Целуй-Сюда фыркнула: — Ты не такая уж большая, — и тут же отвела взгляд, ощутив, как жалко это прозвучало.
Но Гилани всего лишь улыбнулась еще шире. — Единственная проблема с вами, южанами: вы едва умеете сидеть на конской спине. Никогда не положусь на вас как на конников. Хорошо, что вы в морской пехоте. Я же, честно говоря, давно должна была бы уйти в разведчики…
— И почему не уходишь?
— Разведка скучна, — пожала та плечами. — К тому же не хочу быть гонцом, приносящим одни дурные вести.
— Ожидаешь дурных вестей?
— Всегда. — Блеснули зубы.
Целуй-Сюда отвернулась. С нее уже довольно разговоров. Пусть Смола наслаждается.
— Итак, — сказала, чуть помедлив, Мазан Гилани. — Сержант Смола. Ходят слухи, что у тебя природный талант. Скажи скорее, есть в слухах правда или нет. Это единственное, что меня сюда привело — ну, что ты талант. Если не так, встреча окончена.
— Послушайте ее! — взвилась Целуй-Сюда. — Императрица приказывает!
Мазан моргнула. — Еще здесь? Думала, ты пошла цветочки собирать.
Целуй-Сюда потянулась за ножом, но Смола выбросила руку, ухватив сестру пониже локтя. Целуй-Сюда с шипением подчинилась, не сводя с Мазан горящих глаз. — О, для тебя во всем одна забава, да?
— Целуй-Сюда твое имя? Скажу один раз. Не знаю, какой горностай тебе задницу кусает, сердитая моя. Лично я тебе никогда дорогу не перебегала. Остается предположить, что ты просто вздорная чудачка. Что случилось — уступила любовничка гибкой как тростинка северянке? Ну, это не я была. Почему бы не опустить перышки? Может, это поможет? — Она вытащила дальхонезский бурдюк. — Увы, в нем не вино дикой лозы нашей родины…
— И не рисовая моча из Летера, надеюсь?
— Нет. Из Синей Розы. Торговец клялся, это давний напиток Тисте Анди. — Женщина пожала плечами, протянула бурдюк. — Вполне сносно.
Целуй-Сюда приняла мех. Она умела распознавать намеки и поняла: Мазан предлагает ей способ избежать унижения, и глупо было бы отказываться от этого пути. Вытянув смоляную пробку, она сделала глоток. Проглотила — и задохнулась. — Хорошо пойдет, — прохрипела она внезапно севшим голосом.
Смола наконец заговорила: — Втянули коготки? Отлично. Мазан, ты хотела узнать, есть ли у меня талант. Хм, я не похожа на дальхонезских ведьм. Но, полагаю, кое-что мне дано.
— Ладно. И что тебе сказало «кое-что»?
Смола колебалась. Она протянула руку за бурдюком. Сделала два глубоких глотка. — Да, ты северянка, мы нет — но всё равно мы из Даль Хона. Понимаем друг дружку. Не нужно говорить: если я обещаю, что дам тебе кое-что, то ожидаю ответного подарка.
Мазан Гилани захохотала, но без всякой едкости. Ну, почти. — Как надо сказала.
— Ты дольше нас в солдатах, — вскинулась Смола, — и я просто напоминаю старые пути, которые ты могла забыть или просто отвыкла.
— Давай же.
— Я могу ощущать события, которые вот-вот случатся или могут случиться, если мы не позаботимся об обратном.
— Ты провидица.
Смола потрясла головой: — Не так просто.
— И что может с нами случиться, сержант?
— Нас вот-вот бросят.
Целуй-Сюда, как и Мазан, поглядела на сестру с тревогой. — Как это? Сестра, что это значит? Бросят? Кто? Ты о нас или обо всех Охотниках?
— Да, — отвечала Смола. — Нас, Охотников за Костями, включая Адъюнкта.
Мазан Гилани нахмурилась: — Ты про хундрилов Горячих Слез? Про Напасть? Или летерийский эскорт?
— Не знаю. Может, про всех.
— Значит, куда бы мы ни шли, — медленно проговорила Мазан, — сражаться будем в одиночку. Никто не будет беречь спины, никто не встанет с боков. Так?
— Думаю, да.
Мазан потерла шею. Целуй-Сюда протянула ей мех с вином, но она покачала головой: — Трудно понять, Смола, в какое дерьмо мы вляпаемся, ведь никто толком не знает, с кем мы будем воевать. Что, если это будут дикари со свиными рылами? Спрячутся за частоколом, будут кидать камни. Вряд ли нам нужна будет помощь?
— Ты знаешь, что впереди нас не пустяки ожидают, — сказала Смола.
Глаза Мазан постепенно сужались. — Вот чего ты хочешь? Думаешь, я прикладываюсь ухом к стенке шатра Адъюнкта?
— Ты явно знаешь больше нас.
— Даже если так, какая вам разница?
Целуй-Сюда затаила дыхание, видя, что сестра крепко сжимает кулаки. — Мне нужна причина, Мазан Гилани. Нужно знать, что наше дело стоящее.
— Думаешь, мои крохи знаний подарят тебе уверенность? Ты что, совсем отчаялась…
— Да! Точно!
— Почему?
Смола замолчала, сжав челюсти.
Мазан Гилани глянула на Целуй-Сюда, словно спрашивая: что за проблема? Почему так трудно рот раскрыть?
Но у Целуй-Сюда не было ответов. Ну, удовлетворительных ответов. — Сестра, — сказала она, — человек очень преданный. Но преданность она ценит превыше всего. Я о том, что она отдаст…
— Но тот, — прервала ее Мазан, — или то, чему она отдаст свою преданность, должны быть по-настоящему важными. Правильно. Похоже, я начала понимать. Вот только, Целуй-Сюда, посмотрела бы ты на собственные чувства.
