Сантэн снова опустила ожерелье в воду и достала. Ее рука задрожала. На камне, как на груди лебедя, не осталось ни единой капли воды, хотя он и сиял ярче, чем окружавшие его влажные камни.
Она виновато огляделась по сторонам, но Шаса мирно спал, засунув в рот большой палец, а лужайка в жаркий дневной час была пуста. Сантэн в третий раз опустила ожерелье в стакан; и когда прозрачный камень снова вынырнул сухим, Сантэн тихо прошептала:
— Ха’ани, милая моя старая бабушка, ты опять нас спасаешь? Возможно ли, что ты до сих пор присматриваешь за мной?
Сантэн не могла посоветоваться с семейным врачом Кортни в Ледибурге, так что они с Анной задумали поездку в столичный город провинции Наталь, портовый Дурбан. Поводом для путешествия стала извечная женская тема — покупки.
Они надеялись уехать из Теунис-крааля одни, но Гарри и слышать об этом не хотел.
— Предоставьте все это мне! Вы обе настаивали, что мне необходим новый костюм. Поедем вместе, и это отличный повод навестить моего портного, а пока он будет заниматься моими костюмами, я вполне смогу прикупить пару шляпок или еще каких-то мелочей для моих милых дам.
Таким образом, в итоге получалась семейная экспедиция, с Шасой и двумя его нянями-зулусками, на двух машинах — «форде» и «фиате», нагруженных всем необходимым для преодоления расстояния в полторы сотни миль по пыльной извилистой дороге вдоль побережья. Они явились в отель «Маджестик» на берегу Индийского океана, и Гарри снял два номера «люкс».
Понадобилась вся изобретательность Анны и Сантэн, чтобы ускользнуть от Гарри на несколько часов, но им это удалось. Анна осторожно навела справки и уже добыла имя одного доктора с частным кабинетом на Пойнт-роуд. Они пришли к нему под вымышленными именами, и он подтвердил то, в чем они и так уже были уверены.
— Моя племянница вдовеет уже два года, — осторожно пояснила Анна. — Мы не можем допустить скандала.
— Мне очень жаль, мадам, но я ничем не могу вам помочь, — чопорно произнес доктор, но, когда Сантэн вручила ему гинею, он пробормотал: — Я выпишу вам рецепт…
И на листке бумаги он нацарапал некое имя и адрес.
На улице Анна схватила Сантэн за руку:
— У нас остался всего час, потом минхеер уже будет ждать нас в отеле. Поспешим… договоримся.
— Нет, Анна, — остановила ее Сантэн. — Мне нужно сначала подумать. Я хочу немножко побыть наедине.
— Да нечего тут думать! — резко бросила Анна.
— Оставь меня, Анна, я вернусь до ужина. А пойдем туда завтра.
Анна знала этот тон и это выражение лица. Она развела руками и села в коляску ожидавшего ее рикши.
Когда зулус тронул с места высокий двухколесный экипаж, она крикнула:
— Думай что хочешь, дитя, но завтра мы туда пойдем!
Сантэн помахала ей рукой и улыбалась, пока рикша не повернул на Уэст-стрит, а потом пошла к заливу.
Она заметила один магазинчик, когда они проезжали здесь, под вывеской «М. Найду. Ювелир».
Помещение оказалось маленьким, но чистым и аккуратным, в стеклянных витринах лежали недорогие украшения. Как только Сантэн вошла, из-за ширмы в глубине помещения появился полный темнокожий индиец в белом тропическом костюме.
— Добрый день, уважаемая мадам, я мистер Мунсами Найду, к вашим услугам.
У него было мягкое лицо и густые волнистые волосы, смазанные кокосовым маслом так, что они почти прилипали к черепу.
— Мне хотелось бы взглянуть на ваши товары…
Сантэн наклонилась к стеклянной витрине, рассматривая россыпь филигранных серебряных браслетов.
— Подарок для любимого человека, конечно, добрая мадам, все это чистое серебро, ручная работа настоящих мастеров высшего класса.
Сантэн промолчала. Она понимала, что сильно рискует, и старалась оценить этого человека. Он занимался тем же. Он поглядывал на ее перчатки и туфли, безошибочно дававшие понять принадлежность леди к тому или иному классу.
— Конечно, все это просто безделушки. Уважаемая мадам желает увидеть что-то более благородное или даже княжеское?
— У вас есть что-то… с бриллиантами?
— Бриллианты, драгоценнейшая мадам? — Пухлое лицо ювелира расплылось в улыбке. — Я могу показать вам бриллиант, достойный короля… или королевы.
— И я могу сделать то же самое, — тихо произнесла Сантэн и положила на стеклянный прилавок между собой и ювелиром огромный прозрачный кристалл.
Индиец задохнулся от изумления и всплеснул руками, как пингвин.
— Милая мадам! — выдохнул он. — Спрячьте его, умоляю! Скройте от моих глаз!
Сантэн снова опустила камень в сумочку и повернулась к двери, но ювелир ее опередил:
— Уделите мне еще мгновение вашего времени, благородная леди!
Он опустил жалюзи на окнах и на стеклянной двери, потом повернул в замке ключ, и лишь после этого снова повернулся к Сантэн.
— За это грозит ужасное наказание, — дрожащим голосом произнес он. — Десять лет заключения в весьма неприятных условиях… Я не слишком здоровый человек. Тюремщики отвратительны и жестоки, добрая мадам, а риск огромен…
— Не стану больше вас беспокоить. Отоприте дверь.
