мертвяк, Бальзам и Горлорез следили, как тварь кувыркается, но в самый последний миг ловко встает на четыре лапы. Взмахнув хвостом, она исчезла в ночи.
— Как проклятая кошка, — сказал Горлорез.
— Это даже не собака, — буркнул Мертвяк.
Наоборот успокаивающе поднял руку: — Собака, лиса, какая разница? Но мне нужно найти что-то другое.
— Как насчет овечьей шкуры?
— Овечья шкура живая? Нет? Не сработает. Нужно что-то дышащее.
— Потому что дыхание шевелит завитки, — кивнул Бальзам. — Я усек.
Наоборот кинул беспомощный взгляд Мертвяку, а тот пожал плечами, ответив: — Пустая трата времени вся затея. Каждый провидец и гадатель в мире сейчас чувствует, как ему мозги выскребают. — Он бережно коснулся шеи. — Клянусь: я ощутил поцелуй меча. О чем только думает Худ? Безумец. Всё дело…
— Плевать на Худа, — рявкнул Наоборот. — Не от него у меня мокрые штаны.
Бальзам вытаращился: — Правда?! Боги подлые.
Горлорез издал резкий, свистящий смех. Пригнул голову. — Извините. Просто я… ладно.
Наоборот сплюнул на землю. — Ничего веселого, Горлорез. Ты не понял. Это… оно… Оно появилось не на другой половине мира, а здесь.
Бальзам уже очумело озирался: — Где? Дайте доспехи — кто… что?..
— Расслабься, сержант, — сказал Мертвяк. — Он не имел в виду прямо здесь. Он имел в виду… э… А что ты имел в виду?
— Снова шуточки? Ты не лучше Горлореза. И почему вообще я с вами разговариваю?
— Мы хотели гадания, — напомнил Горлорез.
— Я передумал. Дурацкая идея. Думаете, Скрипач сейчас играется с Картами? Ни шанса. Забудем. Я иду в постельку. Не спать, конечно, какой тут сон. Фактически…
Бальзам подскочил и ударил мага кулаком. Наоборот упал, словно мешок.
Горлорез снова зашелся визгливым хохотом. — Сержант! Это зачем?
Бальзам хмуро смотрел на костяшки пальцев. — Сказал, что спать не может. Вот теперь спит. А ну-ка, оттащите его в палатку. Пора взять ответственность. Именно это я и делаю. Отнеся его, мы… ну, найдем Эброна. Устроим гадание, даже если оно нас убьет.
— Мне нужны еще капралы, — сообщила Хеллиан ночному небу. Она только что сидела у костра и смотрела в пламя. Но теперь она лежит на спине, под круговоротом звезд. Мир умеет меняться в один миг. Кто так придумал? — Одного не хватает. Белбрит, ты теперь капрал. И ты, Природе.
— Навроде.
— Нет, не навроде, а настоящий.
— А он Балгрид.
— Я так и сказала. Как только кончится землетрясение, займемся делом. Кого не хватает? Сколько вообще в моем взводе? Четверо, так? Последний тоже капрал. Хочу четырех капралов, чтобы исполняли приказы.
— Какие приказы?
— Которые я отдам. Во-первых, вы все мои телохранители — со Смертососом покончено. Пусть держится подальше.
— Он верит, что вы королевской крови, сержант.
— Я и есть, Типа. Делай что скажу. Где мой настоящий капрал? Увальный Нерв? Ты здесь?
— Так точно, сержант.
— Здесь, сержант.
— Больше видеть не могу такую мешанину. Несите меня в палатку… нет, не так, идиоты, не ставьте на ноги, а беритесь за ноги. Медленно, нежно — ой, кто камни положил под опу? Карпал Как-бы, убери камни, ладно? Боги, да где же палатка? В Летрасе?
— Мы ищем, сержант… а вы ее ставили?
— Я? Вы карпалы, ваша и работа.
— Погодите, сержант. Вот же она. Вы на ней лежали.
— Так и думала. Право, перличствующее званию. Дайте дощечку и палочку, кто-нибудь. Я вас запишу. Я вас разжалую до… до… подкарпалов. Что за бух?
— Забиваем колья, сержант. Мы быстро.
— Эй! Гляньте на те зеленые штуки! В небе! Кто их туда положил. Уберите!
— Хотелось бы, сержант.