— Как это?
— А так. Ты говоришь с изрядной горечью. Как будто преданность — проклятие, которого никому не пожелаешь. Готова поспорить: сестра затащила тебя сюда, чтобы в чем-то убедить. Смола, я правильно догадалась?
— Это наше личное дело.
Целуй-Сюда сверкнула глазами на сестру.
— Ладно, — сказала Мазан Гилани. — Выдам то немногое, что знаю. То, что сложили по кусочкам Эброн и Бутыл, Мертвяк и Наоборот. Может, поможет, а может, и нет. Тебе решать. Вот что мы думаем. — Она помедлила, потянулась к меху.
Целуй-Сюда отдала вино.
Мазан выпила и присела, принимая позу сказительницы, отлично им знакомую. Сестры сели перед ней.
— Он об этом не просил. Но он давно устраивает неприятности. Быстрый Бен встречался с ним лицом к лицу. Как и некий кузнец-оружейник из мекросов, как нам удалось узнать. Вифал. Он — яд, он это знает, но ничего не может сделать, ведь он не отсюда. Его части разбросаны по миру, но самая большая находится в месте под названием Колансе. И ей… пользуются.
— Мы идем убивать Увечного Бога.
Целуй-Сюда метнула на сестру дикий взгляд: — Но кто захочет нам помешать?
Смола покачала головой. Лицо ее исказилось смущением.
Мазан следила за ними. Голос ее был холодным: — Ты поскакала по неверному пути, Смола. Словно одноглазая мангуста. — Она выпила еще, смяла бурдюк, скривилась. — Надо было взять два. Мы не думаем, что идем его убивать. На деле мы идем к цепям Увечного. Ну, то есть Адъюнкт. Она идет. — Подняв голову, она внимательно поглядела на Смолу, потом на Целуй-Сюда: — Мы идем освобождать ублюдка.
Целуй-Сюда хрипло засмеялась. — Не удивляюсь, что все нас бросают! И я первая в очереди!
— Тихо, — сказала Смола, закрывшая лицо руками. Она дрожала… нет, ее прямо трясло. Целуй-Сюда видела слезинки, просочившиеся между пальцев сестры.
Мазан Гилани молчала с серьезным видом.
Целуй-Сюда обрушилась на сестру: — Нет! Нельзя! Невозможно! Что, если они ошибаются? Должно быть так — пусть Адъюнкт и не похожа на дуру. Все боги и властители мира выступят против нас, уж не говорю про идиотов в Колансе! Она разум потеряла! Наша командующая безумна, и нет такого закона, чтобы нам за ней идти!
Смола глубоко вдохнула, опустила ладони. Лицо ее стало твердым, как будто под ониксовой кожей теперь был несокрушимый камень, а не мягкие ткани. Глаза уже не были мутными. — Сойдет, — сказала она. — Думаю, — добавила она, — всё иное не сошло бы.
— Что…
— Это справедливо. Правильно.
— Все ополчатся на нас, — протестовала Целуй-Сюда. — Ты сама сказала…
— Если мы ничего не сделаем, так и выйдет. Они накинутся на нас. И лишат нас последних шансов на успех. Нужно заставить их передумать.
— Как? — спросила Мазан Гилани.
— Я вам скажу, — заверила Смола. — Всё начнется с тебя, Целуй-Сюда.
— Я не говорила, что хочу помогать…
— Ты дезертируешь?
— Что… а?
— Так всё начнется. Единственный путь. Ты сама этого хотела, не пытайся возражать. Ты дезертируешь из Охотников, прямо сегодня ночью, на самом быстром коне, которого найдет Мазан.
Но Мазан Гилани протестующе подняла руку: — Погоди. Я должна обсудить с…
— Разумеется, — бросила Смола. Только ничего не изменится. А теперь дослушай. Мне нужно от тебя то же самое…
— Дезертировать? Мне?
Смола кивнула: — Но поскачешь ты в противоположном направлении, Мазан Гилани. При удаче обе вернетесь.
— Чтобы быть повешенными? Нет, спасибо, сестричка…
— Нет. Адъюнкт — холодное железо, самое холодное, какое только бывает. Она всё поймет быстрее молнии, она всё поймет.
— Тогда почему просто не сказать ей? — спросила Мазан. — Мол, мы тут поняли, в чем проблема, и только вы можете ее решить.
Смола улыбнулась. Ее улыбка была бы очень к лицу самой Таворе. — Я так и сделаю… едва вы скроетесь.
— И всё же она может послать погоню.
— Не пошлет. Она же быстрая.
— Тогда зачем ждать?
Смола потерла лицо, стирая последние слезы. — Вы не поняли. Она заперта в камере, в тюрьме собственного изготовления. Она там ничего не слышит, ничего не видит. Она там совершенно одинока. Сжимает меч так, что костяшки побелели. Это ее бремя и она ни на кого его не переложит, даже на кулаков и Верховного Мага — хотя он и сам, должно быть, всё понял. Она встала между нами и правдой, и такая позиция ее убивает.
— Значит, — сказала Мазан, — ты покажешь ей, что она не одинока, что не все мы дураки, что мы, наверное, уже готовы к правде. Мы не просто догадались, мы примкнули к ней. Готовы помогать, хочет она того или нет.
— Точно.
Мазан Гилани вздохнула и ухмыльнулась Целуй-Сюда: — Ты никого не удивишь. Вот я — это другая история.
— Адъюнкт бросит кое-какие намеки, чтобы не поганить твою репутацию, — сказала Смола. — Иначе ты станешь примером для тысяч колеблющихся солдат. Целуй-Сюда… ну, сестра, тебе никто не удивится. Так?
— Спасибо. Пока люди будут понимать, что я не трусиха…