Конечно, супа было мало, Сантэн могла накормить разве что одного из сотни. Те, кого она выбирала как самых измученных, залпом проглатывали и суп, и хлеб.
— Благослови вас Господь, мисс, — бормотали они и тащились дальше.
— Ты посмотри в их глаза, Анна, — прошептала Сантэн, подавая Анне кружку, чтобы та снова наполнила ее супом. — Они уже заглянули за край могилы…
— Хватит этих глупых фантазий, — выбранила ее Анна. — У тебя снова начнутся кошмары.
— Ни один кошмар не может быть хуже этого, — тихо ответила Сантэн. — Посмотри на вон того!
Глаза этого солдата были выбиты шрапнелью, пустые глазницы перевязаны окровавленными тряпками. Он шел за другим солдатом, у которого обе раненые руки были привязаны к груди. Слепой держался за его ремень и, спотыкаясь на неровной и скользкой дороге, почти валил поводыря с ног.
Сантэн вывела их из потока и поднесла кружку к губам безрукого солдата.
— Хорошая вы девушка, — прошептал он. — А сигаретка у вас найдется?
— Нет, к сожалению…
Она покачала головой и повернулась, чтобы поправить повязки на глазах второго солдата. Она мельком увидела то, что находилось под ними, и ее желудок судорожно сжался, а руки дрогнули.
— По голосу вы вроде как очень молоденькая и хорошенькая… — Слепой был примерно того же возраста, что и Майкл; и у него тоже были густые темные волосы, только слипшиеся от высохшей крови.
— Да, Фред, она очень хорошенькая! — Товарищ помог слепому снова встать на ноги. — Нам лучше идти дальше, мисс.
— Что там происходит? — спросила Сантэн.
— Чистый ад, вот что.
— А фронт удержат?
— Никто этого не знает, мисс.
Двоих несчастных снова унес медленный поток горестей.
Суп и хлеб вскоре закончились; Сантэн с Анной покатили тележку назад к особняку, чтобы приготовить еще. Помня просьбу раненого солдата, Сантэн совершила налет на буфет в оружейной комнате, где граф держал свои запасы табака; и когда они с Анной вернулись на свой пост в конце аллеи, она уже смогла дать нескольким солдатам небольшое дополнительное утешение.
— Как мало мы можем сделать! — жаловалась она.
— Мы делаем все, на что способны, — напомнила ей Анна. — Нет смысла горевать о невозможном.
Они трудились и после наступления темноты, при неярком желтом свете фонаря «молния», а поток страдающих все не уменьшался, скорее наоборот — он становился плотнее. Бледные опустошенные лица в луче фонаря уже сливались воедино перед уставшими глазами Сантэн, она не различала их, а жалкие слова ободрения, которые она повторяла и повторяла, уже звучали бессмысленно в ее собственных ушах.
Наконец, уже после полуночи, Анна увела ее назад в особняк. Они заснули, обнявшись, прямо в грязной, перепачканной кровью одежде и проснулись на рассвете, чтобы снова сварить суп и испечь еще хлеба.
Стоя у плиты, Сантэн вскинула голову, услышав далекий гул моторов.
— Самолеты! — воскликнула она. — Я и забыла о них! Они сегодня улетят без меня… это дурная примета!
— Сегодня им и без примет хватит страданий, — проворчала Анна, укутывая одеялом один из котлов с супом, чтобы он не остыл слишком быстро, и выставляя его к кухонной двери.
На полпути по аллее Сантэн выпрямилась над ручками тележки.
— Анна, смотри, вон там, на краю северного поля!
Поле было заполнено людьми. Они скинули тяжелые ранцы и шлемы, бросили оружие и что-то делали в первых лучах солнца, обнаженные до пояса или в грубых жилетах.
— Чем они занимаются, Анна?
Там находились тысячи человек, а их действиями руководили офицеры. Все были вооружены заостренными лопатами, врезавшимися в желтую землю, которую насыпали длинными холмиками, быстро погружаясь в ямы. Пока женщины смотрели, многие уже зарылись по колено, потом до пояса, а земляные брустверы росли рядом с ними.
— Окопы… — Сантэн сама нашла ответ на собственный вопрос. — Окопы, Анна, они готовят новые окопы.
— Зачем? Зачем они это делают?
— Затем… — Сантэн замялась. Ей не хотелось произносить это вслух. — Затем, что они не сумеют удержать холмы… — тихо закончила она.
Обе они посмотрели в сторону гряды, где артиллерийский огонь уже запятнал ясное утро вонючим желтым туманом.
Когда они достигли конца аллеи, то увидели, что движение по дороге остановилось, встречные потоки людей и машин безнадежно перепутались, и все усилия военной полиции не в силах были восстановить порядок. Одна из машин полевого госпиталя съехала в грязную канаву, добавив путаницы, и доктор с шофером пытались вытащить через заднюю дверь машины носилки.
— Анна, мы должны им помочь.
Анна была сильной, как мужчина, а Сантэн ощущала большую решимость. Они ухватились за длинные ручки носилок и вытащили их из канавы.
Доктор выбрался из ямы.
— Неплохо, — выдохнул он.
Он был без головного убора, но на воротнике его халата красовался знак медицинского корпуса — змея и посох, а на рукавах — повязки с алыми крестами.
