нял, что опоздает, опоздает на четыре или пять секунд, чтобы спасти Эндрю.
Эти четыре или пять секунд, которые Майкл потратил напрасно, наблюдая за атакой на германскую приманку, эти критические секунды, на протяжении которых он пренебрег своим долгом, упали на него, как свинцовая балка, когда он выжимал из своего SE5a все, что возможно. Мотор подвывал, это был специфический ноющий протест машины, работающей на пределе, и Майкл чувствовал, как крылья колеблются и сгибаются от скорости и напряжения в этом самоубийственном снижении.
— Эндрю! — закричал Майкл. — Оглянись же!
Но его голос затерялся в вое ветра и визге перенапряженного мотора.
А внимание Эндрю сосредоточилось на цели, потому что немецкий пилот заметил его и тоже уходил вниз, к земле, увлекая за собой SE5a и превращая охотника в невольную жертву.
Группа немецкой эскадрильи «Ягдстаффель» продолжала гнаться за ним, хотя они, конечно, должны были заметить отчаянную попытку Майкла обогнать их. Но они, как и Майкл, прекрасно видели, что его старания тщетны, что он уже опоздал. «Альбатросы» должны были внезапно атаковать Эндрю, а потом уничтожить большинство SE5a единым ударом, а затем уже развернуться навстречу Майклу.
Майкл чувствовал, как адреналин сжигает его кровь, подобно яркому чистому пламени спиртовки. Время словно замедлилось в этих бесконечных микросекундах схватки, он просто спокойно летел вниз, а орда вражеских самолетов как будто зависла на своих многоцветных крыльях, сиявших в небе, как драгоценности.
Краски и рисунки на «альбатросах» выглядели фантастическими, преобладали алые и черные цвета, но кое-где фюзеляжи были клетчатыми, как костюм Арлекина, а на других красовались летучие мыши или птицы.
Наконец Майкл уже мог рассмотреть лица немецких пилотов — они поворачивались к нему, а потом снова к их изначальной жертве.
— Эндрю! Эндрю! — в отчаянии выкрикивал Майкл, потому что с каждой секундой становилось яснее, насколько он опаздывает предотвратить трагедию.
Засада должна была стать удачной.
Пальцами, онемевшими от холода и ужаса, Майкл перезарядил сигнальный пистолет и пустил ракету через нос своего самолета, пытаясь привлечь внимание Эндрю. Но шарик красного огня полетел к земле, шипя и испуская жалкую струйку дыма. В это время в полумиле впереди Эндрю вышел на одну линию со злополучным корректировщиком, и Майкл услышал тарахтенье его «виккерса», когда Эндрю зашел к немцу с хвоста.
В то же самое мгновение волна «альбатросов» обрушилась на самолет Эндрю и его звено сверху.
Майкл видел, как в первые же секунды были смертельно поражены два SE5a и, кружась, ушли в сторону; от них поднимался дым, сыпались обломки фюзеляжа. Остальные рассыпались в разные стороны, и за каждым гнались два или три «альбатроса», едва не налетая друг на друга в азарте погони.
На месте остался только Эндрю. Его реакция на первые звуки очередей из пулеметов «шпандау» была молниеносной. Он бросил свою большую зеленую машину в разворот на плоскости, который они с Майклом так часто отрабатывали. И понесся прямо в центр своры, вынуждая «альбатросы» метнуться в стороны от его лобовой атаки; он бешено стрелял в них, сам явно не пострадав.
— Молодец! — вслух порадовался Майкл.
Потом он увидел, что и другая часть звена Эндрю падает с неба, горя и переворачиваясь, и чувство вины в нем сменилось яростью.
Германские машины, подвергшиеся стремительной атаке, теперь разворачивались навстречу Майклу и Хэнку. Они объединились, и вражеские самолеты разлетались перед ними в мельтешащее облако.
Майкл зашел сбоку к мощному черному «альбатросу» с алыми крыльями, на которых красовался, подобно надгробию, мальтийский крест. И, учтя взаимное направление и скорость, пустил очередь в радиатор, расположенный в соединении крыльев над головой немецкого пилота, желая сжечь его заживо кипящим охладителем.
Он видел, что его пули легли точно туда, куда он целил, и в то же время отметил небольшое изменение в конструкции крыльев «альбатроса». Немцы переделали машину. Они уже испытали на себе смертельную ошибку конструкции и переместили радиатор. Немец ушел вниз от огня Майкла, и Майкл повел самолет вверх.
Какой-то «альбатрос» заметил одного из новичков Майкла и тут же прицепился к его хвосту, как какой-нибудь вампир, выходя на линию огня. Майкл нырнул под его брюхо и развернул «льюис» на турели, метя вверх, и он шел так близко, что мушка «льюиса» чуть ли не касалась ярко-розового корпуса «альбатроса».
Он выпустил полную очередь в брюхо немца, слегка покачивая крыльями, чтобы пули расходились веером, и «альбатрос» поднялся на хвосте, как загарпуненная акула, а потом упал вперед и понесся прочь в смертельном снижении.
Новичок помахал Майклу, благодаря за спасение, — они почти задевали друг друга крыльями, и Майкл резко подал знак: «Возвращайся на базу!», — а потом показал новичку сжатый кулак: «Сейчас же!»
— Убирайся отсюда, чертов дурак! — закричал он безрезультатно.
Но его искаженное лицо подчеркнуло поданный рукой знак, и новичок развернулся и улетел.
