— Лостара подозревает…
— Иногда Адъюнкт должна оставаться одна.
Верховный Маг поколебался, потом кивнул. — Уже что-нибудь нашел?
— Нет. Она не имеет привычки думать вслух, это стало ясным. Она не молится. Я ни разу не слышал, чтобы она разговаривала с невидимками.
— А может, тебя ослепляют?
— Такое возможно, но заметил бы провал в сознании. Надеюсь. Зависит от того, насколько хороши будут чары.
— Если это чары, рассчитанные как раз на твои добавочные глаза?
— Все бывает. Вы правы — возможно, что нечто особенное, может быть, основанное на Мокра, пролезает в крошечные мозги крыс и рисует прелестную картинку «ничего тут нет». Если так, я не знаю, что можно сделать. Учитывая действие отатарала, источник такого волшебства должен быть ужасающе высоким — я имею в виду, это какой-то треклятый бог.
— Или Старший.
— Эти воды слишком глубоки для смертного вроде меня, Быстрый Бен. Мое подглядывание работает лишь потому, что оно пассивно. Строго говоря, езда на чужой душе — это не магия в обычном понимании.
— Тогда поищи что-нибудь в Пустошах, Бутыл. Увидь то, что сможешь. Я туда близко подойти не могу; думаю, и Адъюнкт не может. Найди волка или койота — они любят слоняться вокруг армий и тому подобного. Кто там таится?
— Попробую. Но если это так рискованно, вы можете меня потерять. Я сам могу себя потерять, а это гораздо хуже.
Быстрый Бен улыбнулся своей мимолетной улыбочкой, сунул руку в кучу кукол. — Вот почему я привязал особую ниточку к этой вот кукле.
Бутыл прошипел: — Гнусное ты дерьмо.
— Хватит жаловаться. Я вытяну тебя, если попадешь в беду. Обещаю.
— Я подумаю, — сказал Бутыл, вставая.
Верховный Маг удивленно вскинул голову. — О чем подумаешь?
— Быстрый Бен, если в Пустошах так опасно… вам не приходит в голову, что, когда меня захватят, за ниточку может потянуть кое-кто еще? Когда вы начнете по-настоящему играться с куколками и пускать слюни, Адъюнкт и вся ее армия будут обречены.
— Я себя сохранить сумею, — буркнул Бен.
— И как вы это узнали? Вы даже не понимаете, что там творится. Чего бы мне залезать в гущу соревнований по перетягиванию каната? Меня на куски разорвет.
— Ну, это ведь не первое твое рискованное дело, — лукаво подмигнул Быстрый Бен. — Ожидаю, что ты успел составить парочку подходящих планов.
— Я сказал, что подумаю.
— Но особо не медли, Бутыл.
— Два полных ящика тех копченых сосисок. Приказ Кулака Кенеба.
— Слушаюсь, старший сержант.
— Помни, что их надо хорошенько связать, — бросил Прыщ юноше с пятнистым лицом и с удовольствием увидел, как тот энергично кивает. Интендантская служба притягивает солдат, не сумевших найти себя на поле учебных боев. Освоившись, они делятся на две весьма различные категории. Одни, словно щенки, вскакивают по малейшему движению пальца офицера; другие строят неприступные крепости из предписаний, нагромождая припасы внутри — выдать хоть одну единицу для них все равно что пролить кровь или еще хуже. Прыщ в совершенстве научился ломать последних, хотя иногда, вот как сейчас, ему приятнее были щенки.
Он незаметно огляделся, хотя вокруг бушевал необузданный хаос и никто не следил за ним. Щенок был рад получить ошейник; теперь в любой нужный момент Прыщ может повернуть его голову куда угодно. Он умеет использовать разные поводки. — Я лично забираю ящики для Кулака Кенеба. Еще соберите снаряжение для пятидесяти рекрутов, и побыстрее — приказ капитана Добряка.
Ссылаться на Кенеба было безопасно — в этот миг никто, кроме личных адъютантов, не может к нему подойти. Что же касается Добряка… ну, одно его имя заставляет белеть даже самого красномордого солдата.
То, что Прыщ умудрился как-то потерять своих рекрутов — нелепо, но совсем не важно. Они исчезли из взводов морской пехоты, и никто не знает почему. Если его уличат, Прыщ сможет указать пальцем на взводных сержантов. «Никогда не становитесь блокпостом на опасной дороге. Нет, становитесь склизким от грязи мостом. Я мог бы написать руководство для младших офицеров — „Как сохранять здоровье, лениться и получать незаслуженные блага“. Но сделай я это, придется выйти из боя, отказаться от соперничества. Скажем, уйти в отставку, но не куда попало. Как насчет неиспользуемого дворца? Это было бы коронным моим трюком — захватить дворец в личное пользование. „Приказ королевы Фрупалавы, сэр. Если есть сомнения, можете свободно их обсудить с одноглазым палачом“».
А пока ему довольно изысканных летерийских копченых сосисок, трех кувшинов отличного вина, фляжки тростникового сиропа (все для кулака Кенеба, хотя он ничего так и не попробует) — а также дополнительных одеял, дополнительных пайков, обычных пехотных и высоких кавалерийских сапог, значков и обручей капралов, сержантов и лейтенантов. Всё это предназначено его пятидесяти или шестидесяти пропавшим новобранцам — хотя достанется тем солдатам, что потеряют снаряжение на марше, но предпочтут официально не заявлять.
