все глубже. Смертные слепы к спирали. Все конечно. Энергии теряют хватку, воля выдыхается.
Я видел. Я знаю, что будет.
Эрастрас ищет возрождения, но это же невозможно. Каждое поколение богов слабее предыдущего — о, они шагают, наполненные силой, но блеск юности так быстро исчезает! Смертные поклонники с их короткими, крошечными жизнями скользят к циническому равнодушию, а те, что сохранили веру, загоняются в углы, скалят зубы в рвении, в слепом фанатизме — для них слепота стала добродетелью, они, будто бы, умеют останавливать время, а потом и тащить назад. Безумие. Глупость.
Никто не может вернуться. Эрастрас, твои поиски лишь приблизят конечное падение. И доброго пути. Но веди нас, старый друг. К месту, где я свершу должное. Где покончу… со всем».
Странник остановился, повернулся, поджидая их. Взор одинокого глаза скользил по лицам. — Мы близко, сказал он. — Мы повисли прямо над нужным порталом.
— Она скована внизу? — спросила Килмандарос.
— Да.
Сечул Лат потер шею, огляделся. Далекий ряд каменных клыков являет неестественную регулярность. Видны «пни», места, где целые горы были вырваны с корнем, отняты от надежной земли. «Они строили ИХ здесь. Покончив с этим миром. Пожрав все живое. Что за смелая… уверенность». Он глянул на Эрастраса. — Тут должны быть защитные чары.
— Чары Демелайна, — отозвался Эрастрас.
Килмандарос зарычала.
«Говори же, Эрастрас, о драконах. Она готова. Она всегда готова».
— Нужно подготовиться, — продолжал Эратсрас. — Килмандарос, яви терпение. Какая нам польза, если ты сломаешь чары и попросту ее убьешь.
— Знай мы, зачем ее сковали в первый раз, — сказал Сечул, — могли бы поторговаться.
Эрастрас небрежно двинул плечами: — Неужели не очевидно, Костяшки? Она была неконтролируема. Она была ядом в их среде.
«Была балансом, противовесом всем остальным. Хаос великий, мудро ли мы…» — Может, есть иной путь.
Эрастрас осклабился. — Давайте послушаем, — скрестил он руки на груди.
— Нужно вовлечь К’рула. Он должен был играть роль в том сковывании — ведь ему есть что терять больше остальных. Она была ядом, ты верно сказал; но если она отравляла сородичей, это случайность. Истинный яд разливался по жилам К’рула, в его садки. Ему и нужно было сковать ее. Нейтрализовать. — Он помедлил, склонил голову набок. — Не забавно ли, что ее место занял Увечный Бог? Что ныне он отравляет К’рула?
— Болезни не связаны, — бросил Эрастрас. — Ты говорил об ином пути. Все еще жду, Костяшки.
— Ну, не знаю. Однако мы можем сейчас совершить роковую ошибку.
Эрастрас пренебрежительно махнул рукой. — Если она не захочет помогать, Килмандарос сделает то, что умеет лучше всего. До сих пор считаешь меня глупцом? Я все продумал, Сечул. Троих достаточно, здесь и сейчас, чтобы свершить необходимое. Мы предложим ей свободу — неужели ты веришь, что она откажется?
— Почему ты так уверен, что она рада будет выполнить соглашения?
Эрастрас улыбнулся: — Тут не тревожься. Доверься мне, Костяшки. Ну, я слишком долго терплю. Продолжим? Да, думаю, продолжим.
Он сделал шаг назад. Килмандарос тяжело двинулась вперед.
— Здесь? — спросила она.
— Да, как раз.
Кулаки молотами ударили по земле. Гулкое эхо пронеслось по равнине, у Сечула задрожали все кости. Кулаки продолжали неустанно опускаться, молотя почву с божественной силой; пыль постепенно застилала горизонты. Камень под слежавшейся золой не был осадочной породой, скорее напоминал пемзу. Нестареющая пена, затвердевшая с памятью о миге разрушения. Но она ничего не ведает о вечности.
Сечул Лат присел на корточки. Может потребоваться время. «Сестра, слышишь? Мы стучимся в дверь…»
— Что? — спросил Ливень. — Что ты сейчас сказала?
Растрепанная карга клацнула плечами: — Устала от иллюзий.
Он снова огляделся. Следы фургона исчезли. Пропали.
Даже колей за спиной больше не было. — Но я шел… видел…
— Хватит глупить, — бросила Олар Этиль. — Я влезла в твой ум, заставила видеть вещи, которых нет. Ты шел не туда, куда нужно. Что нам до повозки проклятых трайгаллов? Наверное, они уже мертвы. — Она махнула рукой, указывая вперед: — Я увела тебя со следа, вот и всё. Потому что искомое уже перед нами.
— Если бы смог тебя убить, убил бы, — отозвался овл.
— Глуп как настоящий юнец, — ответила она, фыркнув. — Единственное, чему способны научиться молодые — сожалениям. Вот почему столь многие умирают, к вечному сожалению родителей. Теперь ты закончил актерствовать, можно идти?
— Я не ребенок.
— Все дети так говорят, рано или поздно. — Она пустилась в путь, и лошадь Ливня отстранилась от старухи.
Он успокоил животное, сверкая глазами в чешуйчатую спину Олар Этили.
«Искомое уже перед нами». Он поднял глаза. Еще одна из проклятых башен-драконов одиноко поднималась посреди равнины. Гадающая шла к ней с таким видом, будто может повалить одним пинком. «Нет никого неугомоннее мертвой женщины. Хотя я повидал немало живых. Но чему тут удивляться?»
Одинокая башня все еще на расстоянии лиги. Ему не хотелось ее посещать — как по причине необъяснимого интереса Олар именно к этому сооружению, так и по причине величины. Город из камня, построен ввысь, а не вширь. Ради какого прока?
