Меня и в мир судьба пустила
Затем, чтоб умереть с тобой.
Стансы («Филлида, небеса опять взирают хмуро…»)
Филлида, небеса опять взирают хмуро,
Я ненавистен всем,
Не будь со мной отваги и Амура,
Остался б я ни с чем.
Мне поклялись вредить и добрые светила,
Нигде защиты нет,
И при дворе ничто уже не мило,
И обезлюдел свет.
И боги не добры, и люди злы со мною,
Но нрав судьбы крутой
Стерпел бы я, утешенный одною
Твоею красотой.
Я верю – победят красы всесильной стрелы
Несчастия мои,
Узрев тебя, пойду на гибель смело
В блаженном забытьи.
И все же, посреди несчетных злоключений,
Я часто лгу себе,
Что погибаю от людских гонений,
Не от любви к тебе.
Опасности презрев, я не бегу несчастий,
Что путь мой пресекли:
Одна беда страшнее всех напастей —
Быть от тебя вдали.
Укрыться от врагов не надобно науки,
Поскольку мир велик,
Но есть ли край, где не умру от муки,
Твой вспоминая лик?
Нет солнца надо мной, одна лишь ночь сурово
Покрыла мраком твердь;
Я слеп и нем, здесь не с кем молвить слова —
Уж это ли не смерть!
Ода («Измена мне всего гнусней…»)
Измена мне всего гнусней,
И я готов считать, что в ней
Заключено все зло земное;
Когда впервые гнев богов
Исторгнул гром из облаков,
Она была тому виною.
Во славе солнечных лучей
Ты вышла из морских зыбей,
Венера, нежная богиня;
Но ярче был бы пламень твой,
Когда б возник в среде иной,
А не в изменчивой пучине.
Все, что погублено зимой,
Вновь обретает жизнь весной;
Подвержен мир метаморфозам,
Одна душа моя верна:
В ней вашим лилиям и розам
Весна нетленная дана.
Сонет («Ты будешь гордою от силы два-три лета…»)
Ты будешь гордою от силы два-три лета,
А после – красоты поблекнет цвет живой;
Когда же наконец прорвется пламень твой,
Злословье не найдет желаннее предмета.
На страсть постыдную не жди тогда ответа —
Любовию твоей пренебрежет любой,
И разве что лакей польстится спать с тобой,
В надежде, что ему перепадет монета.
И будешь ты искать, кому бы навязать
Себя в любовницы: простись с былым успехом —
Ничтожество тебе отставку может дать.
Ты кинешься ко мне – но взор я отвращу,
Заплачешь от любви – но я отвечу смехом:
Так ты поплатишься; так я тебе отмщу.
Сонет («Своей жестокостью меня вы поразили…»)
Своей жестокостью меня вы поразили;
Когда бы ваш приход, что я так долго ждал,
Лишь на единый день иль на два запоздал,
Вы б осчастливили лишь мертвеца в могиле.
Нет, никогда души столь тяжко не казнили!
Я, унимая боль, ее лишь растравлял,
Я делал все, что мог, но тщетно применял
Те средства древние, что мудрецы открыли.
Но, ваш целуя дар, бесценный ваш привет,
И с ним – след ваших рук и ваших взоров след,
Я здравие свое уже вернул отчасти.
Клоринда, вы моей владеете судьбой:
И даровать мне жизнь всецело в вашей власти,
И даровать мне смерть небрежностью любой.
Стансы («Люблю – и в этом честь моя…»)
Люблю – и в этом честь моя;
Никто из смертных, знаю я,
Не испытал подобной страсти,
И чем бы ни грозил мне рок,
Смерть не страшна мне, видит Бог:
Ведь жизнь моя – лишь в вашей власти.
Смиреннейшие из людей,
Склонясь во прах у алтарей,
Ища богов благоволенье,
Сжигают только фимиам;
А я, верша служенье вам,
Решаюсь… на самосожженье!
Монархи – баловни судьбы:
Сеньоры наши – им рабы,
Стихии им подвластны тоже,
Весь мир – их замок родовой;
А я владею лишь тюрьмой,
И мне она всего дороже.