— О, мадемуазель де Тири! — Он узнал Сантэн, всмотревшись в нее поверх лежавшего на носилках человека. — Мне следовало догадаться, что это вы.
— Доктор, ну конечно…
Это был тот самый молодой офицер, врач, который приезжал на мотоцикле вместе с лордом Эндрю и помог графу расправиться с коньяком «Наполеон» в тот день, когда Майкл упал на северное поле.
Они все вместе перетащили носилки под укрытие живой изгороди у дороги, и молодой доктор опустился на колени рядом с ними, что-то делая с неподвижной фигурой под серым одеялом.
— Он справится… если мы сумеем помочь ему достаточно быстро. — Доктор вскочил. — Но там еще и другие. Мы должны их достать из машины.
Общими усилиями они вытащили из грузовика остальные носилки и поставили их в ряд.
— С этим все кончено…
Двумя пальцами доктор закрыл неподвижные глаза, а потом накрыл лицо умершего краем одеяла.
— Дорога заблокирована… бесполезно и пытаться проехать дальше, так что мы и этих можем потерять. — Он показал на ряд носилок. — Если, конечно, не найдем какое-либо укрытие, где можно будет ими заняться.
Он в упор смотрел на Сантэн, но она не сразу поняла его вопросительный взгляд.
— Коттеджи в Морт-Оме переполнены, а дорога забита, — повторил он.
— Ну конечно! — воскликнула Сантэн. — Мы должны перенести их в особняк.
Граф встретил их у парадного входа в особняк и, когда Сантэн быстро объяснила ему, что именно нужно, тут же с энтузиазмом стал помогать преобразовывать большую гостиную в госпитальную палату.
Они отодвинули всю мебель к стенам, освобождая середину помещения, потом собрали матрасы из комнат слуг наверху и перетащили их вниз. С помощью шофера медицинского фургона и трех санитаров, призванных доктором, они уложили матрасы на дорогой шерстяной абиссинский ковер.
Тем временем военные полицейские под руководством доктора вызволяли из пробки на главной дороге машины полевого госпиталя и направляли их по аллее к особняку. Доктор ехал на подножке первой машины. Увидев Сантэн, он спрыгнул и нервно схватил девушку за руки:
— Мадемуазель, можно ли как-то иначе добраться до госпиталя в Морт-Оме? Мне нужны медикаменты, хлороформ, антисептики, перевязочные материалы… и второй врач в помощь.
Он говорил на вполне приемлемом французском, но Сантэн ответила ему по-английски:
— Я могу проехать через поле верхом.
— Вы просто героиня! Я напишу записку… — Из нагрудного кармана он достал блокнот и нацарапал в нем коротенький текст. — Спросите майора Синклера. — Он вырвал листок из блокнота и сложил его. — Госпиталь расположен в коттеджах.
— Да, я знаю. А вы кто? Что мне сказать, кто меня послал?
После недавней практики английские слова гораздо легче слетали с губ девушки.
— Простите, мадемуазель… у меня просто не было шанса представиться раньше. Я Кларк, капитан Роберт Кларк, но все зовут меня Бобби.
Нюаж как будто почуял важность миссии и полетел во весь опор, выбрасывая из-под копыт комья грязи; они промчались через поле и между виноградниками. Улицы деревни были заполнены людьми и машинами, в госпитале, устроенном в ряде коттеджей, царил хаос.
Офицер, на поиски которого отправилась Сантэн, оказался крупным мужчиной с медвежьими руками и густыми седыми волосами, упавшими ему на лоб, когда он наклонился над солдатом, которого оперировал.
— Черт побери, где Бобби? — резко спросил он, не оглядываясь на Сантэн.
Он полностью сосредоточился на аккуратных швах, которые накладывал на глубокую рану на спине солдата. Когда он натянул нить и завязал узел, красная плоть выпучилась холмиком, и Сантэн чуть не вырвало, но она поспешила объяснить, в чем дело.
— Ладно, — отозвался врач, — скажите Бобби: я отправлю что смогу, но нам и самим всего не хватает.
Санитары сняли пациента со стола, и на его место сразу положили юношу, чьи внутренности висели снаружи спутанным комом.
— Но я не могу дать ему людей. Идите и скажите ему.
Солдат дергался и извивался, когда хирург начал укладывать желудок обратно в его живот.
— Если вы дадите мне медикаменты, я могу сама их отвезти, — стояла на своем Сантэн.
Врач покосился на нее и вроде как улыбнулся.
— А вы не из тех, кто сразу сдается, — проворчал он. — Ладно, поговорите вон с ним.
Он скальпелем показал через комнату, полную людей, на нужного человека.
— Скажите, что это я вас к нему послал, и удачи вам, юная леди.
— И вам тоже, доктор.
— Видит Бог, мы все в ней очень нуждаемся, — согласился хирург и вернулся к работе.
На обратном пути Сантэн точно так же гнала коня, а затем просто бросила его в стойле. Войдя во двор, она увидела, что там стоят еще три санитарные машины; шоферы вытаскивали из них груз — раненых и умирающих солдат. Сантэн пробежала мимо них в дом, неся на плече тяжелый вещевой мешок, и в изумлении остановилась в дверях большой гостиной.
Все матрасы были заняты, часть раненых лежала прямо на полу или сидела у обшитых панелями стен. Бобби Кларк зажег все до единой свечи в серебряных канделябрах в центре большого позолоченного обеденного стола и оперировал при их свете.