Риггис встал рядом с онемевшим Бекелом, уставился на кошмарную сцену. Еще миг — и он содрогнулся всем мощным телом, сплюнул: — И это наш враг, Вождь Войны? Ба! Землетрясение! Мы будем воевать со скалами и черноземом, да? Рубить холмы? Исторгать кровь из рек? Ты привел нас сюда — на что надеясь? Что мы попросим увести народ подальше от сердитой земли? — Он выхватил саблю. — Хватит тратить время. Встать ко мне лицом, Онос Т’оолан — я оспариваю твое право вести Белолицых Баргастов!
Тоол вздохнул: — Пользуйся глазами, Риггис. Когда это землетрясение не оставляло трещин? Срезало вершины холмов, не касаясь оснований? Проводило три — или больше — борозд по дну долины? Эти борозды сходятся к лагерю Змееловов. — Он указал на северную сторону долины: — Когда это землетрясение заставляло Баргастов бежать и убивало их сотнями? Видишь ее, Риггис — эту дорогу из костей?
— Акрюнские налетчики воспользовались бедственным положением выживших. Ответишь на мой вызов, трус?
Тоол внимательно посмотрел на здоровенного воина. Еще нет тридцати. Пояс увешан трофеями. Он поглядел на остальных и сказал, возвышая голос: — Кто из вас оспорит Риггиса в праве быть Вождем Войны Белолицых?
— Он еще не Вождь, — зарычал Бекел.
Тоол кивнул: — Если я убью сейчас Риггиса, ты вынешь меч и бросишь мне вызов, Бекел? — Он оглядел остальных. — Многие ли из вас желают того же? Мы будем орошать землю кровью Баргастов, стоя на могиле Змееловов? Так вы решили почтить погибших Белолицых?
— Они не пойдут за тобой, — сверкнул глазами Риггис. — Пока ты не ответишь передо мной.
— А если я отвечу, Риггис — пойдут ли они за мной?
Смех воина — сенана был презрительным. — Я еще не могу говорить за всех …
— Но сказал.
— Не кидай бесполезные слова, Онос Т’оолан. — Воин пошире расставил ноги, приготовил тяжелый клинок. Зубы сверкнули в заплетенной косичками бороде.
— Будь Вождем Войны ты, Риггис, — продолжил Тоол (руки его спокойно висели по бокам), — убил бы ты лучшего воина всего лишь ради доказательства права на власть?
— Того, кто дерзнет бросить вызов — да!
— Тогда ты будешь править ради жажды власти, не ради блага народа.
— Мои лучшие воины, — ответил Риггис, — не нашли бы повода бросить мне вызов.
— Нашли бы, едва решились бы тебе возразить. Это тревожило бы тебя беспрестанно. Каждый раз, принимая решение, ты взвешивал бы риск — и вскоре окружил бы себя когортой лизоблюдов, приобретя подарками их верность, и уселся пауком в центре паутины, дергаясь при каждом дрожании шелка. Как смог бы ты доверять друзьям, зная, что купил их? Скоро ли ты стал бы колебаться от каждого мимолетного каприза своих людей? Внезапно столь желанная власть начинает казаться тюрьмой. Ты желаешь ублажить всех и оставляешь всех недовольными. Ты украдкой смотришь в глаза приближенных, гадая, стоит ли им верить, подозревая, что улыбки — только хитрые маски, думая, о чем они говорят за твоей спиной…
— Хватит! — проревел Риггис и бросился в атаку.
Кремневый меч словно по волшебству оказался в руках Тоола. Размытый промельк…
Риггис пошатнулся, упал на колено. Переломленная сабля тяжело упала наземь в четырех шагах от воина; кисть воина все еще сжимала рукоять. Он моргал, смотря себе на грудь, словно стараясь разглядеть нечто — а кровь все медленнее текла из обрубка руки. Уцелевшей рукой он зажимал длинный разрез в вареной коже нагрудника, из которого тоже обильно лилась кровь. Разрез приходился прямо над сердцем.
Он недоуменно поглядел на Тоола. Сел на корточки — и тут же упал, более не шевелясь.
Тоол обратился к Бекелу: — Желаешь стать Вождем Войны? Если так — принимай. Я складываю власть над Белыми Лицами. Отдаю тебе, — он поглядел на других воинов, — или любому из вас. Я стану трусом, которым вы желали меня видеть. За грядущее будет отвечать кто-то другой. Кто угодно, но не я. Больше не я. Это мои последние слова как Вождя. Я говорю вам: собирайте Белолицых Баргастов, собирайте кланы, идите к Летерийской империи. Ищите убежища. Смертельно опасный враг вернулся на равнины, древний враг. Вы вступили в войну, которую нельзя выиграть. Бросайте эту землю, спасайте народ. Или оставайтесь — и тогда Белые Лица погибнут. — Он провел мечом по траве и вставил в ножны под левым плечом. — Достойный воин умер. Сенан понес тяжелую утрату. Ошибка — моя. Теперь, Бекел, можешь подраться с другими за приз, и павшие не лягут грузом на мою совесть.
— Я не брошу тебе вызова, Онос Т’оолан, — облизнул сухие губы Бекел.
Тоол вздрогнул.
Наступившую тишину не спешил нарушить ни один из воинов.
«Проклятие тебе, Бекел. Я почти… освободился».
Бекел сказал: — Вождь Войны, я советую осмотреть тот конец долины, чтобы понять, какое оружие их сразило.
— Я уведу Баргастов с равнин.
— Кланы разделятся, Вождь.
— Они уже разделились.
— С тобой будет лишь Сенан.
— Будет ли?