На Майкла уже шел другой «альбатрос», и он снова резко развернулся, поднимаясь выше и мечась из стороны в сторону, стреляя в летящие вокруг мишени, снова разворачиваясь… спасая собственную жизнь. Враги превосходили англичан численностью, примерно шесть или семь к одному, и немецкие пилоты были ветеранами — это становилось ясно по тому, как они управляли крылатыми машинами: быстро, умно и бесстрашно. Оставаться здесь и продолжать сражение было просто глупо. Майкл сумел перезарядить ракетницу и пустил зеленую ракету — сигнал к возвращению на базу. В таких обстоятельствах это был приказ эскадрилье нестись домой со всей возможной скоростью.
Он опять резко развернулся, стреляя в розовый с синим «альбатрос», и увидел, как его пули пронзили капот мотора на несколько дюймов ниже топливного бака.
— Черт побери! Чтоб тебе в ад провалиться! — выругался он.
Они с «альбатросом» повернули в противоположные стороны, и Майклу ничто не мешало направиться к базе.
Он видел, что его оставшиеся в живых пилоты уже удаляются, и он опустил нос желтой машины, чтобы полететь за ними, к хребту и Морт-Ому.
Он еще раз оглянулся, чтобы убедиться, что на хвосте у него никого нет, и в это мгновение увидел Эндрю.
Эндрю находился примерно в тысяче метров справа от Майкла. От основной свалки его отрезали три «альбатроса», и он обстреливал их, действуя одной рукой, но они ускользнули, и он уже готов был лететь домой, как и оставшаяся часть британской эскадрильи.
А потом Майкл посмотрел вверх, в небо над Эндрю, и понял, что не все немецкие «альбатросы» участвовали в первой волне атаки. Еще шесть самолетов прятались за облаками, и вел их тот единственный самолет, что был целиком выкрашен в алый цвет, от носа до хвоста, от одного конца крыльев до другого. Эти самолеты выжидали, наблюдая за тем, куда повернет стычка, чтобы появиться в нужный момент. Они представляли собой вторые челюсти ловушки — и Майкл знал, кто именно ведет алый «альбатрос». Это была живая легенда обеих линий фронта, потому что он сбил уже больше тридцати самолетов союзников. Этого человека называли Красным Бароном Германии.
Союзники старались противостоять этой легенде, так и эдак пятная невидимый образ, созданный бароном Манфредом фон Рихтгофеном, называя его трусом и гиеной; дескать, тот умножал свои победы, избегая стычек на равных и выбирая для нападения новичков, отставшие или уже пострадавшие самолеты.
Возможно, в этом содержалась какая-то правда, потому что сейчас немец кружил над местом сражения, как алый стервятник, а против него, ниже, был только Эндрю, одинокий и уязвимый. Его ближайший товарищ, Майкл, оказался в тысяче метров в стороне, и к тому же Эндрю, похоже, еще не заметил новой угрозы. Алая машина ринулась на него сверху, ее акулий нос метил прямо в Эндрю. Пятеро ветеранов боевого немецкого подразделения следовали за ведущим.
Не думая ни мгновения, Майкл начал разворот, который должен был привести его на помощь Эндрю, а потом руки и ноги без участия сознания не допустили этого, и желтый SE5a продолжал с ревом лететь к укрытию британских линий.
Майкл оглянулся через плечо, и на фоне кружащих аэропланов возникло прекрасное лицо Сантэн, ее огромные глаза были полны слез, а ее шепот зазвучал в его голове громче орудий и грохота мотора: «Поклянись, что ты придешь, Майкл!»
Слова Сантэн продолжали звенеть в его ушах, пока Майкл наблюдал, как немцы пронеслись над одинокой машиной Эндрю, но тот снова чудесным образом уцелел в этой смертельной волне и развернулся навстречу атакующим.
Майкл пытался заставить себя повернуть желтый SE5a, но руки ему не повиновались, а ноги просто застыли на педалях управления рулями. Он видел, что немцы окружили одинокий зеленый самолет, как пастушьи овчарки окружают отбившуюся от стада овцу, загоняя Эндрю под перекрестный огонь.
Он видел, как Эндрю их обстреливает, демонстрируя потрясающую храбрость и летное искусство, отбивая каждую новую атаку, заставляя отступить то одного немца, то другого, но тут же по обе стороны от него появлялись другие, паля в него из своих «шпандау».
А потом Майкл увидел, что пулеметы Эндрю умолкли. В «льюисе» кончились патроны, и Майкл знал, что перезарядка требует много времени. А «виккерс» явно перегрелся, его заклинило. Эндрю стоял в кабине, колотя по казенной части пулемета в попытке привести его в чувство, а красный «альбатрос» фон Рихтгофена уже резко опускался на линию огня позади Эндрю.
— О боже, нет! — услышал Майкл собственное бормотание.
Но он все равно летел навстречу спасению, и собственная трусость потрясала его так же, как очевидная судьба Эндрю.
Потом случилось еще одно чудо: красный «альбатрос», не открывая огня, слегка повернул и мгновение-другое летел на одном уровне с зеленым SE5a.
Фон Рихтгофен, должно быть, увидел, что Эндрю безоружен, и не захотел убивать беспомощного человека. Когда он пролетал всего в нескольких футах от кабины, в которой Эндрю сражался с заглохшим «виккерсом», немец вскинул руку в коротком салюте — отдавая дань уважения храброму врагу, — а потом повернул и пустился в погоню за другими британскими SE5a.