Смертельный яд пылал в Кентавре и в Геракле?
Мой яд куда больней. Как раненая лань,
Несущая в груди свинец – охоты дань,
Бежит моя душа, ища покой желанный,
И в ней горит любовь кровавой смертной раной.
О Сена с Марной! Вас покинул Аполлон,
Тропами тайными не бродит в рощах он.
И только я один еще спешу, ведомый
Возлюбленной моей; дорогой незнакомой
Спешу за Дафною, которая меня
Бросает и влечет, под вашу сень маня.
А то иду домой, к наскучившим занятьям…
О стены грустные! Увы, не устоять им;
Я книгами себя, как валом земляным,
Огорожу, а все ж не выстоять и им:
Все сокрушит любовь, не снисходя к докуке,
И в бегство обратит искусства и науки.
Склоняю голову; вздыхаю; все нежней
О ней мои мечты; не вижу бега дней;
Задумаюсь – перо ее выводит имя;
Возьму ученый том – и снова дорогими,
Родными буквами заполнена строка:
Их ищет жадный глаз, к ним тянется рука,
Ловлю себя на том, что вижу как воочью
Любимую, что с ней готов я днем и ночью
Беседовать; мираж мне отогнать невмочь —
Он мой неволит день, мою терзает ночь.
Прощайте, тщетные науки! Где вы? Что вы?
О Музы, некогда любимые, – ни слова!
Навеки для меня вчерашний день угас:
Всё – Дафна, всё – о ней, и ничего – для вас.
Куда бы я ни шел, где б ни был я, повсюду
Я помню лишь ее – и вечно помнить буду!
Итак, скорее к ней! Ау, моя Камилла!
Где я – там и она… Мне так покойно было:
Я спал, и чуткий сон ее привел ко мне,
А сам исчез. Но я успел ее во сне
Увидеть, разглядеть: она меня на ложе
Искала и звала, мне сердце растревожа.
Нет, не впустую сны щемят наутро грудь,
Рассудок смертных им непросто обмануть.
Сон – это знак богов, желаний их и воли,
А сны возлюбленных подвластны им тем боле.
Как нынче воздух свеж! И как восход багрян!
Он создан для любви – и мне любовью дан.
Какая благодать, коль вы еще успели
Красавицу застать в неубранной постели,
В тот самый миг, когда, очнувшись ото сна,
При свете солнечном прищурится она;
Вся отдохнувшая, вся свежая – такая,
Как роза пышная среди цветенья мая.
И я хочу успеть! А если сладкий сон
Еще над ней парит, рассветом не стеснен,
Чуть слышно я скользну к постели и на смятой,
Прохладной простыне, восторгами объятый,
Всем сердцем ей послав любви моей призыв,
Приникну к ней, ее так дивно пробудив.
Она захочет мне ответить взглядом, речью,
Но поцелуями, спешащими навстречу,
К ее устам прильну и к векам и не дам
Открыться векам и посетовать устам!
Но вот и дверь ее желанная. Скорее!
Повозки, шум; толпа, нарядами пестрея,
Спешит купить, продать, снует вперед-назад.
А у меня – мое сокровище, мой клад:
Камилла! Я вчера был грустен, покидая
Любезный кров, и мне сказала дорогая:
«Я без тебя умру. Не уходи, постой!..»
Я вновь бегу, лечу. Камилла, я с тобой!
Я под твоим окном на сторожа наткнулся —
Представь, старик меня узнал и улыбнулся.
Вот добрый знак! И я, благодаря богам,
По лестнице спешу припасть к твоим ногам.
Но что я вижу?.. Дверь, моей любви защита,
Дверь потаенная, знакомая, – закрыта!
Камилла, это я! Открой, открой скорей!
О небо! Кто там, кто шушукается с ней?
Ах, это голос Лиз! О чем они судачат?
Шаги. Я весь дрожу. Что этот шепот значит?
Да открывайте же! Ну что там за возня?..
Как ты растрепана! Не смотришь на меня,
Испугана; не льнешь, ласкаясь, как бывало.
С чего бы это Лиз так быстро убежала?
Я слышал шепот ваш, проворные шаги —
Я не ослышался? О небо, помоги!
Краснеешь от стыда? Бледнеешь от тревоги?
Изменница?.. Другой возлюбленный?.. О боги!