«Когда к рукам твоим прильну…»
Когда к рукам твоим прильну,
Затмившим ложа белизну,
И неотрывно их целую,
Когда пылающей рукой
Скольжу по груди молодой —
Ты знаешь, как тебя люблю я.
Как богомолец к небесам,
Взор возвожу к твоим глазам,
Колена преклонив у ложа,
Молчу, желаньями палим,
И дремлют, сон твой не тревожа,
Мои восторги вместе с ним.
Сон, твои чувства полоня,
С твоих очей прогнал меня;
Ревниво он тобой владеет
В своих таинственных краях,
Твоя душа в его сетях
Не ропщет и вздохнуть не смеет.
И роза, льющая нектар,
И солнце, источая жар,
И бледное луны сиянье,
И ход наяды в лоне вод,
И тканых Граций хоровод
Шумнее твоего дыханья.
Так, близ тебя простертый ниц,
На стрелы сомкнутых ресниц
Гляжу, смиряя вожделенье,
– О, небо! – восклицаю я, —
Скажи, зачем краса творенья —
Источник муки для меня?
Сонет («Я вас поцеловал в неверном сновиденье…»)
Я вас поцеловал в неверном сновиденье,
И, пусть Амур огня еще не угасил,
А все же поостыл мой неуёмный пыл
И распаленных чувств утихло возбужденье.
Теперь моей душе, похитив наслажденье,
Вольно его презреть – я от плода вкусил,
Полуутешенный, отказы вам простил
И вновь уверовал в свое выздоровленье,
И чувства наконец узнали мирный сон,
И после двух ночей утих мой жалкий стон,
Ваш призрак отлетел и дал очам свободу.
Что сон бесчувственен, я слыхивал не раз;
Но, сжалясь надо мной, он изменил природу —
Он сострадательней и человечней вас.
Венсан Вуатюр (1597–1648)
«В одежде из цветов тут в заревую пору…»
В одежде из цветов тут в заревую пору
Предстала Нимфа та, что вижу в нежных снах,
Окраскою ланит, сиянием в очах
Новорожденную являя в мир Аврору.
И зацвела земля ее навстречу взору,
И разлился восторг в певучих голосах,
Огни вечерние потускли в небесах,
Как будто день пришел на смену их убору.
И Феб, уже клонясь к Фетиде лечь на грудь,
Внезапно поспешил свой светоч вновь раздуть
И повернул коней вслед за зарею ясной,
В тот миг и власти волн его б не удержать;
Но видя и вблизи ее такой прекрасной,
Во влагу низойдя, вновь не посмел восстать.
Рондо
Три долгих дня, три ночи им вослед
Медлительно прошли с тех пор, как свет,
Сиявший мне, смог черной тьмой смениться,
Свет двух очей твоих, моя царица,
Глаза мои пленявший столько лет.
Лью слезы об утрате; силы нет
Изыскивать целенье мук и бед;
Мне каждый миг в терзаньях этих длится
Три долгих дня.
Меня стремит и мысль, и грустный бред
Искать тебя, забыв себя, свой вред;
А если рок сейчас же не смягчится
И не вернется злая чаровница, —
Не выживет в томленьях жизни цвет
Три долгих дня.
Сонет к Урании
В любви к Урании дни жизни завершу я;
Ни время чувств моих уже не охладит,
Ни одиночество; любовь меня пьянит.
Я волю променял на сладость поцелуя.
Пускай она строга! Печаль мою врачуя,
Сиянием красы мой взор она слепит,
И муки вольные душа благословит,
И на жестокости ее не возропщу я;
Но в излияниях подчас мой трезвый ум
Нашептывает мне рои мятежных дум.
Когда ж оковы рву с решимостью железной,
Вновь разум шевелит потухшую любовь,
Твердя: «Достойней нет Урании любезной!»,
И он сильней, чем страсть, любить заставит вновь.
Пьер Корнель (1606–1684)
Стансы к маркизе
Маркиза, я смешон пред Вами —
Старик в морщинах, в седине;
Но согласитесь, что с летами
Вы станете подобны мне.
Страшны времен метаморфозы,
Увянет все, что расцвело, —
Поблекнут так же Ваши розы,
Как сморщилось мое чело.