— Прошу, дорогая мадам, если вы пройдете со мной…
Он попятился к стеклярусной ширме, на ходу кланяясь в пояс и делая широкие приглашающие жесты.
Его кабинет был крошечным, а стол со стеклянной столешницей занимал так много места, что люди едва помещались там. В комнате было только одно окно, высоко расположенное. От запаха карри воздух казался душным и благоухающим.
— Могу ли я еще раз взглянуть на этот предмет, мадам?
Сантэн положила камень в центр стола, и индиец, прежде чем взять его, вставил в глаз ювелирную лупу, а потом поднес камень к свету.
— Позволено ли будет спросить, как вы его приобрели, мадам?
— Нет.
Ювелир медленно поворачивал камень перед увеличительным стеклом, потом положил его на маленькую бронзовую чашку ювелирных весов, стоявших сбоку на его столе. Взвешивая его, он бормотал:
— Незаконное приобретение алмазов… Ох, полиция весьма сурова в таких вопросах…
Явно довольный весом камня, он открыл один из ящиков стола и достал дешевый стеклорез в форме карандаша, с очень острым концом, в который был вставлен черный промышленный алмаз.
— Что вы собираетесь сделать? — с подозрением спросила Сантэн.
— Просто это единственная настоящая проверка, мадам, — объяснил ювелир. — Алмаз поцарапает все что угодно, кроме другого алмаза.
Чтобы проиллюстрировать свои слова, он провел алмазным карандашом по стеклянной поверхности стола. Стекло взвизгнуло так, что у Сантэн по коже побежали мурашки и заломило зубы, но стеклорез оставил на стекле глубокую белую царапину. Ювелир взглядом попросил у Сантэн разрешения, и она кивнула; индиец крепко прижал большой камень к столу и провел по нему кончиком стеклореза.
Тот скользнул по одной из граней кристалла, словно та была смазана маслом, не оставив на поверхности ни малейшего следа.
Капля пота упала с подбородка индийца и шумно хлопнулась на стекло. Он не обратил на это внимания и еще раз провел алмазным карандашом по камню, на этот раз нажимая сильнее. И вновь не было ни звука, ни следа.
Руки ювелира задрожали, и он повторил попытку, налегая на стеклорез всей силой руки и плеча. Деревянная ручка инструмента сломалась пополам, но большой кристалл остался незапятнанным. Они оба смотрели на него, пока наконец Сантэн не спросила негромко:
— Сколько?
— Риск слишком велик, добрая мадам, а я честный человек…
— Сколько?
— Тысяча фунтов, — прошептал ювелир.
— Пять, — возразила Сантэн.
— Мадам, дорогая прекрасная мадам, я человек безупречной репутации… И если меня поймают на таком…
— Пять, — повторила Сантэн.
— Две, — прохрипел индиец.
Сантэн потянулась к камню.
— Три, — быстро произнес он.
Сантэн отодвинула руку.
— Четыре, — твердо заявила она.
— Три с половиной, дорогая мадам, это мое последнее и самое щедрое предложение. Три с половиной тысячи фунтов.
— Договорились, — кивнула Сантэн. — Где деньги?
— Я не держу такие огромные суммы при себе, добрая мадам.
— Завтра я вернусь в это же время, с алмазом. Приготовьте деньги.
— Не понимаю. — Гарри Кортни горестно заломил руки. — Разве нам всем не следует тебя сопровождать?
— Нет, папа. Это нечто такое, что я должна сделать одна.
— Значит, кто-то один из нас, Анна или я. Я просто не могу снова тебя отпустить.
— Анна должна остаться и присматривать за Шасой.
— Тогда я пойду с тобой. Тебе необходим сопровождающий…
— Нет, папа. Прошу, прояви снисходительность и понимание. Я должна это сделать сама. Одна.
— Сантэн, ты знаешь, как сильно я тебя полюбил. Конечно же, у меня есть кое-какие права… право знать, куда ты идешь, что собираешься сделать.
— Мне бесконечно жаль, потому что, как бы я ни любила тебя в ответ, я не могу тебе сказать. Если скажу, это погубит весь смысл… Думай об этом как о некоем паломничестве, которое я обязалась предпринять. Вот все, что я могу тебе сказать.
Гарри встал из-за письменного стола, подошел к высоким окнам библиотеки и остановился, сложив руки за спиной, глядя наружу.
— И надолго ты?..
— Я не знаю точно, — тихо ответила Сантэн. — Я не знаю, сколько времени это займет… не меньше нескольких месяцев, а может, и больше.
Гарри опустил голову и вздохнул.
Когда он вернулся к столу, он был грустен, но уже покорился.
— Что я могу для тебя сделать? — спросил он. — Чем помочь?
— Ничем, папа, только присматривай за Шасой, пока меня нет, и прости, что не могу довериться тебе.
— Деньги?
— Ты ведь знаешь, что деньги у меня есть, мое наследство.
— Какие-то рекомендательные письма? Хоть это ты позволишь мне сделать?
— В них не будет пользы, спасибо.
Договориться с Анной оказалось потруднее. Она отчасти подозревала, что именно задумала Сантэн, и сердито упорствовала.
— Я не могу тебя отпустить! Ты навлечешь несчастье и на себя, и на всех нас. Довольно этого безумия! Избавься от него, я же все уже устроила, все будет быстро и окончательно.