Я должен все узнать. Я предан. Где ты, Лиз?
Скажи мне, это что: измена иль каприз?
Служанка верная неопытной хозяйке
Все хитрости любви распишет без утайки —
Как ловко провести того, кто ей немил…
Но это плутовство я мигом раскусил!
Ах, вот она идет (как пошло, подло, грязно!),
Садясь передо мной и робко, и развязно;
Колени у нее предательски дрожат;
Глаза потухшие и бегающий взгляд;
Пытается раскрыть бессильные объятья;
Невнятные слова не в силах разобрать я;
Вся взбудоражена; заколками чуть-чуть
Прическа сбитая придержана, а грудь…
О, вся она в огне, в следах запечатленных
Недавних жарких ласк и губ воспламененных!
Я все увидел. Все мне подсказала ночь.
Ни слова не сказав, предательница прочь
Бежала – и солгать боясь, и оправдаться.
А я-то, я… Зачем обманным снам вверяться?
Я так сюда летел! Я так уверен был
В ее взаимности! Я так ее любил!
Пьер Жан Беранже (1780–1857)
Бабушка
Старушка под хмельком призналась,
Качая дряхлой головой:
– Как молодежь-то увивалась
В былые дни за мной!
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
– Как, бабушка, ты позволяла?
– Э, детки! Красоте своей
В пятнадцать лет я цену знала —
И не спала ночей…
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
– Ты, бабушка, сама влюблялась?
– На что же Бог мне сердце дал?
Я скоро милого дождалась,
И он недолго ждал…
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
– Ты нежно, бабушка, любила?
– Уж как нежна была я с ним,
Но чаще время проводила —
Еще нежней – с другим…
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
– С другим, родная, не краснея?
– Из них был каждый не дурак,
Но я, я их была умнее:
Вступив в законный брак.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
– А страшно мужа было встретить?
– Уж больно был в меня влюблен;
Ведь мог бы многое заметить —
Да не заметил он.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
– А мужу вы не изменяли?
– Ну, как подчас не быть греху!
Но я и батюшке едва ли
Откроюсь на духу.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
– Вы мужа наконец лишились?
– Да, хоть не нов уже был храм,
Кумиру жертвы приносились
Еще усердней там.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
– Нам жить ли так, как вы прожили?
– Э, детки! женский наш удел!..
Уж если бабушки шалили —
Так вам и Бог велел.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
Весна и осень
Друзья, природою самою
Назначен наслажденьям срок:
Цветы и бабочки – весною,
Зимою – виноградный сок.
Снег тает, сердце пробуждая;
Короче дни – хладеет кровь…
Прощай, вино – в начале мая,
А в октябре – прощай, любовь!
Хотел бы я вино с любовью
Мешать, чтоб жизнь была полна;
Но, говорят, вредит здоровью
Избыток страсти и вина.
Советам мудрости внимая,
Я рассудил без дальних слов:
Прощай, вино – в начале мая,
А в октябре – прощай, любовь!
В весенний день моя свобода
Была Жаннетте отдана;
Я ей поддался – и полгода
Меня дурачила она!
Кокетке все припоминая,
Я в сентябре уж был готов…
Прощай, вино – в начале мая,
А в октябре – прощай, любовь!
Я осенью сказал Адели:
«Прощай, дитя, не помни зла…»
И разошлись мы; но в апреле
Она сама ко мне пришла.
Бутылку тихо опуская,
Я вспомнил смысл мудрейших слов:
Прощай, вино – в начале мая,
А в октябре – прощай, любовь!
Так я дошел бы до могилы…
Но есть волшебница: она
Крепчайший спирт лишает силы
И охмеляет без вина.
Захочет – я могу забыться;
Смешать все дни в календаре:
Весной – бесчувственно напиться
И быть влюбленным в декабре!
Тетка Грегуар
В годы юности моей
Тетка Грегуар блистала.
В кабачок веселый к ней
Забегал и я, бывало.
Круглолица и полна,
Улыбалась всем она,
А брюнет иной, понятно,
Пил и ел у ней бесплатно.
Да, бывало, каждый мог
Завернуть к ней в кабачок!
Вспоминался ей подчас
Муж, что умер от удара.
Жаль, никто не мог из нас
Знать беднягу Грегуара.
Все ж наследовать ему