«Ну, ради обороны. Хотя мы видим, это не сработало. Что если нижняя секция загорится? Все сверху окажутся в безвыходной ловушке. Нет, это строения идиотов и мне они вовсе не интересны. Что плохого в хижине? Навес из шкур — можно забрать и унести куда хочешь. Ничего не оставив позади. Не привяжись к земле — так говорили старейшины.
Но почему они так говорили? Потому что так легче бежать. Пока не кончились безопасные места. Если бы мы строили города, как летерийцы, им пришлось бы уважать нас и наши притязания на территорию. У нас было бы право. А со всякими хижинами, с „непривязанностью к земле“ они не воспринимали нас серьезно, отчего убийство становилось простым делом».
Понудив лошадь двигаться, он прищурился к разоренной башне. «Может, города не только для жизни строятся. Может, они означают право где-то жить. Право забирать у окрестной земли все нужное для жизни. Словно гигантский клещ — голова глубоко вонзена, сосет столько крови, сколько может. Пока кто-то иной не оторвет его, не сметет с кожи. Не заявит свое право высасывать округу».
Лучший способ убить клеща — разрезать надвое ногтем. Он вспомнил, как собака пыталась съесть клеща. Потом выплюнула. Клещи дурно пахнут — дурно даже для собак, которых он считал всеядными. «Города, наверное, воняют еще хуже.
Послушали бы меня. Теряю рассудок. Чертова ведьма, ты еще здесь? В моем черепе? Заставляешь мысли кружить и кружить у бесполезных идей?»
Он подъехал к ней. — Оставь меня в покое.
— Ты мне никогда не был особо интересен.
— Забавно. Я давно так про тебя думаю, но ты не исчезаешь.
Она остановилась, развернулась. — Здесь сойдет. Воин, у нас скоро будет компания.
Он начал вертеться в седле, обозревая безоблачное небо: — Те, о ком говорил Сильхас Руин? Никого не вижу…
— Они идут.
— Сражаться?
— Нет. Некогда они были глупыми, но лично я надеюсь: смерть преподала им урок. — Она помолчала. — Или нет.
Его внимание привлекло шевеление в щетинистой траве. Ящерица… нет… — Ведьма, это что?!
Две скелетообразных твари — птицы? — выскочили, склонив головы и мотая длинными хвостами. Стояли они на задних лапах, едва возвышаясь над травой. Кости удерживались на месте веревочками из кожи и кишок.
Голос первой раздался прямо в голове: — О Великая, мы презренны. Мы пресмыкаемся и готовы служить…
Вторая перебила: — Она верит? Ну, старайся!
— Тихо, Телораст! Как я могу сосредоточиться на лжи, если ты без конца вякаешь? Ну-ка, молчок! Ох, ладно, поздно уже — погляди на них. Они слышали. Особенно тебя.
Тварь по имени Телораст поползла к Олар почти на четвереньках. — Служение! Как сказала сестра. Не настоящая ложь. Просто… э… временная правда! Приверженность удобству, пока оно удобно. Что может быть честнее?
Олар Этиль хмыкнула. — У меня нет союзников среди Элайнтов.
— Неправда! — завопила Телораст.
— Тихо, — зашипела вторая. — Это называется торговлей. Она говорит, мы бесполезны. Мы говорим, нам никакой помощи не надо. Она говорит… ну, что-то еще. Подождем, пока она скажет, а потом ответим. Постепенно родится сделка. Видишь? Все просто.
— Не могу думать! — пожаловалась Телораст. — Слишком напугана! Кодл, бери на себя, пока у меня кости не рассыпались!
Кодл качала головой, как будто пытаясь найти укрытие.
— Вам меня не обдурить, — сказала Олар Этиль. — Вы почти взяли себе Трон Тени. Убили дюжину себе подобных. Кто вас остановил? Аномандер Рейк? Ходящий-По-Краю? Килмандарос?
При звуках каждого имени скелетики ежились.
— Чего же вам надо? — спросила гадающая.
— Силы, — ответила Телораст.
— Богатства, — ответила Кодл.
— Выживания, — сказала Телораст.
Кодл закивала: — Ужасные времена. Что-то должно умереть.
— Много чего. Но в твоей тени безопаснее, о Великая.
— Да! — крикнула Кодл. — Безопаснее!
— А мы будем охранять твою спину.
— Да! Обязательно!
— Пока, — прервала их Олар Этиль, — вы не сочтете, что выгоднее предать. Видите дилемму? Вы храните мою спину от других, но кто сохранит меня от вас?
— Кодл нельзя доверять, — сказала Телораст. — Я охраню тебя от нее. Клянусь!
— А я от сестры! — Кодл повернулась и залязгала на Телораст крошечными челюстями. Клак-клак-клак!
Телораст зашипела в ответ.
Олар Этиль поглядела на Ливня. — Элайнты, — сказала она.
— Элайнты? Драконы? Я думал, они побольше!
— Солтейкены, — ответила Олар и поглядела на тварей внимательнее. — Или, думаю я, Д’айверс. Рожден как Тисте Анди. Одна женщина, две драконицы.
— Нонсенс!
— Безумие!
— Смехотворно!
— Невозможно!
— Невозможно? — согласилась Олар, — Почти для всех, даже для Тисте Анди. Но вы нашли способ, так? Как? Кровь Элайнтов сопротивляется лихорадке Д’айверсов. Нужен был ритуал. Но какого рода? Не Галайн и не Эмурланн. Ну, вызвали вы мое любопытство. Ответ — вот какую сделку я предлагаю. Скажите свою тайну и получите защиту. Предайте, и я уничтожу обеих.