Он уже получил в распоряжение три фургона с отличной командой. Сейчас их охраняют солдаты взвода Чопора. Он подумывал привлечь солдат тех трех взводов в партнеры по операциям на черном рынке, но это же всегда успеется. Зависть уменьшается тем сильнее, чем большую долю ты получаешь; а когда на кону стоит многое, солдаты станут тебя усердно защищать, и не только от врага.
Мало-помалу дела его идут на лад.
— Эй, там! Что в коробке?
— Гребни, сэр…
— А, для капитана Добряка.
— Да, сэр. Личный заказ, сэр.
— Отлично. Я сам их отнесу.
— Ну, э…
— Я не только его непосредственный подчиненный, солдат, но и личный цирюльник.
— А, ладно. Вот она, сэр — только поставьте знак. Да, на той восковой пластине.
Прыщ с улыбкой извлек отличную копию печати Добряка и сильно придавил к восковому кругляшу. — Смышленый ты парень, делаешь все точно. То, что нужно армии.
— Так точно, сэр!
Радость Ежа, узнавшего, что алхимик уже собрал по его приказу новых рекрутов, быстро угасла, едва он бросил взгляд на сорок горе-солдат, усевшихся в пятнадцати шагах от выгребной траншеи. Когда он подходил — подумал, что они ему машут. Оказалось, просто отмахиваются от мух. — Баведикт! — позвал он алхимика. — Поднять их на ноги!
Алхимик взялся за длинную косу и привычным движением замотал ее вокруг головы (густая мазь не давала косе упасть), вскочил с необычного складного табурета, на котором сидел в тени палатки. — Капитан Еж, последняя смесь готова. Специальные плащи доставлены моим братом ползвона назад. У меня есть все, чтобы начать покраску.
— Великолепно. Это все? — сказал Еж, кивнув на рекрутов.
Губы Баведикта искривила гримаса. — Да, сэр.
— И давно они сидят у вонючей ямы?
— Давно. Пока не готовы думать самостоятельно — но чего еще ожидать от летерийцев? Солдаты делают что приказано и больше ничего.
Еж вздохнул.
— Есть двое сержантов. — Баведикт указал. — Те, что сидят спинами к нам.
— Имена?
— Восход — тот, что с усами. И Соплюк.
— Ого, — сказал Еж. — И кто их так назвал?
— Какой-то старший сержант Прыщ.
— Полагаю, когда вы их забирали, его поблизости не оказалось.
— Он придал их разным взводам, но там были вовсе не рады. Забрать их оказалось не трудно.
— Хорошо. — Еж оглянулся на повозку Баведикта — громадную, прочную на вид карету из лакированного дерева и бронзы; сощурил глаза, видя четырех черных лошадей в упряжи. — Вы неплохо живете, Баведикт. Приходится удивляться, что вы здесь делаете.
— Я уже говорил, что слишком близко видел действие одной из ваших долбашек. На чертова дракона, не меньше. Моя лавка стала грудой углей. — Он помедлил, подняв одну ногу и уперев ступню в колено. — Но в основном из-за профессионального любопытства, капитан. Это и дар и проклятие. Так что вы рассказываете все, что знаете, о характеристиках морантской алхимии, а я буду изобретать новые припасы для ваших саперов.
— Моих саперов. Да. Теперь пора пойти и…
— Сами к вам идут, капитан.
Еж обернулся и чуть не отскочил. Две огромные потные бабы устремили на него взоры и подходили все ближе.
Подойдя, они отдали честь. Блондинистая сказала: Капрал Шпигачка, сэр. А это капрал Ромовая Баба. У нас вопрос, сэр.
— Давайте.
— Мы хотим передвинуться с места, на которое нас определили. Слишком много мух, сэр.
— Армия никогда не двигается и не ночует одна, — сказал Еж. — С нами идут крысы, мыши, плащовки и вороны, чайки и ризаны. И еще мухи.
— Это верно, сэр, — сказала черноволосая Ромовая Баба, — но даже вон там их меньше. Десять шагов от выгребной траншеи, сэр, вот все чего мы просим.
— Вот вам первый урок. Если есть выбор между удобством и неудобством, выбирайте удобство — и не ждите приказа, чтоб вас. Раздражение отвлекает и утомляет. Утомление сделает вас мертвыми. Если жара, ищите тень. Если мороз — скучивайтесь, когда не на постах стоите. А теперь у меня вопрос к вам. Почему вы меня просите, а не сержанты?
— Они сами хотели идти, — сказала Ромовая Баба — но потом я и Шпига, мы сказали, что вы мужчина, а мы шлюхи — или бывшие шлюхи — и наверное, вы будете снисходительнее к нам, чем к ним. Надеемся, вы не предпочитаете мальчиков, сэр?
— Хорошая надежда и ловкий ход. Ну, идите назад. Пусть все встают и передвигаются.
— Да, сэр.
Он отдал честь в ответ на их козыряние. Баведикт встал рядом. — Возможно, для всех них есть еще надежда.
— Их нужно подбадривать, вот и всё. А теперь найдите восковую табличку или еще что — мне нужен список. Память стала слабой, особенно когда я умер и вернулся.
Алхимик заморгал, но быстро опомнился. — Спешу, капитан.
«Отличное начало», заключил Еж. «По любому».
Лостара вогнала нож в ножны, прошлась, изучая собрание трофеев, украшавшее стену приемной. — Кулак Кенеб не в лучшей форме, — сказала она. Стоявшая сзади, в центре комнаты, Адъюнкт ничего не ответила. — Пропажа Гриба сильно его ранила. Одна мысль, что мальчишку мог проглотить Азат, заставит кости в творог превращаться. Кулак Блистиг решил, что Гриба можно причислить к мертвым, и Кенебу это совсем не помогает.