кл в белой одежде для игры в крикет, с битой в руке; Майкл с дробовиком и убитым им фазаном…
От потрясения Сантэн побледнела.
— Я подумал, что будет правильно, если Майкл поселится в комнате своего отца, — немножко виновато произнес Гарри. — Конечно, моя дорогая, если ты против, тут на этаже есть еще пятнадцать комнат…
Сантэн медленно окинула взглядом охотничьи ружья на стойке, удочки и биты в углу, книги на полках над письменным столом, штормовки и твидовые куртки на вешалках…
— Да, — кивнула она. — Это будет комната Шасы, и мы сохраним ее такой, какая она есть.
— О, хорошо! — кивнул Гарри со счастливым видом. — Я так рад, что ты согласилась!
И он умчался в коридор, отдавая приказы слугам-зулусам на их родном языке.
Сантэн медленно обошла комнату, коснувшись кровати, на которой спал Майкл, мимоходом прижав к щеке рукав твидовой куртки и представив себе особый чистый запах его тела, перешла к письменному столу, провела пальцем по инициалам «М. К.», вырезанным на дубовой столешнице, сняла с полки экземпляр «Джока из Бушвельда» и открыла на титульной странице. Там красовалась надпись: «Эта книга украдена у Майкла Кортни». Закрыв ее, Сантэн вернулась к двери.
В коридоре царила легкая суматоха — примчался Гарри, командуя двумя зулусами, сгибавшимися под весом детской кроватки. Ее высокие откидные бока и вся массивная конструкция из красного дерева могли бы послужить клеткой для взрослого льва.
— Это кроватка Майкла… я подумал, подойдет и его сыну. Как ты считаешь, дорогая?
Сантэн не успела ответить, потому что в холле внизу требовательно зазвонил телефон.
— Покажи им, где ее поставить, милая! — крикнул Гарри, убегая.
Он исчез почти на полчаса, и Сантэн то и дело слышала звонки телефона. Когда Гарри снова прибежал наверх, он просто кипел от негодования.
— Этот чертов телефон не умолкает! Всем хочется познакомиться с тобой, дорогая. Ты уже весьма известная леди. И очередной нахальный журналист очень хочет взять у тебя интервью…
— Надеюсь, ты им отказал, папа.
Казалось, в последние два месяца каждый репортер в Африканском Союзе жаждал получить такое интервью. История пропавшей девушки, спасшейся в самых диких местах Африки вместе с младенцем, приковала внимание всех владельцев газет от Йоханнесбурга и Сиднея до Лондона и Нью-Йорка.
— Я их отсылаю подальше прямо стаями, — заверил ее Гарри. — Но есть кое-кто другой, кому не терпится снова тебя увидеть.
— И кто же это?
— Мой брат, генерал Кортни; они с женой приехали из своего дома в Дурбане в свой другой дом, Лайон-Коп. И им хочется пообедать с нами завтра и провести вместе день. Я принял приглашение от твоего имени. Надеюсь, я не ошибся?
— О нет… конечно же нет!
Анна отказалась ехать с ними на обед в Лайон-Коп.
— Здесь слишком много дел! — заявила она.
Слуги в Теунис-краале уже успели прозвать ее «Чеча» — «Поскорее!», и это стало первым словом на языке зулусов, которое выучила Анна; все они относились к ней осторожно и с растущим уважением.
Гарри и Сантэн поехали вниз по склону, усадив между собой Шасу, и, когда машина остановилась перед большим домом поместья Лайон-Коп с чудесной тростниковой крышей, по парадному крыльцу быстро сбежала знакомая бородатая прихрамывающая фигура, чтобы крепко обнять Сантэн.
— Ты словно воскресла из мертвых! — мягко произнес Шон Кортни. — Словами не выразить того, что я чувствую! — Потом он повернулся и взял Шасу из рук Гарри. — Так это сын Майкла!
Шаса восторженно закричал, обеими ручонками схватился за генеральскую бороду и попытался выдрать ее.
Руфь Кортни, жена Шона, вступила в тот период жизни между сорока и пятьюдесятью годами, когда великолепные женщины достигают зенита красоты и элегантности; она расцеловала Сантэн и тихо сказала:
— Майкл был для нас особенным человеком, и ты займешь его место в наших сердцах.
За ее спиной стояла в ожидании молодая женщина, и Сантэн тут же узнала ее благодаря фотографии, которую генерал держал на своем столе во Франции. Сторма Кортни оказалась даже красивее, чем на снимке, ее кожа походила на лепестки роз, и у нее были материнские, сияющие еврейские глаза, однако чудесные губки дулись, и вместе с детским капризным выражением лица это придавало ей недовольный вид. Она заговорила с Сантэн на французском:
— Comment vas-tu, chérie?[35]
Акцент у нее был ужасающий.
Они посмотрели друг другу в глаза, и в них мгновенно вспыхнула сильная взаимная неприязнь, тут же осознанная обеими.
Рядом со Стормой стоял высокий и стройный молодой человек с серьезным лицом и мягким взглядом. Это был Марк Андерс, личный секретарь генерала, и он понравился Сантэн так же инстинктивно, как не понравилась девушка.
Генерал Шон Кортни подхватил под руки Сантэн и свою жену и повел всех в дом.