— Теперь ты подподкарпарл за непвение пуказам. Прусказам. Прюазам. Погодите! — Она перекатилась набок и выблевала, хотя довольно вяло. — Приказам. Ха! Эй, куды меня тащите? Я не кончила. Что-то в небе… я видела, прямо поперек зеленого. Видели, карпалы? Слушайте! Большие крылья — видела… ох, ладно. Кто-то в беде, но мне что? Проверьте палатку сейчас же — пауки не допускаются — глупые войны, как они сюда пришли?..
Геслер поднес фонарь поближе. — Погляди-ка ты! Спорю, это сделала одна из крыс Бутыла. Пережевала весь Худом клятый ремень. Поймаю — сверну тощую голову.
— Крысе или Бутылу? — спросил Буян.
— Все равно. Обоим. Знаю, я смотрелся глупо с мешком на одном плече…
— Да, — подтвердил Буян, — ты был смешным. Перекошенным. Словно зеленый рекрут, не умеющий работать с ремнями.
Геслер сверкнул глазами: — А ты весь день сказать не мог, весь день. Друг называется. А если бы у меня грязь была на пол-лица — ты тоже молчал бы?
— Уж это точно. Если бы сумел не рассмеяться.
— В следующий раз увижу у тебя колбасу пониже пояса и то не скажу!
— Надо будет проверяться. Этому я научился. Не поискать ли Острячку? Что-то запоздала.
— Пошли Поденку и Курноса.
— Ты шутишь?
Геслер прекратил связывать пережеванный ремень. — Хм. Верно. Иди сам.
— Уверен, что помощь не требуется?
— Нет, уже помог больше чем нужно.
— Вот именно. Устал я, Гес. Слишком стар для походов, а мы как раз в походе. Еще немного и пойду на культях от колена.
— Тем самым сравняв физическую высоту с интеллектуальной. Знаешь, в чем твоя проблема? Стал какой-то угловатый.
Здоровяк — фалариец фыркнул: — Гес, я видел, как сотня взводных магов выпала из строя, расслабив все что можно, закатив глаза, хрипя и дергая ногами. А наш ужасный Верховный Маг шатался пьяным дураком, чуть не вышиб себе мозги о стенку фургона. Скрипач потерял сразу пять ужинов.
— И все это не имеет отношения к тебе. Зачем же слоняться вокруг и кричать, что за нами кто-то шпионит?
— Я просто сказал что чувствовал, вот и всё. Как чесотка между лопатками, знаешь? И становится всё хуже с той поры, как случилось то, что… случилось.
— Скрипач сказал, ты все придумываешь…
— Нет не сказал. Он ничего не сказал — он мне даже в глаза не смотрит… ты же сам видел.
— Ну, может, он ничего и не говорил, но ведь тут и так все ясно.
— У меня странные сны, Гес.
— А?
— Что-то падает с неба. Я смотрю и вижу, что я прямо под ним, и нет пути к спасению. Не смогу убежать так быстро и так далеко, ничего не могу — только смотреть, как оно всё ближе. — Он наклонился и хлопнул ладонью по земле, заставив Геслера подпрыгнуть. — Вот так. Думаешь, я просыпаюсь? Как бы ни так. Просто лежу, раздавленный, чувствуя его вес. Не могу ни пошевелиться, ни вздохнуть.
Геслер бросил кольчугу и перевязь. — Встань, Буян. Идешь со мной.
— Куда?
— Идем, капрал — это приказ.
Геслер и Буян прошли весь лагерь, минуя костер за костром. Солдаты сидели, прижавшись к огню, и тихо бормотали. Они миновали лекарские пункты, где усталые целители работали над мозолями, опухшими коленями и тому подобным. Показался первый из загонов для лошадей. Дальше стояли три тяжелых фургона, огромная карета и штук пятнадцать палаток.
Геслер позвал: — Еж?
Из-за кареты кто-то вышел. — Геслер? Дезертируете из Охотников? Присоединяетесь к Сжигателям? Умные парни — легенды творятся здесь и нигде больше. Я вбил в солдат малость ума, но от тебя они тоже многому научатся. Факт.
— Хватит чепухи, — сказал Геслер. — Где твои красотки?
— Ах, Геслер, они завязали. Честно.
— Буди обеих. У Буяна нужда.
— У тебя тоже…