Бекел пожал плечами: — Нет смысла в том, чтобы ты убил тысячу воинов Сенана. Нет смысла бросать тебе вызов — никогда не видел я меча, умеющего петь так быстро. Мы будем злиться на тебя, но мы пойдем следом.
— Даже если я вождь, не ищущий любимчиков, Бекел? Я не стану покупать вашу преданность.
— Наверное, это правильно, Онос Т’оолан. Тут ты… честен. Но не надо оставлять нас в невежестве. Прошу. Ты должен рассказать все, что знаешь о враге, убивающем камнями и грязью. Мы не глупцы, слепо сражающиеся с непобедимым…
— А как насчет пророчеств? — Тоол сухо улыбнулся, видя недовольную гримасу Бекела.
— Они всегда могут быть перетолкованы, Вождь Войны. Ты расскажешь нам?
Тоол указал на долину: — Разве она не красноречива без слов?
— Купи нашу преданность правдой, Онос Т’оолан. Подари нам верную меру.
«Да, вот так и нужно вести народ. Все иное вызовет подозрение. Любая иная дорога заведет в лабиринт лжи и цинизма». Миг спустя он кивнул: — Пойдем взглянем на погибших Змееловов.
Солнце низко висело над горизонтом, когда двух разведчиков доставили к Марелу Эбу, жарившему на костре конское мясо. Лазутчики были юными и он не знал их имен; однако написанное на лицах возбуждение пробудило его внимание. Он указал пальцем на одного: — Ты. Говори да побыстрее, я еще не поел.
— Боевой отряд Сенана, — сказал разведчик.
— Где?
— Мы с другом шли по следам Змееловов, Вождь. Они встали там, в низине за лигу отсюда.
— Много ли их?
— Сотня, не больше. Но, Вождь, есть еще кое-что…
— Не тяни!
— С ними Онос Т’оолан.
Марел Эб вскочил: — Уверен? Он взял с собой всего сотню? Дурак!
Его младшие братья подбежали в тревоге. Марел Эб оскалился: — Поднимайте воинов. Поедим на ходу.
— Ты уверен в том, что делаешь, Марел? — спросил один из братьев.
— Мы ударим, — зарычал вождь. — Во тьме. Убьем всех. Но убедись, чтобы знал каждый воин: не убивать Тоола. Раньте его, но не смертельно — если кто увлечется, я лично сдеру с него шкуру и поджарю на костре. Ну, быстрее. Сегодня нам улыбнулись боги!
Вождь племени Барахн вел четыре тысячи воинов в пожирающим просторы темпе. Один из разведчиков трусил в двадцати шагах впереди, находя след, а остальные разошлись по флангам. Луна еще не взошла, да и когда взойдет, будет тусклой, окруженной привычной пеленой. Однако нефритовые мазки на юге дают достаточно света, чтобы появились легкие тени. Отличное время для засады. Ни одно из племен не узнает истины. В конце концов, без Тоола и сотни лучших воинов Сенан превратится в племя-калеку, а Барахн взойдет на вершину власти. Марел Эб будет новым Вождем Войны всех Белолицых Баргастов. Разве каждый из воинов Барахна не заинтересован скрыть истину о произошедшем? Идеальная ситуация.
Армия Марела двигалась почти в полной тишине, ведь воины тщательно обвязали клинки и доспехи. Вскоре разведчик поспешил назад, к главной колонне. Марел Эб подал знак и воины остановились.
— Низина в сотне шагов впереди, Боевой Вождь. Огни горят. Там будут дозоры…
— Не лезь с советами, — буркнул Марел. Подозвал братьев. — Сагел, веди Костоломов к северу. Кашет, ты поведешь свою тысячу к югу. Оставайтесь в сотне шагов от дозоров, пригибайтесь к земле. Создайте строй полумесяца, по шесть рядов. Мы не сможем убить всех дозорных, так что полной неожиданности не получится. Однако у нас полное превосходство в числе. Я поведу две тысячи отсюда. Услышав мой клич, братья, вставайте и атакуйте. Никто не должен уйти — пусть пятьдесят бойцов идут в тылу, ловят вырвавшихся. Возможно, они станут отходить на запад. Будьте готовы развернуться и начать погоню. — Он перевел дыхание. — Слушайте хорошенько. Сегодня мы нарушим самый святой закон Белых Лиц — но нами движет необходимость. Онос Т’оолан предал Баргастов. Он лишил нас чести. Я же клянусь воссоединить кланы, повести к славе.
На него взирали суровые лица, однако Марел мог различить блеск в глазах. Они готовы идти за ним. — Эта ночь оставит на наших душах черные пятна, братья. Но мы проведем остаток жизней, очищая себя! Ну, вперед!
Онос Т’оолан сидел у гаснущего костра. Стоянка затихла, ибо правдивые его слова проникли в сердца подобно мерцающим языкам пламени.
Течение веков может усмирить самые великие народы; иллюзии мало-помалу улетают прочь. Гордость ценна, но трезвая истина ценнее. Даже там, на Генабакисе, Баргасты выступали с тщеславным видом, будто не понимали, что культура их близится к закату, что их выдавили на бесплодные пустоши, что фермы, а затем и города поднялись на священных прежде землях, на былых пастбищах и в местах богатой охоты. Будущее показывало им оскаленную маску более страшную и угрюмую, чем можно нарисовать любой белой краской. Когда Хамбралл Тавр увел их сюда, на этот материк, он отлично понимал: там на Генабакисе, их ждет вымирание под напором прогресса. Пророчества о подобном никогда не говорят. По сути своей они — прокламации эгоизма, они полнятся гордыней и смелыми обещаниями. Однако Хамбраллу Тавру удалось ловко исказить пару пророчеств — ради блага народа.