Хотя между этими двумя домами лежало всего несколько миль, они точно так же могли находиться в разных мирах. В усадьбе Лайон-Коп желтые деревянные полы сияли от воска, картины на стенах отличались яркими красками — в одной из них Сантэн узнала фантастическую сценку из жизни Таити кисти Поля Гогена, — и везде стояли огромные вазы со свежими цветами.
— Простите, дамы, но мы с Гарри уединимся на несколько минут, а вас пока будет развлекать молодой Марк.
Шон увел брата в свой кабинет, а секретарь налил всем дамам ликера.
— Я был во Франции вместе с генералом, — сообщил он Сантэн, протягивая ей стакан. — И я хорошо знаю вашу деревню, Морт-Ом. Мы там стояли, пока ждали отправки на линию фронта.
— О, как приятно вспомнить о доме! — воскликнула Сантэн и импульсивно коснулась его руки.
И тут же Сторма Кортни, с изысканно томным видом сидевшая на шелковой софе в другом конце гостиной, метнула в Сантэн взгляд, полный такой неприкрытой злобы, что Сантэн мысленно изумилась. «Alors, chérie! Вот оно как!»
Она снова повернулась к Марку Андерсу, посмотрела ему в глаза и заговорила, чуть подчеркнув свой гортанный французский акцент.
— Возможно, вы помните наш особняк, за церковью, к северу от деревни? — спросила она, заставляя вопрос прозвучать как некое приглашение к чему-то запретному.
Но Руфь Кортни уже ощутила близость опасности и поспешила мягко вмешаться.
— Сантэн, прошу, идите сюда, посидите со мной, — велела она. — Я хочу узнать все о ваших невероятных приключениях.
И Сантэн в пятнадцатый раз после своего спасения повторила свою тщательно отредактированную версию гибели корабля и своих блужданий по пустыне.
— Невероятно! — в один из моментов вмешался Марк Андерс. — Я часто восхищался рисунками бушменов в Драконовых горах, некоторые из них по-настоящему прекрасны, но я и не догадывался, что дикие бушмены до сих пор существуют. На них охотились в тех горах шестьдесят лет назад — они во всех отношениях опасные и вероломные мелкие негодники, — и я был уверен, что их всех истребили.
Сторма Кортни на шелковой кушетке театрально вздрогнула:
— Я просто представить не могу, как вы смогли такое выдержать, как вы могли позволить этим маленьким желтым уродцам прикасаться к вам, chérie. Я бы от такого просто умерла!
— Bien sûr, chérie[36], вам явно не приходилось радоваться тому, что вам удалось съесть живую ящерицу или саранчу? — нежным тоном поинтересовалась Сантэн.
Сторма побледнела.
Шон Кортни шумно ворвался в гостиную и прервал их:
— Ладно, приятно видеть, что мы теперь одна семья, Сантэн. Уверен, вы со Стормой станете подружками, да?
— Без сомнения, отец, — пробормотала Сторма.
Сантэн засмеялась:
— Она такая милая, ваша Сторма, что я уже ее полюбила.
Сантэн весьма точно выбрала прилагательное — «милая», и на безупречных щеках Стормы тут же вспыхнули яростные розы.
— Хорошо! Хорошо! Обед готов, любовь моя?
Руфь встала, взяла Шона под руку, и они повели всех в патио, где под ветвями джакаранды уже ждал накрытый стол. Сам воздух казался окрашенным в зелень и пурпур солнечными лучами, которые просачивались между цветами дерева, и люди словно очутились в подводном гроте.
Слуги-зулусы, стоявшие вокруг в ожидании, по кивку Шона унесли Шасу в кухню, торжественно, как принца. Ему явно нравились их улыбчивые черные лица, а мальчик просто восхищал их.
— Они избалуют его, если вы позволите, — предупредила Руфь Сантэн. — Зулусы лишь одно на свете любят больше, чем свой скот, — это маленьких мальчиков. Что ж, вы сядете рядом с генералом, дорогая?
Во время обеда Шон превратил Сантэн в центр внимания, а Сторма пыталась выглядеть равнодушной и скучающей на другом конце стола.
— А теперь, дорогая, я хочу услышать обо всем.
— О боже, отец, мы уже и так сыты этим по горло! — закатила глаза Сторма.
— Следи за языком, девочка, — предостерег ее Шон, а потом обратился к Сантэн: — Начни с того дня, когда мы в последний раз встретились, и ничего не пропускай, слышишь? Ничего!
Гарри в течение всего обеда сидел молча, с отстраненным видом, в противоположность кипящей радости последних недель, а после кофе быстро встал, когда Шон сказал:
— Надеюсь, вы извините нас, если мы покинем вас на несколько минут. Нам с Гарри нужно кое о чем переговорить с Сантэн.
Кабинет генерала был отделан панелями красного дерева, книги на стеллажах были переплетены в коричневую телячью кожу, стулья и кресла тоже обтянуты кожей.
На полу лежал восточный ковер, на углу письменного стола стояла небольшая бронзовая фигурка работы Антона ван Воува, по иронии судьбы изображавшая охотника-бушмена с луком в руке, который, прикрыв глаза ладонью другой руки, всматривался в пустынную равнину. Фигурка так живо напомнила Сантэн об О’ве, что она судорожно вздохнула.
Шон взмахом сигары предложил Сантэн сесть в огромное кресло с подлокотниками, стоявшее перед его столом, и девушка, очутившись в нем, ощутила себя миниатюрной. Гарри сел на стул сбоку от стола.